Серебряное зеркало, стр. 25

Войдя в большой зал, Барбара увидела Альфреда, но, прежде чем она успела извиниться перед спутницами и направиться к нему, паж Монфорта потянул его за рукав, и Альфред последовал за мальчиком к лестнице. Барбара не спешила занять место за обеденным столом, ожидая, что Генрих де Монфорт и Альфред спустятся вниз и она сможет присоединиться к своему жениху. Однако Маргарет Бассет увела ее, отказавшись выслушивать ее объяснения и едко заметив, что она, если захочет, сможет сидеть около своего мужчины всю оставшуюся жизнь, а сейчас важнее обсудить церемонию свадьбы, и усадила ее рядом с Алисой де Монфорт.

Алиса получила одобрение своего мужа и согласие отца Барбары уладить все, что касается свадьбы. С этого момента и до тех пор, пока они не закончили есть, Барбара была полностью поглощена обсуждением деталей венчания и свадебного торжества. Она не была безразлична или неблагодарна Алисе за все хлопоты, но ни на минуту не забывала, что помощь Алисы означает лишь одно — ее отцу недостаточно доверяют.

Поглощенная обсуждением, Барбара не заметила, как Норфолк поднялся со своего места. Его рев заставил ее подскочить, но достиг своей цели — зал затих. Норфолк пригласил всех присутствующих на свадьбу. Барбара просто оцепенела: она закончила есть и встала из-за стола, не замечая того, что делает и где находится. Все еще ошеломленная тем, что весь двор, а не избранная группа близких друзей будет на ее свадьбе, она позволила Маргарет вывести себя в сад, где Клотильда и сестры Ферраре уже занимались ее свадебным платьем.

Примерно за час до вечерних звезд, когда платье было закончено, Барбара послала Клотильду найти Беви и Льюиса. Один должен был привести ее кобылу, а другой проводить служанку домой. Она праздно стояла у двери, ведущей во двор замка, когда чья-то рука сжала ее плечо и она услышала голос Альфреда:

— Барби, благодари Марию и всех святых. У меня нет времени, но я должен поговорить с тобой.

Он оглянулся вокруг, потом отвел ее к боковой двери, сказав, что они найдут спокойное место в саду. Барбара схватила его за руку и потянула назад, объяснив, что в саду она оставила целую компанию болтающих женщин. В конце концов она потащила его через зал, заглядывая то в один, то в другой уголок, пока не нашла отделенную стеной комнату, где стоял щит ее отца, прислоненный к скамье.

Альфред проворно поцеловал ее — слишком быстро, чтобы вызвать у нее немедленную ответную реакцию, и назвал кладезем мудрости. Это встревожило ее так сильно, что она перестала чувствовать тепло его поцелуя. Но, кажется, Альфред больше боялся вмешательства в их разговор, чем того, что его новости настолько опасны, что необходимо полное уединение. Объяснив результат утреннего визита к Генриху де Монфорту и принцу Эдуарду, он покачал головой.

— Я вернулся к Эдуарду после обеда, чтобы согласовать с ним условия моей службы. Единственное, что ему не понравилось, — мой отказ от официального назначения, но он засмеялся и сказал, что не подумал о том, что я не позволил бы Генриху де Монфорту попасться в ловушку, назначив друга-иностранца на должность, на которую королем запрещено назначать чужеземцев. Он едва не поцеловал меня, когда я сказал, что в награду за подписание мирного соглашения из его комнаты заберут стражников. Но он даже глазом не моргнул, узнав, что в обмен на это я дал обещание не обсуждать с ним возможность побега. Я знаю принца, Барби: он что-то замышляет, а я ввязался в это.

— Нет, — сразу откликнулась Барбара. — С тобой одним он может плакать и неистовствовать, не стыдясь или не страшась разоблачения. Он может быть просто человеком, отягощенным горестями, а не принцем, гордым и негодующим. Вот почему он так радуется освобождению от тех, кто наблюдал за ним. Вероятно, он и в самом деле намерен избежать подписания условий мирного договора, но не позволит, чтобы в этом обвинили тебя. Должна сказать, к чести Эдуарда, что он сам несет свое бремя и не переложит этот груз на тебя.

— Ты права, моя любовь. Барби, ты простишь меня, если я похожу тут и там и послушаю разговоры придворных?

