Золотые колдуны, стр. 32

— Не знаю, что вы делаете, — сказала я, — но вы уверены, что это получится и при обитательнице другого мира?

— Если это получается при тех, кто приходит из-за пределов Южной земли, то получится и при вас. И, возможно, придет время, когда вы ответите «да», если вас спросят, признала ли вас Богиня.

Я не могла этого избежать. Во взгляде Рурик была та безусловная решимость, которая означала, что она была готова к любым случайностям.

— Пора, — сказала Телук, подходя к колодцу. Черная поверхность воды была неподвижной.

— Тут последовала беззвучная вспышка света. Я подняла руку, чтобы прикрыть глаза от слепящего света, а когда снова опустила ее, помещение было наполнено искрами всех цветов радуги. Из города донесся колокольный звон. Полуденное солнце светило через отверстие в куполе, падало на воду колодца и слепило нас своим сиянием.

— Здесь Твоя дочь из далекого… — Телук помедлила, — …далекого мира. Услышь ее имя.

Рурик положила мне руку на спину и слегка подтолкнула меня вперед. Телук наклонилась, окунула в колодец руку и снова вынула ее. С нее капал светлый огонь. Мокрыми пальцами она прикоснулась к моему лбу и обоим глазам. И я тут же почувствовала через кончики пальцев ее сердцебиение и непохожесть ее рук на наши.

— Теперь Богиня знает тебя, — сказала она. — Линн де Лайл Кристи.

— Я подтверждаю это, — сказала Рурик.

— Я также, — неохотно сказал Фалкир.

Снаружи, во дворе, я все еще стояла, затаив дыхание и в полном смущении.

— Если я вам понадоблюсь, т'ан, хранитель колодца будет знать, где я, — смущенно сказала мне Телук. Она взяла руку Рурик, потом поспешила закрыть за нами железные ворота.

— Вы думаете, что это имеет практическое значение? — с вызовом спросил Фалкир Рурик.

— Важно лишь то, что это произошло, и я рада этому. — Я не совсем была уверена, почему, но ее намерение было необъяснимо.

Она улыбнулась, прикрыв свои желтые глаза.

— Итак, до четвертой недели торверна, — сказала она. — Можете, однако, в любое время послать мне сообщение в крепость. Хотя это не потребуется, насколько я вас знаю.

Мы пошли к Марику, державшему мархацев.

Под копытами Гера разлеталась в стороны грязь, когда мы ехали вдоль Беруфала. Один из редких осенних ливней вызвал наводнение в речной долине, и сегодня мы впервые выехали из города.

Дорога представляла собой сплошную грязь. Она была усеяна лужами, омывавшими деревянные хижины с дощатыми крышами. Некоторые были уже старыми и разительно отличались от других. В иных местах стояли более новые, круглые, с пристроенными помещениями из дощатых перегородок в два или три этажа, соединенными друг с другом лестницами. На веревках, натянутых между деревянными конструкциями, висела сохнувшая одежда.

К начисто вымытому дождем солнечному свету поднимался дым. В грязи ворочались похожие на свиней сторожевые животные, куру. Там же играли или сидели на лестницах и смотрели на нас, проезжавших мимо, своими чистыми глазами одетые в лохмотья аширен.

— Можно подумать, что они уедут, — сказала я. Ни одна из построек не была новой. — Почему они остаются?

Фалкир пожал плечами.

— Такого нет в Таткаэре. — Это было единственное другое место, на которое я могла сослаться.

— Они не принадлежат ни к чему.

— Ни к одной телестре?

— Ни к чему и ни к кому.

Я уже достаточно долго находилась в Южной земле, чтобы сделать вывод о том, насколько это было нетипично.

— Разве они не могут вернуться в свои телестре?

Впервые с того дня, когда я с ним познакомилась, от Фалкира не прозвучало ни циничного высказывания, ни ядовитого ответа.

— Наверняка от церкви поступят новые распоряжения. Вы слышали Арада. Мы не покидаем наши телестре без весомых причин. — Он не смотрел мне в глаза. — Немыслимо представить себе иную причину кроме той, что для них стало более невозможным там жить — и они не могут вернуться назад. И никто не придерживается традиции, не принимает их в качестве н'ри н'сут или л'ри-ан.

