Приручить единорога (Странное предложение), стр. 41
Не отрывая взгляда от ее лица, он наклонил голову и, положив ее на живот Жанны, слегка потерся щекой о ее шелковистую кожу, словно то самое легендарное животное, о котором он только что рассказывал.
— Что ты сделаешь со своим единорогом, Жанна? Отведешь домой или накинешь уздечку и кликнешь охотников?
В первое мгновение Жанна не могла ничего ответить. Ее большие темно-карие, как у лани, глаза наполнились слезами, и Жанне захотелось прижать его к себе, чтобы никогда больше не отпускать. Эмоции захлестнули ее с головой, и Жанна мимолетно подумала, что ничего подобного с ней еще не происходило. Тем временем напряжение и желание стали почти невыносимыми, и ей стало ясно — нужно срочно что-то сделать, иначе она разлетится на тысячу осколков, словно бокал из драгоценного венецианского хрусталя.
Протянув руку, она осторожно погладила Сэнтина по щеке.
— Твои параллели не совсем точны, — сказала она, с трудом преодолевая болезненный спазм в горле. — Это ты связал меня по рукам и ногам золотыми веревками. Я уже не девственница, и у меня нет никакого желания делиться с охотниками твоим золотым рогом. Он пригодится мне самой.
На мгновение в глазах Сэнтина промелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Мне тоже, сердечко, — сказал Сэнтин с какой-то отчаянной решимостью и, приподнявшись на руках, осторожно опустил на нее свое массивное тело, но, как ни удивительно, Жанна почти не почувствовала его веса. — Как глупо с моей стороны забывать о приоритетах. Впредь я постараюсь не быть таким слезливо-сентиментальным.
— Раф! — воскликнула Жанна, прикусив губу. — Ты не понимаешь! Я не хотела…
— Я все отлично понял. — Сэнтин улыбнулся с горькой иронией и, устроившись между ее разведенных в стороны бедер, атаковал ее с такой силой и быстротой, что Жанна только ахнула. Казалось, вся вселенная взорвалась тысячью сверкающих солнц, и за шумом крови в ушах Жанна едва расслышала голос Сэнтина.
— Я не разочарую тебя, Жанна, — говорил он. — Я дам тебе то, что ты от меня хочешь.
И он остался верен своему слову. Когда оба достигли сияющего пика и лежали в горячем, сладком поту, крепко, до отчаяния, сжимая друг друга в объятиях и прислушиваясь к бешеному ритму двух стучащих в унисон сердец, Жанна услышала его глубокий вздох: — Бедный единорог…
8
Кто, черт возьми, такой этот Джоди? — злобно спросил Сэнтин, сверкая глазами. Он только что вошел, вернее — ворвался в библиотеку, и под высоким потолком еще металось эхо с грохотом захлопнутой двери.
Вздрогнув, Жанна подняла голову. Она сидела за рабочим столом Сэнтина, в его большом и удобном кресле и все еще держала в руках изящную телефонную трубку, хотя разговор она закончила.
— Я не знала, что ты здесь, Раф… — негромко сказала она.
— Естественно! — едко парировал Сэнтин. — В противном случае я вряд ли бы услышал, как ты мило воркуешь на интимные темы с другим мужчиной.
Жанна откинулась на спинку кресла и устало поглядела на него. Она не была готова спорить и оправдываться. После разговора с Джоди Жанна всегда чувствовала себя опустошенной и разбитой, а сегодня ей к тому же довелось услышать не слишком приятные новости.
— Джоди Форрестер, — сказала она, пристально глядя на стоящее на столе пресс-папье из зеленоватого мрамора, — это управляющий. Я тебе уже как-то говорила. Он ведет все дела на ферме, которая принадлежит моей бабушке.
— Та часть вашей милой беседы, которую мне довелось услышать, вовсе не напоминала деловой разговор, — отрезал Сэнтин. — Я бы сказал, что вы довольно близко знаете друг друга.
Жанна совершенно не помнила, что такого особенного она могла сказать Джоди, что разбудило в Сэнтине ревность и подозрения. Вряд ли их разговор был таким уж личным. Она, во всяком случае, была просто сильно расстроена, вот и все. Но Рафу, как видно, достаточно было самой малости. На протяжении всех двух с половиной недель, прошедших после ночи примирения, проведенной на диване в библиотеке, он вообще вел себя непредсказуемо и частенько взрывался по пустякам.
— Мы с Джоди очень хорошие друзья, — осторожно согласилась она, не желая навлечь на себя его гнев. — Мы вместе росли, а потом вместе учились в одном университете.
