Месть женщины, стр. 2

Этого мог не понимать слабый и безвольный Горбачев, так и не сумевший придать хоть какое-то направление своим реформам, вышедшим из-под контроля и превратившимся в хаотическое движение, сметающее на своем пути все и вся. Но это прекрасно понимали аналитики КГБ, с разочарованием и болью наблюдавшие, как рушится несложившийся старый мир. Как теряются прежние ориентиры, как уходят прежние друзья и как предаются прежние союзники. Апофеозом подобного безнравственного предательства станет выдача смертельно больного Эриха Хонеккера германскому правительству. Всю свою жизнь Хонеккер верил в дружбу Советского Союза. И даже когда во имя сохранения собственного режима он мог поступить вопреки воле руководства СССР, он не стал этого делать.

Нашедший последнее убежище в Москве, тяжело больной Хонеккер будет выдан германскому правительству. Один этот акт предательства способен запятнать людей и правительство, совершивших подобный бесчестный поступок. Врачи, действующие по указанию лицемеров, не найдут у больного раком Хонеккера никакой болезни. И последним актом мужества этого человека будет поднятая правая рука со сжатым кулаком в традиционном вызове тем, против кого всю жизнь боролся этот человек. Через несколько месяцев более объективные германские врачи обнаружат, что Хонеккер неизлечимо болен, и более объективный германский суд сочтет невозможным наказывать больного старика, ставшего разменной картой в сложной политической игре.

Но до этого еще несколько месяцев. Самых страшных и долгих месяцев агонии Советского Союза. А сейчас, в июле девяносто первого, начальник ПГУ генерал Шебаршин уже исходил из того реального факта, что в Европе отныне нет союзников и все связи, оборванные после революции восемьдесят девятого года, нужно восстанавливать. Он еще не знал, что самое страшное для него впереди. Он еще не подозревал, что случится с его собственной страной меньше чем через месяц.

– Полковник Чернышева со своей группой завершила работу по чехословацкому направлению, – негромко начал докладывать Чернов, – нами проверены и отработаны прежние связи, добавлены новые цепочки к уже существующим линиям, отвергнуты агенты, ставшие известными в ходе «бархатной революции». Упор сделан на агентуру, и прежде работавшую только на нас.

– Я ознакомился с вашим донесением, – кивнул Шебаршин. – Вы проделали большую работу. Наши бывшие специалисты по Чехословакии ориентировались в основном на старые кадры, во многом известные на Западе. А вам удалось создать практически новую агентурную сеть. Но нас волнует вопрос с исчезновением Кучера.

– Разрешите? – спросила Чернышева.

Шебаршин кивнул.

– Мы тщательно все проверили. Кучер не вернулся в Прагу, где у него живет сестра. Нет его и в Мюнхене, где проживала одно время его бывшая пассия. По нашим агентурным сведениям, Кучер не появлялся и в столицах европейских государств. Возможно, он перебрался на жительство в Южную Америку, где ранее работал в качестве дипломата. Или просто решил отойти от активной деятельности, осев в каком-нибудь городке.

– Нет, – возразил Шебаршин, – у вас неточные сведения, полковник.

Она насторожилась. Значит, что-то они упустили.

– Мы получили подтверждение от нашего агента в Лэнгли, – продолжал Шебаршин, – Флосман был перевербован ЦРУ в восемьдесят шестом году. Он был двойным агентом. Работал на обе стороны.

Марина невольно нахмурилась. Она не предвидела такого поворота событий. Чернов, сидевший рядом, не глядя на нее, спросил:

– Это проверенные сведения?

– Вполне. Источник надежный. Флосман являлся агентом ЦРУ. Вы понимаете, что это означает?

Чернов по-прежнему не смотрел на Чернышеву, и это было обиднее всего. Она решила взять всю вину на себя.

– Понимаем, товарищ генерал. Мы строили свою работу с учетом того фактора, что Флосман погиб или вышел из игры. Но отныне нам придется менять все исходные данные. Кучер не только жив, но и работал на противную сторону. Значит, мы ошибались. И среди наших агентов, уже проверенных за последние несколько месяцев, вполне может оказаться подставка. Или, еще хуже, этот агент может быть разоблачен самим Флосманом при личной встрече.