— Прощу? Я буду благодарна тебе.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Бог наградил тебя здравым смыслом так же, как и очарованием. Если я услышу что-нибудь, что тебе следует знать, я пришлю Шалье.

— Или можешь осведомиться о Беви и Льюисе среди людей моего отца. Они отданы в мое распоряжение.

Он снова поцеловал ее, на этот раз более продолжительно, и она вынуждена была оттолкнуть его, чтобы сдержать страстное желание откликнуться. Он выглядел огорченным, но она снова коснулась его лица и сказала со смехом:

— Осталось всего два дня. А теперь иди!

* * *

Барбара опустилась на скамью, ее мысли путались. С одной стороны, она очень беспокоилась об отце, а с другой — ей становилось все труднее прятать свою страсть. Она безрезультатно пыталась сообразить, как можно скрыть свои чувства и не обидеть Альфреда еще больше. Голос Норфолка заставил ее вздрогнуть и поднять глаза, затаив дыхание.

— Что ты здесь делаешь, дитя? — спросил он, подходя ближе. — Беви до смерти перепуган, он искал тебя повсюду.

— О боже, я забыла о нем, — воскликнула Барбара, — но Альфред велел мне предупредить тебя. Папский посол…

Губы Норфолка стали тоньше.

— Я слышал об этом. Но я поблагодарю Альфреда при встрече. Я думаю, он узнал эту новость от людей Людовика. Не возражай. Скажи мне лучше, как тебе удалось Уговорить Алису де Монфорт заставить мужа заплатить за твою свадьбу?

Барбара встала и уцепилась за руку отца.

— Я ничего не делала, — покачала головой она и объяснила, как Маргарет Бассет предложила эту идею, чтобы польстить французским эмиссарам, и как горячо Алиса ухватилась за предложение Маргарет.

Норфолк прямо затрясся от смеха.

— Клянусь, я верну тебе серебром каждый пенни, который ты сохранила для меня!

— Отец, это совсем не шуточное дело. — Она сжала его руку. — Не выглядит ли это так, что они пытаются подкупить тебя, чтобы ты остался лояльным к Лестеру? Значит, тебе не доверяют или, еще хуже, боятся, что возникнут подозрения на твой счет, так как свадебный праздник в поместье…

— Не принимай меня за дурака, — резко оборвал он. — И не надо обо мне беспокоиться.

10.

Король Генрих и принц Эдуард были доставлены в кафедральный собор в сопровождении хорошо вооруженной охраны. Там после мессы в присутствии всех епископов французские эмиссары и все находившиеся в соборе поклялись поддержать условия Кен-терберийского мирного договора. Несмотря на то что почти все присутствующие желали мира, событие не принесло радости. Король потерял свой бодрый вид, по крайней мере, временно; он клялся с полным равнодушием, что внушало недобрые предчувствия по поводу его искренности. Еще хуже дело обстояло с Эдуардом. В его горящих глазах сверкали бешенство и ненависть, и, кажется, каждый мускул его напряженного тела отвергал слова, которые послушно выговаривал его рот.

Частые взгляды принца на своего отца и то, как он время от времени касался руки короля, будто для того, чтобы убедиться, что он на самом деле живой, оставляли впечатление, что старому слабому человеку грозит опасность. В душе Барбары нарастал гнев на сторонников Лестера, грозивших причинить зло королю Генриху (не важно, что она сама не раз желала смерти старого короля). Она была не в силах повлиять на ход событий, но не могла не восхищаться умом Эдуарда. Даже наиболее преданные сторонники Лестера бросали вопросительные взгляды на Генриха де Монфорта и неловко переглядывались. Барбара была уверена, что каждый присутствующий здесь пэр знал о выступлении посла Папы против мирных переговоров. Таким образом, поведение Эдуарда фактически являлось обещанием, что, как только его отец окажется вне опасности, он отречется от данной клятвы и церковь поддержит его.

После церемонии Барбара поспешила домой, ожидая, что в любой момент прибудет посыльный с сообщением о том, что принцу, в конце концов, не позволено быть шафером. Посыльный действительно прибыл почти тотчас же. И она сразу поняла, что это человек короля. Долгая служба при дворе королевы позволила ей с деланным спокойствием спросить, чего желает король Генрих, с тем же кажущимся спокойствием принять приглашение на королевскую вечернюю трапезу и отпустить посыльного с благодарностью и маленьким вознаграждением за доставленное приятное известие.