Безумная погоня, стр. 46

— Добрый вечер, прелестная Беата! — Закрыв дверь, Стивен приблизился к кровати.

— Добрый вечер, — поздоровалась Беата с напускной безмятежностью, при этом с ужасом обнаруживая, что шелк ее белья насквозь пропитался водой.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — справилась она, поворачиваясь на спину, чтобы закрыть собой мокрое пятно.

Стивен присел на край постели и лукаво посмотрел на нее.

— Когда я вижу вас, мое самочувствие сразу улучшается. — Он наклонился к ней и запечатлел на лбу поцелуй. — Мой Бог, какие изысканные духи! — Его дыхание щекотало ее щеку.

Беата боялась пошевелиться. Кто бы подумал, что в одном стакане столько воды? Стивен завис над ней, но что она могла сделать? Может, ей поцеловать его в ответ? Она провела губами по его губам, однако Стивен вдруг отпрянул и чихнул. Тогда Беата приняла сидячее положение и в тот же момент осознала, что промокла до самой поясницы. Если она не переоденется, то тоже начнет чихать.

— Прости. — Стивен оперся рукой о край кровати и тут же полез в карман, предположительно за носовым платком.

Беата поежилась. Его плечи и эта шея… Кто бы мог подумать, что под одеждой Стивен Фэрфакс-Лейси представлял собой симфонию мышц! Она задрожала, желая поскорее сбросить одежду…

— Я скучала по тебе за обедом, — произнесла она и ощутила неловкость из-за прозвучавшего в ее голосе неприкрытого желания. Ну а что же он? Не пора ли ему поцеловать ее как следует?

Внезапно Стивен нахмурился:

— Кажется, у тебя простыня мокрая… Беата прикусила губу.

— Я пролила стакан воды.

— Ага. — Он нагнулся к ней и… снова чихнул.

— Прости, но, к моему величайшему сожалению, я… Апчхи!

— Ты простудился на пастбище? — У Беаты упало сердце.

— Нет, не то. — Стивен взглянул на нее и улыбнулся.

Впервые с того момента, как он вошел в комнату, Беата почувствовала прилив уверенности. Его улыбка очень многое сообщила ей о вырезе ее сорочки, и она слегка шевельнулась, чтобы шелк обнажил плечо.

Его взгляд потемнел, и по телу Беаты пробежала волна дрожи. Ее колени вдруг ослабели, дыхание стало неровным, когда вокруг ее щиколотки сомкнулась сильная ладонь Стивена. Он возвышался над ней, находясь уже в ее постели. Беата воздела руки, чтобы притянуть к себе его сильное тело и…

Он снова чихнул.

— Ах, ты все же простудился! — воскликнула Беата с досадой, и Стивен невольно пожалел, что это не так.

— Это духи, — нехотя признался он. У Беаты округлились глаза.

— Мои духи? Он кивнул.

— Один момент. Я…

Она вскочила с кровати и направилась к туалетному столику, где стоял графин с водой.

Ее белье сзади промокло насквозь. Мокрый шелк прилип к спине, обтянул круглые ягодицы; загибаясь книзу, он невольно притягивал взгляд к потаенному месту.

Не в силах оставаться на постели, Стивен в один прыжок достиг ее и, обхватив ладонями прелестный зад, встретился с ней глазами в зеркале.

— О Боже, Стивен! — . — воскликнула она. — Да?

Его пальцы легли на мокрый шелк и заскользили вниз, обрисовывая прохладной материей округлость ягодиц. Шелк прильнул к коже, и тогда Беата откинула голову на его плечо.

Потянувшись через нее, Стивен зачерпнул воду из миски.

— Будет немного холодно, — пробормотал он, раскрывая ладонь над ее длинной шеей.

Голова откинулась назад, и она издала тот тихий горловой стон, который так ему нравился. В стенах спальни он прозвучал немного не так, как на пастбище: более глубоко и чувственно.

Беата повернулась в его руках, ее любопытные глаза, всегда настороженные, наблюдательные и хитрые, подернулись влажной поволокой. Она молила его без слов, и тогда, обхватив Беату за ягодицы, он притиснул ее к себе что было силы.

К несчастью, из-за проклятых духов Стивен никак не мог сосредоточиться и поэтому одним резким движением стащил с нее сорочку, зачерпнул еще воды и стал умывать ее, начиная с шеи. Капая, вода струилась по телу Беаты, плясала на коже влажными поцелуями.

