Меч и лебедь, стр. 53

Рэннальф не думал, что разговор примет такой оборот.

— Из-за того, что другие люди слабы, тебе не стоит падать духом. Закончим этот разговор. Помоги мне добраться до постели. У меня нет больше сил.

Глава 16

Двое мужчин сидели рядом в темных, сырых покоях Глостерского замка. В комнате было неуютно — сырой земляной пол, влага сочилась с обшитого грубыми досками потолка и стекала по каменным стенам. От двух смолистых факелов, колеблясь, исходил грязный свет. Дым сливался с темнотой. Эта обстановка вряд ли подходила для элегантно одетых джентльменов, трудно различимых в темноте. Их привела сюда необходимость, они не смогли больше нигде найти уединения. Когда закрывалась дубовая дверь покоев, даже громкие крики снаружи казались монотонным бормотанием.

Вильям Глостерский, одетый в шелка, годившиеся для прогулок в конце лета, продрог до костей. Как он и ожидал, Херефорд вышел из себя и кричал что есть сил. Лорд Глостер равнодушно слушал, не вникая по-настоящему. Все, что говорил Херефорд, не имело никакого значения. В конце концов, ему придется пойти по пути Вильяма, другого выхода не было. Глостер посмотрел на разгоряченного Херефорда.

— Ты сделал все, что мог, я согласен, — проговорил он вкрадчивым мурлыкающим голосом. — Ты методически изводил войско Стефана и прислал провиант и людей в Уоллингфорд. Что это дало нам? Никакая сила теперь не сможет победить Стефана, и через несколько недель он займет замок.

— Нет, они никогда не войдут.

— Возможно. Но я думаю, что нелегко умирать от голода и жажды. Скоро воины ослабнут и не смогут охранять крепость. Люди Стефана приступом возьмут ее. Ты думаешь, они будут сидеть без дела? Они, наверное, уже соорудили осадные машины.

— Если бы ты присоединился ко мне или хотя бы послал своих людей, этого бы не случилось.

— Думаю, бесполезно и бессмысленно расточать силы, чтобы получить то, чего можно достигнуть более легким путем.

— Если мы будем лгать и вести себя бесчестно, — криво усмехнувшись, продолжил за него Херефорд и закусил губу.

— Ты написал Генриху? — спросил Вильям. Можно было подумать, что он не слышал слов Херефорда.

— Да, но не отослал письмо. Какой смысл Просить о помощи, если ее не пришлют? Сердце Генриха прежде всего во Франции, даже если он еще не совсем владеет ею.

Глостер опустил глаза, обдумывая слова Херефорда. На самом деле вопрос не требовал размышлений. Не послать ли слуг, чтобы они обыскали владения Херефорда и нашли письмо? Если он прибавит несколько строк, это будет полезно. У Вильяма были кое-какие сведения из Франции. Нужно, чтобы об этом не узнал Херефорд. Людовик и Юстас почти поссорились. Генрих уверенно продвигается вперед, и очень скоро он освободится для похода на Англию.

Вильям Глостерский знал, что это произойдет не так скоро, чтобы можно было спасти Уоллингфорд. Вытеснить Стефана было почти невозможно. Херефорд неоднократно пытался сделать это. Королевские войска были надежно защищены. Какое-то время Вильям размышлял, почему он участвует в этом дурацком мятеже. Вовсе не потому, что его отец Роберт Глостерский был предан делу Генриха Анжуйского сердцем и душой. Вильям никогда не испытывал особых чувств к своему покойному отцу, человеку, известному своей незапятнанной честью. По сути, он был таким же дураком, как Херефорд, — никогда не видел собственной выгоды, ставя честь выше всего.

Вильям же признавал только личную выгоду. Если Генрих взойдет на трон, то наградит его, а он любил золото, хотя был достаточно богат. Благодаря золоту он сможет играть с людьми, как с марионетками. Он поднял обманчиво сонные глаза, в которых никто не смог бы ничего прочесть. Он пошлет своего немого мальчика за этим письмом. Однажды он уже отдал такое письмо в руки Херефорда. Генрих любил Херефорда как родного. Он сделает все, чтобы выполнить его просьбу.

