Лучше быть святым, стр. 39

– Когда мы их вывозили, мы все были советскими гражданами.

– Тогда да, сейчас нет. Это существенная разница.

– Документы уже в Москве, – тихо произнес Меджидов.

– Что? Только не надо блефовать.

– Я не блефую. Мы сдали их людям Примакова. А сюда мы прибыли как наживка. Наживка на дурака, посчитав, что вы обязательно клюнете, заинтересовавшись нами. И через вас мы выйдем на ваших хозяев.

Пашков вдруг понял, что это может быть правдой.

– Если это так, вы не сможете уйти из Бельгии. Вы не сможете вернуться в Россию. У вас нет никаких шансов.

– Давайте я сначала поговорю со своей женой.

– Она действительно ваша жена?

– Это не ваше дело.

– Как хотите, только сначала я поговорю сам.

Пашков быстро набрал номер, опасаясь подвоха. Трубку подняла Лена.

– Мадам Сизова, – приторно сладким голосом спросил Пашков, – как вы себя чувствуете?

– Ничего, – очень тихо ответила женщина.

– Я передам трубку вашему мужу.

Он передал трубку Меджидову.

«Зачем я ее взял, – с болью подумал Меджидов. – После стольких потрясений опять такая драма. Ведь должен был оставить ее в Москве. Должен был понимать ее состояние. После такого потрясения везти ее в Брюссель. Она все-таки женщина. Ах, какой я дурак, – упрекал себя Меджидов. – Никогда себе не прощу, если что-нибудь с ней случится. Но этот Пашков, хоть и мерзавец, производит впечатление человека благоразумного. Надеюсь, с ней ничего не произойдет». Он вспомнил вдруг ее голое тело, вырывающееся из рук бандитов, и почти застонал.

– Лена, – быстро сказал он, – как ты себя чувствуешь?

– У вас все в порядке? – спросила она.

В такой момент!

– Да, да, как ты? Они тебя не обижают?

– Да уже целых семь минут беседуем. Нет, пока не обижают.

– Ты не волнуйся, мы тебя...

До него вдруг дошло, что она сказала.

– Сколько времени вы беседуете? – спросил он, еще не веря в такую удачу.

– Семь минут, – радостно подтвердила она, – целых семь минут.

Число «семь» на их сленге обозначало абсолютную, безусловную победу. Он не верил своим ушам.

Теперь не было необходимости притворяться.

– Можешь сказать обо всем сама полковнику Пашкову, – радостным голосом попросил ее Меджидов.

– Хотите говорить?

Полковник, недоуменно посмотрев на него, взял трубку.

– Полковник, – обратилась к нему Лена просто так, – вы не только предатель, вы еще и дурак. Вам удалось застать меня спящей и поручить охранять двум вашим кретинам. Вы правда считали, что они со мной справятся в ваше отсутствие?

– Что случилось? – прохрипел Пашков.

– Ничего. Они оба лежат на полу. Их оружие у меня. В следующий раз не врывайтесь ко мне без стука.

Пашков понял все. Вместе с двумя своими подручными он мог захватить Суслову, спавшую в постели. Он даже мог ее оставить в номере, дожидаясь Меджидова. Но самоуверенность подвела полковника. Захватив женщину довольно легко, он был убежден, что двое вооруженных мужчин так же легко смогут удержать ее. Он забыл только об одной вещи. Елена Суслова была таким же профессионалом, как и он сам. Ферзь против ферзя, игра идет на равных. Ферзь с двумя пешками имеет преимущество. Но две голые пешки против ферзя не могут продержаться ни при каких обстоятельствах. Что и произошло в номере отеля «Шератон». Он застыл с трубкой в руках, чувствуя, как немеют его ноги.

Глава 16

Никитинского арестовали прямо на улице. Перекрыв всю дорогу, сразу двадцать человек – лучших сотрудников ФСК – принимали участие в этой операции. Нужно отдать должное майору, он пытался сопротивляться, даже вытащил оружие. Но через полминуты он уже сидел в машине, мчавшейся к зданию на Лубянке.

По дороге он снова пытался оказать сопротивление, и когда его ввели в кабинет Вадима Георгиевича, на губах у него была свежая ссадина.