Его пальцы скользнули по ее ключицам, по рукам, по груди и вниз… Он стоял на коленях, охлаждая ее горящую кожу, пока не дошел до ее бедер… и тут выдержка ему изменила. Беата дрожала так сильно, что не могла ни говорить, ни шевелиться. Она даже не заметила, когда Стивен поднял ее и положил на влажную половину постели. Он уже умудрился сбросить с себя одежду, и ее тело, извиваясь, устремилось ему навстречу. В следующий момент он раздвинул ей ноги, и тут же между ними затемнела его голова. А потом Беата корчилась, кричала, молила…

Наконец он обнял ладонями ее лицо и прижался губами к ее губам, а она с радостью распахнулась ему навстречу, обвив ногами за талию; ей просто не терпелось раствориться в волнах наслаждения.

Глава 36

ЧТОБЫ ПРИЗНАТЬ ОШИБКУ, ТРЕБУЕТСЯ НЕМАЛАЯ СМЕЛОСТЬ

Маркиза Боннингтон испытывала довольно странное ощущение. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять: это не начинающийся приступ подагры, не несварение желудка и не предчувствие скорого дождя; только после того, когда джентльмены удалились выпить портвейна, а дамы собрались в гостиной леди Ролингс за чашкой чая, Гонория со всей ясностью поняла, что означало это странное беспокойство внизу живота. Существовала вероятность — весьма малая, но все же вероятность, — что она совершает ошибку.

Странное ощущение, решила про себя Гонория. По известным причинам она испытывала подобное впервые.

Ошибки всегда вызывали у нее в желудке странное ощущение разлития желчи; оно возникало у нее всякий раз, когда она смотрела на леди Ролингс, которая впервые после рождения ребенка присоединилась к ним за ужином. Она была поразительно красива, эта девушка; ее кожа имела сливочную белизну магнолии, а сочность губ происходила явно не из флакона с помадой. Хотя маркиза считала, что привлекательность Эсме складывалась главным образом из ее характера, но это были еще и забавные комментарии, и блеск глаз, сиявших радостью, когда кто-то говорил о ее ребенке.

Фанни, очевидно, не одобряла нрава дочери; она напрягалась всякий раз, когда леди Ролингс смеялась.

— Понизь голос, моя дорогая, — отчетливо прозвучало ее замечание за ужином. — Тебе не пристало хохотать без причины.

— Прошу прощения, матушка, — тотчас отозвалась леди Ролингс, которая, по-видимому, всей душой желала добиться материнского расположения. Увы, Гонория не сомневалась, что ее шансы весьма малы.

— Я нахожу вырез этого платья неприлично глубоким, — объявила Фанни, как только дамы сели.

Леди Ролингс нервно подтянула лиф вверх.

— Просто моя грудь при сложившихся обстоятельствах увеличилась в объеме.

— Да, ты прибавила в весе, — согласилась Фанни, окидывая дочь взглядом. — Может, быстрая ходьба по утрам и диета из огурцов с уксусом окажутся эффективными. Дорогой мистер Браммел признался мне, что даже он порой использует особые методы для похудения.

— О, я бы так не смогла, — ответила Эсме с неуверенной улыбкой. — Позволь предложить тебе лимонную тарталетку, матушка.

— Что ты! Что ты! Я никогда не ем сладости по вечерам. Надеюсь, впредь ты тоже не станешь этого, делать.

Гонория не могла не улыбнуться, заметив, как леди Ролингс, быстро сориентировавшись, перенесла тарталетку, которую собиралась положить в свою тарелку, в тарелку леди Годуин.

— Почему бы тебе не сесть на бгуречную диету? — продолжала Фанни.

— Боюсь, кормящим матерям не очень полезно предпринимать столь драматичные шаги. — Леди Боннингтон всегда считала себя подругой Фанни, но, заметив явные признаки ее недовольства, несколько стушевалась.

— Хелен, правильно ли я поняла, что ты покидаешь нас? — поинтересовалась леди Ролингс, поворачиваясь к леди Годуин.

— Увы, это скорее необходимость, — поспешно откликнулась леди Годуин — видимо, и она уловила признаки недовольства Фанни. — Джина, герцогиня Гертон, пишет, что ждет ребенка и будет рада моему обществу. Я планирую отбыть через два дня…