Неукротимое сердце, стр. 11

Пораженная, Кэндис открыла глаза. Джек стоял, разрезая веревки на щиколотках. Не глядя на нее, он подошел к стойлу и вывел вороного. Кэндис села, вцепившись в полы халатика, все еще разгоряченная, тяжело дыша. Залившись краской, Кэндис прижала ладонь ко рту. О Боже! Как она могла… как они могли…

Джек между тем надел портупею, водрузил седло на спину вороного, подтянул подпругу и накинул уздечку. Пока Кэндис поднималась на нетвердые ноги, он ловко приторочил к седлу сумки.

– Тебе придется открыть мне ворота, – проронил он, не удостоив Кэндис взглядом.

Он поцеловал ее! И она позволила ему это.

– Я жду, – бросил Джек, повернувшись к ней. Кэндис не шелохнулась, уставившись на него расширившимися глазами. Джек невесело усмехнулся:

– У меня нет желания быть повешенным.

Это отрезвило ее. Сдерживая слезы, Кэндис вышла в темный двор и торопливо направилась к воротам, слыша за спиной тихое постукивание копыт вороного.

Часового не было, поскольку апачи редко нападали ночью, а на их защищенное ранчо – никогда. Джек склонился над Кэндис, отодвигая тяжелый засов, и ее сердце гулко отозвалось на прикосновение его теплой груди. Общими усилиями они отворили тяжелые деревянные ворота.

Повернувшись, Кэндис увидела, что Джек уже вскочил в седло. Он смотрел на нее. Она обхватила себя руками, сожалея, что не может разглядеть в темноте его лицо. Джек помедлил еще секунду, не сводя с Кэндис сверкающего взгляда, затем пришпорил коня и скрылся во тьме.

Глава 16

Джек ехал без остановки всю ночь и следующий день.

Он хотел оказаться как можно дальше от Кэндис – и как можно скорее, надеясь тем самым вытравить ее образ из своей памяти. Джек больше не испытывал ожесточения. Гнев его утих, когда, мягкая и податливая, она лежала под ним, прижимаясь к нему разгоряченным телом. Кэндис хотела его.

Если бы он мог забыть о ней!

Прежде чем появиться в лагере, Джек просигналил факелом. Сообщение было простым: приближается друг с дурной вестью.

Племя Шоцки насчитывало более двух дюжин вигвамов, рассеянных по каньону, расцвеченному яркими красками осени. Быстрый ручей, стекавший с гор, питал небольшой водоем. За лагерем тянулся возделанный участок земли, изрезанный ирригационными канавами. На ухоженных полях зрел урожай тыквы и маиса. В воздухе висел густой запах коптившегося мяса и свежевыделанных шкур, сушившихся на солнце. От врытых в землю глиняных печей тянуло пряным ароматом лепешек. Джек с наслаждением вдохнул знакомые запахи.

Его узнали, едва он въехал в лагерь. Воины и их жены приветливо улыбались, какая-то женщина помчалась вперед, оповещая всех, что второй сын Мучи вернулся и выглядит как белый. Джек усмехнулся. С точки зрения белых, он выглядел как апачи.

Соскочив с коня, Джек увидел спешившего к нему брата.

Высокий статус вождя не позволял Шоцки бежать. Он размашисто шагал в мокасинах и набедренной повязке. Его имя означало «белый медведь». Он не уступал Джеку в росте и ширине плеч. Кожаный ремешок перехватывал его длинные черные волосы, на шее красовалось такое же, как у Джека, ожерелье, с той лишь разницей, что, помимо бирюзы, в него была вплетена вторая нить, с нанизанными на нее волчьими зубами. Широко улыбнувшись, он обнял Джека.

– Здравствуй, брат. Вижу, боги позаботились о тебе.

– Многих тебе зим, брат, – отозвался Джек, хлопая Шоцки по спине.

– Что это такое? – поинтересовался тот с деланным простодушием, указывая на потрепанный стетсон Джека, свисавший с луки седла.

Джек подавил улыбку.

– Шляпа.

– Шляпа белого человека?

Шоцки с важным видом напялил стетсон себе на голову и расхохотался. Он перестал дурачиться и ткнул пальцем в грудь Джека:

– А это что? Смех затих.

– Ты прекрасно знаешь, что это. У тебя такое же.

– Ожерелье воина, – сказал Шоцки. Джек промолчал.

– Воина-апачи, – веско добавил Шоцки и, выдержав многозначительную паузу, нахлобучил стетсон на голову Джека. – Разве шляпа сделает тебя белым?

