Рыцарская честь, стр. 46

Наконец, условия были установлены, главным образом те, что выдвигал лорд Сторм, и бой было намечено провести на следующее утро. Херефорд стал было настаивать на второй половине того же дня, но оба, Сторм и де Кальдо, стали возражать: Сторм – потому что Херефорду нужно было отдохнуть после изнурительной скачки, а де Кальдо хотел хорошенько выспаться. Но вслух он говорил, что ему нужно затвердить условия поединка у Певерела и что он не хочет, чтобы поединок ограничивался наступлением темноты.

– Не хочу давать вам предлога уклониться от решающего боя, – ухмылялся он Херефорду, – и желаю, чтобы все рыцари видели, как вы встанете предо мной на колени.

Глава десятая

Когда де Кальдо со своими людьми вернулся в крепость и подъемный мост заскрипел, поднимаясь, Херефорд повернул коня к лагерю. Если он и слышал последнее замечание де Кальдо, то вида не подал. Предложение поединка он принял, правда, сгоряча, но будь он спокойнее – все равно бы принял. Его младшие предводители присутствовали при разговоре, и его отказ был бы равносилен признанию, что он испугался или что его дело несправедливо. Херефорд с силой сжимал поводья, как будто стремясь восстановить контроль над ходом событий, который выскальзывал из рук. Сторм тоже молчал, хотя ехал рядом, а все другие поспешили в лагерь, чтобы рассказать там новость. Темное лицо Сторма дрогнуло, когда он принял важное решение.

– Роджер!

Херефорд услышал в голосе друга нечто, заставившее его остановиться.

–Да?

– Давай-ка лучше я буду драться за тебя как поборник чести.

Пораженный и задетый, Херефорд внимательно посмотрел на человека, столь откровенно и бесстрастно сделавшего немыслимое предложение. Он не поверил собственным ушам.

– Что?!

– Черт бы тебя побрал! Мне неприятно это говорить, как тебе неприятно слушать, но давай поговорим напрямую, без околичностей. Этот тип такой дуэлянт, с которым и мне не хотелось бы связываться. Он убьет тебя!

Красивое даже в небритом состоянии лицо Херефорда приняло жесткое, упрямое выражение.

– Меня убить не так просто.

– Да ты подумай! – хрипло крикнул Сторм. – Сейчас не время задаваться. Безопасность твоей жены, вся наша затея зависит целиком от тебя.

Граф покачал головой.

– Нет, не целиком. Если меня убьют, Элизабет все равно ничего не грозит, потому что она бесценна. Честер или даже Вальтер заплатят за нее выкуп, и Певерел отпустит ее. Без меня Стефану она не нужна. А о других наших делах… не знаю. Мы говорили, как я смотрю на это… Возможно, вообще не надо было это затевать, вернее, мне не следовало влезать в это. Здесь все в руках Божьих.

– Брось! – сердился Сторм, снова возвращаясь к высказанной ранее мысли. – Господу тоже надо помогать здесь, на земле. У человека есть свой разум, а твой ведет тебя прямо к гибели!

– Не мучай меня, Кэйн! – взмолился Херефорд. – Ты желаешь мне добра, я знаю, но не могу я принять твоей жертвы, при всем желании. На меня смотрят мои рыцари. Что они подумают, если ты заступишься за меня, словно я ребенок? А моя жена с ее гордостью? Как я посмотрю ей в глаза, если на бой вместо меня выйдешь ты? – Он усмехнулся. – Да что там говорить, каково мне будет самому!

Замолчали. Сторм что-то бурчал про себя. Он понимал, что резоны Херефорда сильнее его доводов о своей силе и опыте.

– Кроме того, – оживился Херефорд, – я не такого плохого мнения о своем умении драться, как ты, Сторм. Это даже хорошо, что де Кальдо не принимает меня всерьез. Надо проучить этого хвастуна.

Но в темноте, когда сон долго не шел к Херефорду, он не раз пожалел, что не принял предложение друга. Уже за полночь он пошел поговорить с братом. Вальтер сразу отозвался на его оклик, он тоже лежал с открытыми глазами.

– Вальтер, мне надо тебе кое-что сказать, но это должно остаться между нами. Завтра… Ты будешь с войском или останешься со Стормом?

– Я и за корону не пропустил бы завтрашнего боя, какое там, даже за спасение души!

Брат говорил уверенно и холодно. Херефорд помолчал. Он нуждался в словах утешения, но тут этого ждать не приходилось. Обида и гнев заставляли его повернуться и уйти, но он остановил себя, подумав, как часто он не понимал Вальтера, а ведь злой язык брата не всегда выражает, что у него на душе. Херефорд старался говорить тоже твердо.