– Вот это самое неприятное, – кивнул Шебаршин. – Получается, что вся ваша работа была проделана впустую.

– Мы проверим все еще раз, – мрачно пообещал Чернов.

– Нет, Сергей Валентинович. Это долгий и неблагодарный путь. Мы можем предложить другой вариант. Более надежный. По нашим данным, Флосман сейчас осел в Южной Америке. Нам повезло, и мы вышли на него раньше американцев. Но это ничего не значит. Они могут вспомнить о своем бывшем агенте и снова попытаться включить его в игру. Тем более что Флосман, судя по всему, знает гораздо больше, чем мы раньше думали. А у вас в Аргентине остался работать Штурман. Тот самый, который раньше работал на Прагу.

– Да, Йожеф Липка, – подтвердила Чернышева, – он дал согласие на работу с нашей разведкой.

– У вас хорошая память, полковник, – заметил Шебаршин. – Будет очень неплохо, если в Аргентине состоится встреча Флосмана и Липки. Они ведь и раньше встречались. Нужно, чтобы кто-то выехал в Буэнос-Айрес и присутствовал бы на этой встрече. Мы с таким трудом восстанавливаем связи, а этот Кучер может их просто развалить. Я дал указание Второму отделу. [1] Они окажут вам необходимую помощь.

– Мы подумаем над тем, кого именно послать в Аргентину, – осторожно вставил Чернов, – у нас есть ряд кандидатур.

– Прошу послать меня, – вмешалась Чернышева, к явному неудовольствию Чернова. – Для меня испанский язык почти родной. Сергей Валентинович знает, что я часто бывала в Латинской Америке.

– Это его право, – холодно заметил Шебаршин. Он не любил, когда пытались сразу исправить допущенную ошибку. По его твердому убеждению, любая акция должна быть предметом тщательно спланированной операции. Поэтому он не захотел поддержать женщину, так быстро согласившуюся на собственное участие в сложной операции. А может, он просто не хотел рисковать ценным сотрудником.

Когда они вдвоем вышли из кабинета Шебаршина, Чернов недовольно заметил:

– Совсем с ума сошла? Молодость решила вспомнить? Никуда я тебя не отпущу, никуда не поедешь.

– Поеду, – уверенно сказала Чернышева. Она знала, что в конечном итоге это будет самый лучший выбор в их группе. Чернов не стал спорить. Видимо, он понимал это так же, как и она.

Глава 2

Каждый раз, прилетая в Буэнос-Айрес, она испытывала странную смесь восторга и удивления перед этим необыкновенным городом, расположенным в заливе Ла-Плата. Находясь почти в трехстах километрах от Атлантического океана, город, казалось, был его символом. Мощным, большим, красивым символом океана, впитавшим в себя десятки различных атлантических культур и ставшим одной из самых красивых столиц мира.

Практически треть населения Аргентины и большая часть всего городского населения страны проживала в Буэнос-Айресе. Его протянувшиеся на многие километры авениды придавали городу неповторимое очарование. При ближайшем рассмотрении город обнаруживал в себе как бы три пласта. Первый – колониальный, когда в восемнадцатом-девятнадцатом веках в Буэнос-Айресе возводились роскошные особняки испанских дворян, прибывающих в эту страну. Затем, в начале двадцатого века, и особенно в период между двумя войнами, когда сюда хлынули переселенцы из Старого Света, город стал застраиваться эклектичными зданиями, словно отражавшими хаос в умах и настроениях пришельцев. Возводились здания причудливой конфигурации со множеством архитектурных решений. Пришельцы словно соревновались друг с другом в изощренности архитектурных решений. Второй слой города был во многом несовершенен, часто носил случайный, непродуманный характер. Но сами здания, иногда становившиеся триумфом архитектурной мысли, а чаще просто проявлением амбиций его создателей, во многом определяли характер самого города – бурно развивающегося, с населением, состоящим из нескольких крупных диаспор, среди которых самой большой к этому времени становилась итальянская.