– Я и так белый, – тихо отозвался Джек.

– Тогда зачем носишь ожерелье?

– Потому что я также апачи.

– Шляпа не идет к ожерелью, – заявил Шоцки.

– Идет, если я так решил, – мрачно возразил Джек.

С минуту они молча смотрели друг на друга, затем Шоцки сдернул шляпу с головы названого брата.

– Ладно, только не надевай ее, пока ты здесь. – Он повесил шляпу на луку седла. – Я уж думал, что ты никогда не вернешься. – Шоцки стиснул Джека в коротком, но крепком объятии.

Джек вздохнул:

– Долго же меня не было.

– Слишком долго. Три зимы, – уточнил Шоцки.

– Если ты полагаешь, что я испытываю чувство вины…

– Ты нашел то, что искал?

– Нет, – коротко ответил Джек, закрывая тему. Лицо его приняло суровое выражение. – Я похоронил Сына Воды.

– Рассказывай, – потребовал Шоцки. Когда Джек закончил, в полуночно-темных глазах брата вспыхнул гнев. – Эти люди должны заплатить, – сказал он.

– Трое уже заплатили, а четвертому я прострелил плечо. С такой приметой его нетрудно найти.

Шоцки кивнул.

– Как мама?

Шоцки положил руку ему на плечо.

– Она неважно себя чувствует. – В ответ на обеспокоенный взгляд Джека он добавил: – Отец зовет ее к себе.

Нали лежала в вигваме на постели из шкур. Джек опустился на колени рядом с ее ложем. Старая женщина спала. Джек слышал, что в юности она была быстроногой, как мальчишка, и славилась красотой. Ее лицо с высокими скулами и гордыми чертами и сейчас оставалось красивым. Во сне морщины разгладились, и Джек представил себе, какой она была в юности. Сердце его нестерпимо ныло. Он любил Нали.

Когда их свела судьба, Джек был испуганным недоверчивым ребенком. Он не знал испанского – а тем более языка апачей – и не понимал, что вождь преподнес его этой женщине в дар.

Склонившись над вырастившей его женщиной, Джек взял ее за руку. Ресницы Нали затрепетали и приоткрылись. Он нежно улыбнулся ей и был вознагражден ответной улыбкой.

– Я знала, что ты придешь.

– Да, мама, – взволнованно отозвался Джек. Она была ему как родная мать и никогда не отдавала Шоцки предпочтения перед ним. – Я могу что-нибудь сделать для тебя?

– Нет, дорогой. Теперь у меня есть все. – Протянув руку, Нали погладила его по щеке. – Как долго тебя не было.

– Мне очень жаль, – искренне отозвался он.

Нали похудела, хотя по-прежнему была крупной женщиной. Джек крепче сжал ее руку.

– Теперь я могу уйти с миром, – тихо вымолвила она. – Мучи ждет. – Нали слабо улыбнулась: – Я так устала.

– Нет, мама. – Голос Джека дрогнул. – Не уходи. Отец ждал до сих пор. Подождет еще немного. – Слезы навернулись ему на глаза.

– Я задержалась только для того, чтобы попрощаться с тобой. – Ее взгляд вдруг стал необыкновенно ясным. – Как ты жил с белыми людьми, сынок?

– Хорошо, – напряженно ответил Джек.

Он не мог сказать ей правду. Не мог признаться в том, как тяжело жить в двух мирах – белых и апачей – и не принадлежать ни к одному из них.

– Ты выбрал себе имя воина, сын? Пора тебе носить гордое славное имя.

– Да, – неохотно признался он.

– Назови мне его, – улыбнулась Нали.

– Джек Сэвидж.

В ее глазах отразилось разочарование.

– Это имя белых.

– Да.

– Вначале ты покинул свое племя, чтобы жить в мире белых, а теперь взял их имя. Неужели ты готов повернуться спиной к своему народу, ко всему, чему учили тебя родители?

– Нет, мама, нет.

Нали устало вздохнула, пытаясь приподняться на постели. Джек поддержал ее, и по его щеке скатилась слеза.

– Не расстраивайся, мама. Это не так уж важно, – сказал он, сознавая, что лукавит.

– Как может быть не важно, что мой сын вернулся домой с именем белого человека? Не забывай, ты в такой же степени апачи, как и белый.

– Поверь, я никогда этого не забуду, – отозвался он.

– Джек – это имя, которое дал тебе твой настоящий отец, – задумчиво промолвила Нали, поглаживая его руку. – Великий воин Кочис назвал тебя Ниньо Сальваж. Отныне я буду звать тебя Сальваж.