– Прошу тебя позаботиться о матери и сестре Кэтрин, вот об этом хотел сказать.

– Ну, ясно, мне надо напомнить об этом! Ты, конечно, думаешь, что я отниму у них родовые имения и продам в рабство! Ведь только ты их любишь.

Херефорд вздохнул, губы у него пересохли. Он знал, что Вальтер не бросит семью, ему просто хотелось, чтобы тот был с родными помягче.

– По хозяйству, знаешь, не считаю себя вправе оставлять распоряжения, но у меня есть письменные указания, если понадобится – ты их найдешь. Что касается дел политических, меня будут судить на небесах. Вот по отношению к тебе я виноват, хотя не знаю, в чем конкретно. Я только очень тебя прошу, Вальтер, не повторяй моих ошибок с Майлзом, воспитывай его более внимательно.

Херефорд замолчал, но ответа не последовало, он слышал лишь ровное дыхание брата. Посидел еще немного. Ему просто не хотелось быть одному, но гордость брала свое. Он уже договорился со Стормом о выкупе Элизабет, и ему оставалось сделать одно. Он потихоньку и быстро погладил Вальтера по лицу, поднялся и тихо пошел по спящему лагерю к священнику – исповедаться и причаститься.

Уход брата освободил Вальтера от напущенной на себя суровости, он стиснул зубы и выругался про себя. «Роджер, ты – дьявол, настоящий дьявол! Никому не придумать такой изощренной пытки, никто не может так вывернуть душу». Он мстительно пытался вообразить, как будет повержен и унижен Роджер, но, несмотря на старания, представить этого не мог. В реальности Вальтер восхищался старшим братом, почти обожествлял его. Для него было невероятным, чтобы кто-то победил Роджера, и его мечтания об унижении брата были чисто мальчишеским протестом против его авторитета, своего рода реваншем за то, что Роджер так часто одергивал его и пресекал дурные намерения. Вспомнив, что брат говорил, предполагая свою гибель завтра утром, Вальтер упал ничком на землю и сжал зубами одетую кольчугой руку. Ему достанется все, что сейчас принадлежит Роджеру, – богатство, положение, власть. Роджер уйдет навсегда… его больше не будет, никогда больше он не скажет ему «нет», не будет его одергивать и стыдить. Вальтер отчаянно цеплялся за эти мысли, но слезы все равно потекли из глаз. Роджера не станет, он больше не рассмеется, не пойдет с ним на охоту, не будет с ним бороться и не сыграет в шахматы, не похвалит за удачный выпад при фехтовании, не подмигнет своими ясными, веселыми глазами, советуя, как уломать строптивую девицу. Сердце Вальтера разрывалось на части. Он всей душой страждал занять место Роджера, но в этот отчаянный момент, впервые с самых детских лет понял, как он любит брата. Он боялся его смерти.

К утру Вальтер так и не решил, чего же ему хочется больше, и когда они, прежде чем сесть на коней, ели свой скромный завтрак, он выглядел более осунувшимся, чем Роджер. Остаток ночи Херефорд проспал крепким сном. На исповеди он успокоился, а причастие принесло ему утешение. Все свои дела он привел в полный порядок, а самым прекрасным было яркое солнце, впервые появившееся за последние дни и светившее ему как доброе благословение. Он добродушно посмеивался над суетой Сторма, хлопотавшего со сбруей его боевого коня, проверявшего заточку и прочность трех турнирных копий. Единственное, что его огорчало, – это сожаление об остающемся не выполненном обещании оказать Генриху поддержку в борьбе за английский трон. Сторм отошел отдать своим рыцарям последние распоряжения. Херефорд посмотрел на солнце, чтобы определить, который час. Вальтер, все такой же молчаливый, неотрывно глядел на Ноттингемский замок за выжженным черным пустырем.

Внутри крепости настроение тоже было бодрым. Де Кальдо, уверенный в своей победе, с мрачным упоением прилаживал свое вооружение и сбрую. Через несколько часов его услужение кончится. Сознание, что он может быть ранен, его ничуть не страшило. Немного крови – ничтожная плата за богатство и положение, которые он собирался получить. Хорошо был настроен и Певерел. Он почти не сомневался в победе своего наемника и давал понять людям, назначенным охранять Элизабет и пленных воинов, что не собирается в точности выполнять свои обязательства. Победит де Кальдо или нет, в любом случае он намеревался только выиграть.