Роузлинд (Хмельная мечта), стр. 58

Воспоминание о горячих губах Саймона возбудило ее, и она тяжело вздохнула. Может быть, она и сможет устоять перед соблазном, – может быть… Возможно, ей удастся не забыть, что это только его мускулистое тело вызывало в ней восхитительные ощущения, а не то, что у него в душе, хотя именно в этом она больше не была уверена.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Удачным было то, что как только королева приняла решение взять с собой Элинор, она сразу же загрузила ее работой. Лишь несколько фрейлин могли сопровождать королеву: одни были уже в возрасте, не подходящем для путешествий, другие плохо держались в седле, и у большинства в Англии оставались мужья и дети. Элинор была самой молодой и самой способной среди тех, кто отправлялся в путешествие. Королева возложила на Элинор ответственность за свои личные вещи, наряды и драгоценности. Ее решение отчасти было вызвано тем, что пятьдесят воинов Элинор будут охранять их, не требуя платы за свою работу.

Кроме того, Элинор занималась корреспонденцией: необходимо было написать письма, прощальные записки, послания к старым друзьям с сообщением, где и когда они смогут встретиться на пути следования королевы, а также сообщить тем, с кем королева поддерживала постоянную переписку, куда им отправлять письма для нее. Все эти хлопоты не оставили Элинор времени, чтобы позаботиться о собственном гардеробе и драгоценностях, не говоря уже о том, чтобы раздумывать о намерениях Саймона.

Саймон вернулся из Сассекса, но тоже был занят сборами. Он не появлялся при дворе. Потратив день на обсуждение, какой кортеж будет сопровождать королеву, он отправился на побережье, чтобы подготовить корабли к отплытию. Затем он вернулся, чтобы распределить, сколько людей, лошадей и багажа примет каждое судно. За это время Саймон и Элинор встретились только дважды. В день своего возвращения Саймон разыскал Элинор под предлогом, что ему надо знать, сколько человек будет сопровождать ее. В первый момент Элинор охватила паника: такую нежность излучали его глаза и улыбка, обращенная к ней, что она уставилась на свои нервно сжатые руки, отвечая на его вопросы.

Спрашивая ее о чем-то, он вдруг замолчал и секунду спустя, произнес мягко, вопрошающе:

– Элинор?

Она не ответила и не подняла глаза, скованная не столько паникой, сколько своей готовностью услужить ему. Мгновение было упущено, и Саймон продолжал говорить. Вскоре он вежливо удалился.

Их вторая встреча была еще более деловой. Пересекать пролив зимой всегда было небезопасно, поэтому вещи королевы были распределены так, чтобы не все было потеряно в случае, если какое-нибудь судно затонет. На самом крупном и надежном корабле поплывут сама королева, Элоиз Французская, две фрейлины и их челядь с небольшим багажом, лошадьми и почти половиной воинов Саймона под началом их командира.

Второе по надежности судно будет загружено частью багажа королевы. На нем поплывут остальные фрейлины, и Элинор среди них, а кроме этого – воины Элинор и сам Саймон. Меньшие корабли примут на борт оставшихся воинов, слуг и коней.

На сей раз у Элинор не было необходимости разговаривать с Саймоном, не отрывая глаз от пола. Когда Саймон договаривался, где и когда он встретит Элинор и ее людей после того, как доставит королеву на борт корабля, ничего в его манерах не говорило о том, что они встречались раньше. И в течение двух дней, оставшихся до отъезда, у Элинор камень лежал на сердце: было очевидно, что Саймон не собирается добиваться ее ни мольбой, ни силой. У нее сложилось впечатление, что он пренебрег даже ее дружбой. Если Элинор желала получить его на условиях, молчаливо предложенных королевой и им самим – в качестве любовника, – она имела такую возможность, но упустила ее. Теперь, он предпочел держать себя с ней, как воспитанный, вежливый незнакомец.

Ничто так не подходило к настроению Элинор, как погода на их пути из Лондона в Дувр. Изморозь цеплялась на накидки и капюшоны, таяла от тепла разогретых тел и буквально пропитывала одежду ледяной водой. Элинор не испытывала никакой радости, глядя на снег, легко и красиво лежащий на ветвях деревьев и укрывающий спящую землю белым ковром. Даже когда наконец-то выглянуло солнышко, обнаженный кустарник и заросли увядающей зелени не засверкали. Они провисли под тяжестью тающего инея. Дороги превратились в трясину, которая затягивала копыта коней так, что они с трудом продвигались вперед, понуро свесив гривы. Но хуже всего было с повозками, застревавшими в грязи так, что воины спешивались, с проклятиями и стонами подставляли плечи и изо всех сил толкали их.

