Завтра утром, стр. 68

— Все равно глупо.

— Не буду спорить, но, насколько я помню, Кэрол Лежиттель тогда потеряла работу, не получала от мужа алиментов, и у нее было трое детей-подростков. Она была кругом в долгах, и ей грозило банкротство, когда она встретила Шевалье. Он был дальнобойщиком, неплохо зарабатывал. По-моему, у нее просто не было выхода.

— Но могла же она найти кого-нибудь более приличного.

— Может, ее как раз и привлекло, что он такой грубый и неотесанный. Кто знает?

— Да уж, черт возьми, кто знает? — пробормотал Рид.

— Может, никто уже и не узнает. Спокойной ночи, Рид. — Она открыла дверцу, и в салоне зажегся свет.

— Погоди. — Он схватил ее за руку. — Мне не нравится, что ты будешь одна ночью. — Он понизил голос, и от этого шепота по шее непривычно побежали мурашки. Сильные пальцы сжали руку.

— Ты ко мне пристаешь? — спросила она, чтобы разрядить обстановку.

— Я просто беспокоюсь.

— Все будет хорошо.

— Да? — По его лицу было видно, что он сомневается.

— Так ты хочешь зайти? — спросила она. — Или нет? Он помедлил. Взглянул на ее квартиру в башенке.

— Лучше не стоит.

Никки почувствовала разочарование, но выдавила кривую улыбку.

— Тогда не заходи.

— А тебе больше негде заночевать?

— Это мой дом. Я сменила замки. — Она улыбнулась одними губами. — А теперь у меня есть сторожевой пес — Микадо.

Рид фыркнул, посмотрев на собачонку:

— Да, классная защита, ничего не скажешь. Ты не можешь поехать к родителям?

— Рид, мне не тринадцать лет, — сказала она, вспомнив бессонную ночь в своей прежней постели, когда в голове крутились осколки родительских ссор. — И я не была присяжной на суде над Шевалье, так что я вряд ли намечена на роль жертвы. Сомневаюсь, что есть какая-то опасность.

Он сильнее сжал ее рукав, и лицо застыло от тревоги.

— Все в опасности, пока он на свободе. Может, поедешь к сестре?

Никки содрогнулась, представив крикливую, раздражительную Лили. И слова «я тебе говорила» та произносит отнюдь не задушевным тоном.

— Даже не упоминай. Лили в три раза неприятнее Гробокопателя. А мой брат Кайл чокнутый, и вдобавок у него аллергия на собачью шерсть. Никто из них не обрадуется, если я завалюсь к ним среди ночи. Кроме того, никто не сможет выгнать меня из моего дома. — Схватив сумочку, она высвободилась. — Даже Гробокопатель.

— Это не просто название статьи, Никки. Он хладнокровный убийца. Тип, которому нравится хоронить людей заживо. Да, ты сменила замки, ну и что? Однажды он уже влез к тебе. Мы думаем, что у него был ключ, но ведь он мог и взломать замок.

— Сейчас у меня надежные запоры.

— Это ничего не гарантирует.

— Ты хочешь меня напугать.

— Да, черт возьми, хочу.

— Ладно. Тебе удалось. Но я остаюсь. В своем доме. — Она посмотрела на пальцы, все еще сжимавшие ее рукав. — Так как, Рид? Ты идешь или нет?

Они были вместе. С часовой башни соседней церкви Супергерой, настроив бинокль, увидел, как Рид вышел из машины и повел Никки Жилетт и эту глупую шавку по лестнице.

Интересно, подумал Супергерой, останется ли коп на ночь.

Может, они уже любовники?

Он видел, как между ними пробегают искры, и знал, что они обязательно переспят, это лишь вопрос времени, но все равно это его раздражало.

Никки Жилетт — просто очередная шлюшка. Как все остальные. Он ощутил зависть и даже ревность к Риду, который был с ней. Но продолжаться этому недолго. Неважно, насколько далеко у них зашло, скоро все кончится. Уж он-то проследит. Держа одной рукой бинокль, другой он залез в карман, под толстый пакет, который собирался отправить, и нащупал комочек ткани. В одиночестве стоя на часовой башне, он поглаживал шелковые трусики, которые взял у нее из шкафа, — трусики Никки. Он редко позволял себе такую роскошь — вынуть свои сокровища из стола, но сегодня решил, что это необходимо. Гладкий шелк и кружева доставляли его грубым пальцам райское удовольствие, и он облизал губы, когда похоть переполнила его. Все зудело от желания трахнуть ее, бросить на кровать, а еще лучше в гроб, снова и снова овладевать ею. Ее протестующие вопли сменятся стонами наслаждения, она будет умолять не только пощадить ее жизнь, но и входить в нее снова и снова. Мысленным взором он представил ее под собой — потную, извивающуюся, молящую.