Подшивалов с интересом смотрел на этого человека, судя по всему, и планировавшего убийство его товарищей. Если Меликянц, Карась, Корженевский и другие были отвратительными исполнителями, пешками в этой сложной игре, то, судя по вырисовывающейся картине, Никитинский был важной фигурой. Николай Аркадьевич, вошедший вслед за ним, как-то победно взмахнул рукой, возбужденно заявив:

– Мы его взяли.

Майор сел напротив генерала, не спросив разрешения, затем демонстративно полез в карман, доставая сигареты и зажигалку. Щелкнул зажигалкой, закурил. Молчание продолжало нарастать.

– Мы хотели с вами побеседовать, – просто начал Вадим Георгиевич.

Никитинский презрительно скривил губы.

– Я ничего не скажу. Вы должны отпустить меня немедленно.

– Почему? Разве вы депутат Госдумы?

– Я работаю в личной охране Президента, – невозмутимо парировал Никитинский, – вам это может стоить ваших погон, генерал.

Вадим Георгиевич промолчал, но Николай Аркадьевич, видимо, растерялся. Он вдруг подумал, что Никитинский вполне может служить в личной охране Президента и тогда его разбитая губа будет скандалом побольше убийства Корина. Подшивалов просто с интересом смотрел на майора.

– У вас есть документы? – спросил Вадим Георгиевич.

– У меня их отобрали ваши люди. Но там есть все.

Николай Аркадьевич заглянул в лежавший перед ним конверт. Там было удостоверение и деньги. Удостоверение было действительно на майора Никитинского, сотрудника Управления личной охраны Президента.

Генерал почувствовал, что придется возвращаться в провинцию.

– Вы больше не работаете в ГРУ? – спросил Вадим Георгиевич.

– Уже целый год. Я перешел в охрану с ноября девяносто третьего.

– Мы об этом не знали, – очень спокойно сказал генерал.

– Я просто этого не афишировал, – улыбнулся Никитинский, – лучше нужно работать, товарищ генерал.

– Вы не хотите отвечать на мои вопросы?

– Вы же знаете наш статус. Только в присутствии Коржакова или Барсукова [5] , – гордо заявил Никитинский, понимая, что ни первого, ни второго в ФСК пригласить не решатся.

– Вам придется ответить на наши вопросы, – вдруг произнес пожилой генерал.

– Вы с ума сошли, – разозлился Никитинский, – какое вы имеете право?

– Вы обвиняетесь в организации убийства нескольких людей, в связях с преступной группой. Вы будете отвечать на наши вопросы?

– Какие убийства, какие группы? Не буду ничего говорить.

– В таком случае вы можете быть задержаны в соответствии с новым указом Президента на срок до тридцати суток.

– Перестаньте молоть чушь, – закричал взбешенный Никитинский.

Вадим Георгиевич чуть кашлянул.

– Господин Никитинский, я старше вас намного и по званию, и по возрасту. Будьте добры вести себя как полагается.

Никитинский умолк, тяжело дыша.

– Вам ясны ваши права? – строго спросил генерал.

Майор, бросив сигарету, отвернулся.

– У вас будет очная ставка с неким Артуром Меликянцем, получавшим от вас задания по организации террористических действий. Нас интересует только один вопрос – кто ставил перед вами эти задачи?

Никитинский не ответил.

– Считайте себя разжалованным, – убежденно сказал он.

– Это даже хорошо, – парировал генерал, – посижу с удочкой на пенсии. Давно мечтал.

– Вы, видимо, не совсем понимаете, – попытался взять себя в руки Никитинский, – я сотрудник отдела личной охраны Президента. На все вопросы я могу отвечать только в присутствии своего начальства, согласно моему статусу.

– Мы информируем ваше руководство, – холодно пообещал генерал. – Больше ничего не хотите добавить?

– Больше ничего.

Вадим Георгиевич нажал кнопку селектора.

– Уведите арестованного.

Никитинский изумленно посмотрел на генерала.

– Задержанного, – поправил он.

– Я сказал правильно, – упрямо возразил генерал, – вы арестованы по подозрению в совершении тяжких преступлений. Уведите его.

Когда Никитинского увели, Николай Аркадьевич, стараясь не глядеть на Подшивалова, спросил у генерала: