Игра, стр. 101

— Когда Катарина станет моей женой, вам больше нечего будет ее опасаться, Бет. Я вам это обещаю.

Елизавета отшатнулась.

— Я не имею в виду ее способность владеть кинжалом, — вполголоса добавил он.

Елизавета молчала. Ее грудь тяжело вздымалась.

— Я никому не отдам то, что принадлежит мне, — негромко продолжал Лэм. — И никто не решится проникнуть на территорию, занятую ОНилом. Даже граф Лечесгер.

Елизавета побледнела.

— Он все еще хочет ее, — выкрикнула она. — Он совершенно взбесился, когда она исчезла, мои шпионы доложили мне об этом!

Лэму стало необъяснимо жаль Елизавету, которая вынуждена была шпионить за своим любовником. Но он отбросил свою сентиментальность в сторону.

— Я убью Лечестера, если он только попробует приблизиться к ней.

Лицо Елизаветы покрылось пятнами.

— Так берите ее, женитесь на ней! А я, видит Бог, стану молиться, чтобы она всегда была беременна!

— Помилование, Бет. Вы ее помилуете?

На сердитом лице Елизаветы появилось выражение откровенного упрямства.

— Разве недостаточно того, что я уже сделала? Я возвращаю вам вашего сына и даю согласие на ваш брак.

— Когда-то давно вы сказали, чтобы я обращался к вам с любой просьбой, обещая вознаградить меня за мою службу. Я хорошо послужил вам и теперь обращаюсь с просьбой, Бет. Мне надо, чтобы вы помиловали Катарину.

— Ладно! Я ее помилую! Но знайте, если она только покажется мне на глаза, я прикажу ее немедленно схватить! Вы меня понимаете, Лэм? Держите ее подальше от меня и от моего двора! — Елизавета побагровела.

— Хорошо, — улыбнулся Лэм.

Он выиграл свой приз. Катарина принадлежит ему.

Глава тридцать седьмая

Лэм запасся официальным помилованием королевы за свои собственные преступления, так же как и признанием своих заслуг в поддержке королевы против Фитцмориса. Она также намекнула на возможное вознаграждение, если ему удастся сохранить статус-кво в Южной Ирландии. Лэм был просто ошарашен.

Елизавета практически пообещала ему, что в один прекрасный день она наделит его собственными землями и титулом, чтобы ему было что передать своему сыну.

Теперь он быстро шел к «Клинку морей», стоявшему на якоре неподалеку от Ричмондской лестницы. Рядом, стараясь не отставать от него, шла молодая пышногрудая женщина. На руках она держала ребенка.

Лэм не мог оторвать глаз от светловолосого младенца. Какие у него синие глаза. Какие синие, какие внимательные и до чего умные. Какого отличного сына Катарина подарила ему. Теперь Лэм должен привезти ей их сына, как и обещал.

Когда он видел ее в последний раз, она скорее спала, чем бодрствовала. И все же она сказала, что любит его, что доверяет ему. Значит, это говорило ее сердце.

Лэм надеялся, что так оно и было. Ему ужасно не хватало ее, и он так любил ее, что не представлял, как сумеет пережить, если она не чувствует того же самого по отношению к нему. Но если нет, то он будет ухаживать за ней, пока не завоюет ее сердце точно так же, как давным-давно завоевал ее тело. Он не найдет покоя до тех пор, пока они не соединятся снова, пока они не станут жить вместе как муж и жена.

— О'Нил!

Лэм остановился, узнав голос человека, который его окликнул. Он повернулся, поджидая торопливо подходившего Ормонда. Лэм насторожено напрягся. Этот человек был теперь его врагом.

Ормонд остановился перед ним.

— Вы возвращаетесь к Катарине?

— Верно.

— Вы знаете, что она встретилась со своим отцом в Бристоле? На той неделе они отплыли в Ирландию.

Лэму это было уже известно. Мэри Стенли написала ему длинное подробное письмо.

Ормонд немного помялся, потом сунул ему небольшой сверток.

— Отдайте это ей. Думаю, она захочет это иметь.

Лэм уставился на графа Ормонда, но не сумел разобрать, что он чувствует. Его темные глаза были наполовину прикрыты, а по лицу ничего нельзя было прочесть.

— Что это? — просил Лэм.

— Моя мать в спокойные периоды своей жизни вела дневник. Его вернули мне после ее смерти. Я думаю, что Катарине захочется его иметь.

Лэм был ошарашен. Ормонд отвернулся.

— Поймите меня правильно, — проворчал он. — Я навсегда останусь врагом Фитцджеральда, и сейчас я так же готов переломить ему хребет, если он попытается оскорбить меня или мою королеву, как сделал это много лет назад при Эффейне! Для меня не имеет значения, что Катарина моя сводная сестра!

Лэм поверил ему, но не мог сдержать улыбку.

— Мои слова кажутся вам забавными? — рявкнул Ормонд.

— Бросьте, Том, — поддразнил его Лэм. — Сознайтесь, что вы чувствуете симпатию к моей Катарине.

— Совсем небольшую. И выслушайте еще вот что. Если вы не женитесь на ней и не сделаете из нее честную женщину, я и до вас доберусь. И притащу вас к алтарю.

— Мы уже женаты, — спокойно сказал Лэм.

— Вы уже обвенчались с моей сестрой? — Глаза Ормонда широко раскрылись.

— Верно. Но по политическим соображениям мы держали это в тайне.

— Я сохраню вашу тайну, О'Нил. — Ормонд улыбнулся. — Но не думайте, что теперь что-то изменилось, потому что вы мой родственник. Ни вы, ни кто другой не помешает моей решимости защитить королеву.

Лэм наклонил голову.

— В благородстве вам не откажешь.

— Вы решили мне польстить?

Прежде чем Лэм успел ответить, ребенок разразился отчаянным плачем.

Оба повернулись, глядя на плачущего младенца. Кормилица отвернулась и стала кормить ребенка грудью. Лэм и Ормонд переглянулись.

— Ваш сын, — сказал Ормонд с легкой дрожью в голосе. — Внук моей матери.

— Ваш племянник, Ормонд, — спокойно сказал Лэм.

— Не рассчитывайте связать меня этими семейными узами.

Лэм рассмеялся.

— У меня и в мыслях этого не было, — сказал он. — Милорд, я уверен, что Катарина будет очень рада получить от вас этот подарок. Я благодарю вас от ее имени.

Ормонд, казалось, его не слышал. Он не спускал глаз с младенца.

Килморский лес

После Дублинского замка поездка Джеральда Фитцджеральда превратилась в триумф. Всюду к нему присоединялись группы ирландцев, которые приветствовали его, и к тому времени, как Джеральд добрался до огромного леса, простиравшегося на многие мили в горах Гелти и Баллихор, его окружали сотни восторженных сторонников — как простолюдинов, так и лордов. Облаченный в одежды гэльского вождя, он привстал в стременах, готовясь произнести речь. Толпа в ожидании притихла.

Катарина остановила лошадь рядом с лошадью Элинор. Ее сердце громко колотилось от радости, на глазах выступили слезы. Они с Элинор обменялись взглядами и взялись за руки. Джеральд высоко поднял руки. Он был бледен и походил на привидение.

— Народ мой! — воскликнул он. — Я вернулся. Граф Десмонд вернулся!

По ущелью разнеслись приветственные крики.

— Никогда больше у вас не отберут Десмонд, обещаю вам! — Его голос потонул в реве одобрения. Когда все утихло, он воскликнул: — Никогда больше не осмелятся англичане загнать вас в леса и болота, преследовать по горам и ущельям. Граф Десмонд послужит вам защитой! Ура Десмонду!

Катарина отпустила руку Элинор. Она не могла поверить тому, что ее отец мог с таким вызовом говорить о короне. Неужели он осмелится снова начать оттуда, где остановился восемь лет назад? Элинор побледнела, тоже не веря своим ушам.

Толпа разразилась дикими криками восторга, размахивая флагами и вымпелами, копьями и кинжалами.

— Никогда больше, — взревел Джеральд, — для вас не будет ни принца, ни королевы, ни Бога, ни дьявола — никакого другого повелителя, кроме графа Десмонда!

В ущелье разразилось нечто невообразимое. Джеральд сиял, стоя в стременах, и его глаза лихорадочно блестели.

Катарина глядела из окна своей прежней спальни на бурлящие воды реки ниже острова, на котором стоял замок Эскетон. На другом берегу еле виднелась колокольня аббатства, где была похоронена ее мать.

Его окружали луга с пышной зеленой травой, а дальше простирался лес, в котором росли дубы, сосны и вязы. Этот вид Катарина знала не хуже, чем свое отражение в зеркале. Как хорошо наконец-то оказаться дома.