— Потому что боятся их? — спросила я.

— Если бы только об этом сказал Арад или только Т'Ан… — Он поднял голову и выпрямился. — Не хочу быть несправедлив к моему дяде: многим людям живется лучше по той причине, что они находятся в своих телестре и могут там работать; это лучше для Ремонде.

— Но некоторые платят за это цену.

Он прикрыл глаза и улыбнулся.

— Цена всегда есть, т'ан. Берусь утверждать, что даже чудеса в вашем мире имеют свою цену.

Он снова был официален, непочтителен и ироничен, но я заглянула в душу несчастного мужчины. Он сказал: они покидают свои телестре ни по какой-либо причине кроме той, что не могут там больше жить…

Разве невозможно было жить с Ховисом, с Сетин, с больным стариком? Я не спрашивала об этом. В отношении своей телестре проявляется лояльность. Он бы на это не ответил…

Был шестой день первой недели торверна, день, в который я возвращалась в дом Т'Ана Ремонде, чтобы встретить там нового гостя. Худую, белогривую женщину, на которую я смотрела в течение некоторого времени, прежде чем узнала ее по нашей единственной предыдущей встрече: Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, Т'Ан Мелкати.

10. АРИКЕЙ

СуБаннасен сидела на стуле с высокой спинкой, к подлокотнику которого была прислонена украшенная серебряной рукояткой палка. Сетин наблюдала за ней через небольшой столик, а у окна сидела молодая женщина и кормила грудью ребенка.

— Извините меня, — сказала я — я ищу т'ана Фалкира. Мне жаль, что я помешала.

— Нет, не уходите, входите же, — попросила Сулис н'ри н'сут СуБаннасен.

— Я как раз хотела уходить, — заметила Сетин. Лицо ее побледнело, когда она вставала. — Вы извините меня, Сулис, если я не стану завершать нашу игру.

— Да, конечно, — сдавленным голосом ответила старуха.

— И без того детям уже пора отправляться спать… Якан, — позвала Сетин молодую женщину.

Окно этой комнаты в башне выходило на север через амфитеатр у подножия скалы, оно находилось достаточно высоко, так что можно было видеть весь город и дальше, где в холодной дымке исчезали равнины. Для Южной земли подобный вид из окна является нетипичным. Толстые, освинцованные оконные стекла задерживали холод.

СуБаннасен посмотрела вслед уходящим Сетин и женщине, потом наморщила лоб и покачала головой.

— Какая жалость, — сказала она, обращаясь более к себе самой, а ведь она такая хорошая женщина. Не присядете ли, т'ан Кристи? Вы играете?

На столе лежала шестиугольная доска для игр охмир. Это вечная игра Южной земли, в которую на двухстах шестнадцати треугольных полях играют одним и тем же количеством двусторонних фишек.

В противоположность многим нашим играм она основана не на владении, а на манипуляциях. Фишки являются двусторонними (традиционная их расцветка — синее на белом и белое на синем), имеется три их вида: феррорн, турин и леремок. В ходе игры они не глядя вынимаются из мешочка. Цель игры — достижение ее может потребовать поразительно много времени — заключается в том, чтобы все фишки имели один цвет, выбранный игроком.

Чтобы получить право перевернуть фишку, требуется достичь преобладания своего цвета в одном из малых шестиугольников, каждый из которых образуется шестью треугольными полями. Фишки проигрывающего после этого переворачиваются и показывают, таким образом, цвет обратной стороны.

В дополнение к сказанному следует также иметь в виду, что феррорн может быть положен только один раз и после этого его нельзя передвигать, турин, напротив, кладется на доску и после этого может перемещаться по установленным правилам, а редкие леремок можно передвигать как угодно.

Кроме того, следует помнить, что — как показывает недолгое размышление — расположение малых шестиугольников на доске постоянно изменяется, что они перекрывают друг друга и что то, что с верхней стороны является феррорном, не обязательно является таковым и с обратной стороны, но может оказаться турин или даже леремок…