— Если ты не хочешь отправить письмо Генриху с просьбой о помощи, то я не понимаю, почему ты возражаешь против моего плана. Граф Мейлан, близнец Лестера и барон-разбойник, такой же враг Стефана, как и Генриха. Когда Генрих взойдет на трон, уничтожение Мейлана будет самым похвальным делом. Ты должен защитить Вильяма де Бошана, так как тесно связан с его семьей. Но, если ты отправишься сражаться с Мейланом и освобождать де Бошана, Уоллингфорд попадет в руки Стефана через неделю или две и будет потерян для нас, как и Фарингдон.

— О, Боже! — застонал Херефорд. — Зачем ты напоминаешь мне об этом? Почему ты считаешь, что я приползу к тебе за помощью? Разве я поступил бы так, если бы не нужда?

— Роджер, не проклинай меня! Я отказал тебе в помощи не потому, что хотел тебя обидеть, и не потому, что хотел нанести вред делу Генриха. И даже не потому, что хотел сохранить моих людей и мое золото. Я рисковал этим и прежде. Но я рискую, когда это может принести мне хоть какую-то выгоду. Дослушай до конца. Если ты нападешь на Мейлана в одиночку, то разгневаешь Роберта Лестера. Мы потратили много времени и усилий, чтобы заморочить ему голову, и он почти согласился помогать нам. А если Стефан присоединится к нам против Мейлана, вину можно разделить, причем не поровну, так что еще один клин будет вбит между Лестером и королем.

Молча, дрожа всем телом, Херефорд уставился на Глостера. Он чувствовал отвращение и боялся этого человека, которого легко мог раздавить голыми руками. Он ненавидел его за бесчестье и опасался, что в конце концов будет вынужден плясать под его дудку. В предложении Вильяма не было ничего откровенно бесчестного. Обычное дело, когда враги заключают перемирие, чтобы напасть на третьего, одинаково опасного для обоих. Вильям хотел, чтобы Херефорд предложил Стефану объединить усилия для уничтожения Мейлана. Он не будет уговаривать Стефана прекратить осаду Уоллингфорда, а попросит изгнать брата Лестера из Уорчестерского замка. Этот замок по праву принадлежит Вильяму де Бошану, который сейчас стал узником в собственном поместье.

Чутье Херефорда подсказывало, что у Вильяма есть более хитрая цель, чем освобождение узников Уоллингфорда. Если большая часть войск Стефана отойдет к Уорчестеру, люди Уоллингфорда смогут освободиться собственными силами, но если Стефан поможет де Бошану, не нарушат ли они верность?

— Ну, — подстрекал Глостер, — ты хочешь, чтобы де Бошан был замучен Мейланом? Хочешь, чтобы Уоллингфорд оказался в руках Стефана? Хочешь, чтобы мы потеряли Лестера, когда он уже решил помочь Генриху? Может быть, ты слегка умеришь свою гордость и напишешь то, что я попрошу, и разрешишь моему гонцу отправиться к королю?

— Я должен подумать, — в отчаянии сказал Херефорд, пытаясь выиграть время. — Я думаю, ты не сомневаешься, что я хочу тебе помочь. Я просто никогда не думал о последствиях.

— Конечно, думай! — Стальные нотки зазвучали в мурлыкающем голосе Вильяма. — Но, пока ты будешь шевелить мозгами, люди Стефана вскарабкаются на стены Уоллингфорда или Вильям де Бошан будет распят на дыбе. А что касается меня, я не спешу.

— Вильям, неужели ты хочешь таким образом предать меня?

Глостер засмеялся. Не своим обычным, полным презрения смехом, а смехом искренне развеселившегося человека.

— Как ни странно, я ничего не планирую. Если бы ты не был таким пустоголовым ослом, ты бы сделал это уже через день после того, как Соук — да благословит его Господь! — взял мост. А ты позволил войскам Стефана закрепиться еще больше. В любом случае они попытаются атаковать.

Это было справедливо. Голова Херефорда поникла. В последние годы он глотал одну горькую пилюлю за другой, но эта была самой горькой. Ужасно писать врагу, умолять о помощи, предлагая, пусть на словах, примирение. В силах ли он написать это? Он должен. Будет величайшей ошибкой допустить смерть де Бошана, позволить Лестеру переметнуться к королю, а Уоллингфорду пасть. И все это в ущерб собственной гордости. В конце концов это может ни к чему не привести. Стефан может отказаться от перемирия, в этом случае у Херефорда будут сильные доводы против Глостера.