Иногда Элинор заставляла себя подбадривать своих людей, но чаще она ехала молча, уставившись в пространство, едва помня, что она должна дать Бьорну немного денег на дрова для костра.

Элинор слабо помнила, как они продвигались, но у нее в памяти остались боль измученного тела и сердечные переживания, то, что у нее замерзли руки и ноги, несмотря на подшитые мехом перчатки и сапожки, что ее кожа, хотя и хорошо смазанная гусиным жиром, потрескалась и кровоточила.

Холод заставлял страдать, но отогреваться у костра было настоящей пыткой – обмороженные места оттаивали у огня и буквально жалили ее острой болью. Она запомнила, как королева хвалила ее за стойкость, в то время как другие дамы громко оплакивали свое жалкое состояние. Услышав это, Элинор только невесело рассмеялась. Она обнаружила, что физическая боль ничто по сравнению с мукой, разъедающей душу. Для нее облегчением было думать о том, как болят ее руки и ноги, сможет ли она переодеться в сухую одежду, о том, как ужасно снова облачиться в грязную, заляпанную одежду. Что угодно, лишь бы не думать о Саймоне!

Даже порт, незнакомый и любопытный для большинства дам, не смог отвлечь Элинор от мрачных мыслей. В городе, расположенном недалеко от ее поместья, она видела такие корабли с рядами скамей для гребцов. Эти же были еще менее привлекательными – со спущенными парусами и отвратительным запахом трюмной воды, которую откачивала команда. Элинор содрогнулась, увидев, как матросы собираются натянуть парусину в виде тента, чтобы хоть как-то защитить придворных дам от ветра, морских брызг и мокрого снега. Внутри тента будет хоть немного теплее от жаровен с углем, которые разожгут, если море будет не слишком бушевать. И неизбежным был ядовитый дым, вскрикивания и молитвы, и отвратительный запах рвоты.

Элинор ни разу не пересекала этот узкий пролив, но достаточно времени провела на борту корабля. Ей повезло: она не испытывала приступов морской болезни, если море не было слишком бурным, но выбор – замерзать или терпеть отвратительную атмосферу более или менее удобного убежища под тентом – напомнил ей о необходимости выбирать того Саймона, которого она не хотела, или остаться вообще без него. Ни там, ни тут не было золотой середины. Выбор между добром и злом несложен. Гораздо труднее выбрать одну из двух хороших вещей. Но что действительно было невыносимо – это выбирать меньшее из двух зол!

Когда они, наконец, доехали до предназначенного им корабля, Элинор устало привалилась к лошади, наблюдая, как ее воины заводят – иногда и силой – своих коней в трюм. Ее лошади, Донна и Ханна, были уже на борту. Наконец, Бьорн подошел, чтобы взять у нее из рук поводья Крикета, крепкой и коренастой лошадки, на которой Элинор добиралась в порт. Он оглянулся, осматривая открытое пространство вокруг, озабоченно покачал головой и, взмахнув рукой, приказал троим воинам закрыть собой Элинор от ветра.

– Я не могу больше ничего сделать, миледи, пока все лошади не будут в трюме.

Элинор взглянула на него.

– Не беспокойся, Бьорн, я не совсем замерзла. Но на самом деле она так застыла от холода, что уже не чувствовала его.

Внезапно Элинор ощутила, как по спине пробежал неприятный холодок, – ее охватило неприятное ощущение, что что-то не так. Она оглянулась, и щеки ее залила краска – все другие женщины смотрели на нее. И тут она поняла: да, это были ее люди, но сейчас все они были в распоряжении королевы, а, следовательно, обязаны позаботиться обо всех дамах. Наклонившись к Бьорну, Элинор поспешила распорядиться, чтобы все дамы, стоящие на ветру, были защищены от него. Тотчас же большая группа воинов была отправлена на берег, где они встали полукругом вокруг фрейлин королевы. Правда, Элинор и в голову не пришло, что дамы, одетые в подшитые мехом накидки, куда надежнее защищены от ветра и холода, чем воины в стальной и кожаной амуниции и шерстяных, насквозь продуваемых плащах. Считалось, что простолюдины должны были служить своим господам так, как это от них требовалось: перевозить мебель, вытаскивать завязшие в грязи повозки, сражаться и умирать, защищая их, или, как сейчас, стоять на ветру, чтобы господам было хоть чуточку теплее.