Он гладил ее трусики, и его член от предвкушения стал твердым, как шомпол. На лбу выступил пот, бинокль в руке стал влажным.

Через мощные линзы он видел, как Рид взял у нее из рук ключи, отпер дверь, осторожно распахнул ее и нащупал выключатель.

Они не знали, что за ними следят. Даже в бинокль было трудно что-то разглядеть; на террасе было темно, башня освещалась плохо, но все же он заметил интимный жест Рида. Проверив квартиру, коп положил руку на спину Никки, мягко пропустил ее вперед, придвинулся ближе и, без сомнения, прошептал, что все в порядке.

Может, Рид даже был в этом уверен.

Но он не прав.

Чертовски не прав.

Глава 26

Ему нельзя оставаться.

Никогда. Ни за что.

Но Рид не мог и уйти из квартиры Никки Жилетт. Он чувствовал, что она — мишень. Он не спас ту женщину, которую охранял в Сан-Франциско, видел, как ее убили, и ничего не сумел сделать, а теперь Гробокопатель убил Бобби Джин и ребенка.

Он не допустит, чтобы Никки разделила их участь, как бы она ни возражала. И вот он стоял в ее крохотной гостиной, чувствуя себя не в своей тарелке. Она опустила собаку на пол. Кот вскочил на барную стойку, выгнул спину датой и взирал на захватчика. Никки скинула пальто и опустила на пол у стола сумочку и ноутбук. Ее взгляд упал на автоответчик.

— Нет сообщений. — Ее голос сорвался, и внезапно она почувствовала такую усталость, что еле устояла на ногах. — Симона не перезвонила. — Она стукнула кулаком по крышке стола. — Черт побери, Рид, она у него! — прошептала она. Кулак сжался так сильно, что стали видны вены на тыльной стороне ладони. — Сейчас она в руках этого ублюдка.

— Не думай об этом. Ее взгляд обжег его.

— А как я могу думать о чем-то еще?

— Не знаю, но попробуй.

— Я пробовала. Но это невозможно. — Она заломила пальцы и громко вздохнула. — Как ты думаешь, что он с ней сделал? Как он ее обманул? Даже если он притворился мною, разве она не поняла? Где он поймал ее? На стоянке? Когда она вышла из ресторана?

— Не надо, — предупредил он.

— Я не могу остановиться. — Она запустила пальцы в лохмы, которые падали ей на глаза. — Я вижу ее. В гробу. Как она очнулась. Пытается выбраться.

Он не выдержал. Пересек пространство между ними и обнял ее.

— Тихо, — прошептал он ей на ухо. — Не мучай себя. Не помогает.

— Но я чувствую себя такой виноватой.

— Борись с этим. Приди в себя. Это единственный шанс ей помочь. Может, ты… примешь ванну… пойдешь спать… как-то расслабишься, — предложил он, чувствуя ее напряжение. — Тебе надо поспать. Утро вечера мудренее. Для нас обоих.

— Ты остаешься?

— Ну, если ты меня не выкинешь на улицу.

Она фыркнула. Почти смешок. Словно эта картина показалась ей забавной.

— Тогда я устроюсь в машине.

— Там холодно. Он пожал плечами:

— Да не так уж. Я жил в Сан-Франциско. Ты не забыла?

— Помню. — Она откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза, хотя он по-прежнему обнимал ее. Они были близко. Слишком близко. Сквозь одежду соприкасались их бедра. — Думаю, не обязательно спускаться к «кадиллаку».

— Спасибо.

Изучая его, словно впервые видя, она добавила:

— Я постараюсь воспользоваться твоим советом и… подумаю, что можно сделать для Симоны. Постараюсь не дергаться и не строить из себя истеричку.

— Это все, чего я прошу.

Она скептически подняла бровь.

— Ну, ты можешь просить гораздо большего. — Она была так близко, что он разглядел у нее на носу едва заметные веснушки и увидел, как на ее лице сменяются чувства, как она пытается взять себя в руки.