— Очень хорошие друзья, значит… — прошипел Сэнтин. — Первая любовь, первый поцелуй под звездным небом, первые объятия в сарае со старыми метлами и все такое… — Он шагнул к ней с грацией готовящейся к прыжку пантеры. — Я слышал, как ты обещала снова позвонить ему завтра! А я очень сомневаюсь, что даже самая любящая и почтительная внучка стала бы звонить своей бабке по междугороднему телефону каждые три дня, если бы у нее не было своего интереса. И я, кажется, знаю, в чем тут дело!
Подскочив к креслу, он схватил Жанну за обе руки и заставил подняться грубым рывком.
— Вы, похоже, решили болтать каждый вечер, да?
— Ты ничего не понимаешь! — дрожащим голосом выкрикнула Жанна, и ее глаза наполнились слезами. — Ничего такого между нами нет… Ничего, что ты себе вообразил, клянусь! Просто Джоди…
— Я не желаю ничего слышать о твоем Джоди, — перебил Сэнтин. — И не хочу, чтобы ты с ним разговаривала. Эти твои звонки в Оклахому должны прекратиться раз и навсегда.
— Нет! — Голос Жанны прозвучал так громко и резко, что брови Сэнтина удивленно поползли вверх. Одновременно она рванулась, пытаясь высвободить руки, но он держал ее крепко. — Эти звонки… являются частью нашего соглашения.
— Я разрешил тебе звонить только твоей бабушке, а не бывшим обожателям и поклонникам, — прорычал Сэнтин, с силой сжимая ее запястья. — Так что это ты нарушаешь наше соглашение. Тебе что, мало Доусона?
— При чем тут Пэт? Я с ним почти не разговариваю! — закричала Жанна, выходя из своей апатии. — Каждый раз, когда за столом я прошу его передать соль, я боюсь, что из-за меня он может потерять работу. В последнее время ты стал совершенно невыносим, Раф!
— В дневное время — возможно, но только не ночью, — с издевкой отпарировал он, кривя губы. — И покуда в постели я способен дать тебе все, чего ты ни захочешь, ты каждый раз прощаешь мне мое плохое поведение на людях. Что, разве не так?
— Не так! — От досады Жанна даже топнула ногой, и глаза ее яростно сверкнули. — Я не прощаю тебя. Ты превратил в ад и мою, и свою собственную жизнь, но я не понимаю — зачем? Это же бессмысленно, Раф! Прошедшие две недели должны были окончательно убедить тебя в том, что если я решу остаться, то вместе мы будем очень несчастны.
— Наша совместная жизнь будет совсем другой, — настаивал Сэнтин, мрачно глядя на нее сверху вниз. — Я знаю, что в последние дни меня было трудно выносить, но это только потому, что я не уверен… Если бы я твердо знал, что ты принадлежишь мне, я бы не ревновал тебя каждый час и каждую минуту. Тебе будет хорошо со мной, Жанна, — закончил он, запинаясь.
— А для начала ты запретил мне звонить бабушке? — язвительно осведомилась Жанна и, вырвавшись от него, сделала несколько шагов назад. — В последнее время мы даже не разговариваем друг с другом, Раф. Если бы я знала, что могу довериться тебе, я бы уже давно рассказала тебе о Джоди. Я рассказала бы тебе все, но я не в силах преодолеть железную стену подозрительности, которой ты от меня отгородился. С этим нужно что-то делать!
В глазах Сэнтина промелькнуло какое-то странное выражение. Будь Жанна поспокойнее, она без труда распознала бы боль и муку, но она была слишком расстроена, чтобы замечать чью-либо боль, кроме своей собственной.
— Иначе ничего не выйдет, — закончила она и, беспомощно пожав плечами, выбежала из библиотеки, не обращая внимания на властные окрики Рафа, звавшего ее по имени. Какое-то внутреннее чувство направило ее к входной двери, и опомнилась она только тогда, когда вымощенный мраморными плитами внутренний двор остался далеко позади.
Здесь, в самой гуще сада, она позволила себе замедлить шаг и слегка отдышаться. Деревья и кустарники обступали ее плотной стеной, и Жанна почти не думала о том, что за ней, возможно, наблюдают. Впрочем, ощущение одиночества было скорее всего обманчивым. Видеокамеры были расставлены по всей территории поместья, и бдительный взгляд охранников проникал в самые отдаленные его уголки. К счастью, этот вид наблюдения был профессионально-безличным, и Жанна уже научилась пренебрегать им. Другое дело — Сэнтин, который следил за каждым ее шагом и ревновал буквально ко всему…