Пророчество любви, стр. 23

Но вдруг запах моря обернулся смертным смрадом, удушающим и тошнотворным. Наплывающие друг на друга образы и формы передвигались, угрожающе громоздились и окружали со всех сторон. Тьма смыкалась вокруг Аланы и давила так, что едва можно было дышать. Отчаянно стараясь вырваться, она пустилась бежать, как будто ее преследовали демоны и исчадия ада. Да, может быть, так оно и было, потому что снова рыцарь оказался перед нею.

Он сидел на своем огромном вороном коне. Глаза сверкали из-под шлема. Кровь застыла у нее в жилах от ужаса. Меч рыцаря высоко поднялся над ее головой. Она стояла, застыв от страха, а тяжелый клинок, повиснув на мгновение в воздухе, стал стремительно опускаться… Она не могла пошевелиться. Могла только кричать, кричать и кричать…

— Саксонка! Проснись! Что с тобой? Слышишь меня, девочка? Ничто тебе не угрожает! Проснись!..

Ничто не угрожает? О, ей знаком этот голос! И эти сильные руки, сжимающие ее в объятиях! В отдаленных уголках сознания затаилась догадка, что она уже проснулась. Колыхался свет от свечи над постелью. И взбудораженный разум отказывался принимать утешение… от этого голоса и этих рук!

Нет, мелькнула смутная мысль, никогда, видимо, не отделаться ей от преследующего ее рыцаря. В этот страшный миг Алана понимала лишь то, что больше всего на свете боится она Меррика. Больше всего на свете!

— Не прикасайся ко мне! Говорю тебе, не трогай меня! — со сдавленными рыданиями разомкнула она кольцо его рук и прижалась к стене, комкая меховое одеяло у груди.

Губы Меррика сжались.

— Какое безумие на тебя нашло, что ты шарахаешься от меня? Что за кошмар тебе приснился? Во сне все неправда! Сны не могут причинять людям зло.

Алана яростно замотала головой.

— Ты ошибаешься. Это не просто сон. Он сбудется. Говорю тебе, сбудется. Это вещий сон.

Глаза Меррика сузились.

— Расскажи мне о своем сне, саксонка!

Она молчала, пристально глядя на него. Леденящий ужас застыл в крови. Меррик снова настойчиво попытался заставить ее заговорить.

— Расскажи мне, Алана. Расскажи, что тебя так испугало…

Алана покачала головой. Она тяжело и прерывисто дышала.

— Я видела смерть, — прошептала она. — Я видела тьму. Я видела… тебя!

Глава 9

— Я видела тьму… Я видела смерть… Я видела… тебя! Ты высоко поднял свой меч, — выдохнула она, — занес его, чтобы… поразить меня…

Меррик нетерпеливо воскликнул:

— Что за бессмыслица, саксонка! Мне не нужен меч, чтобы покорить такое слабое существо, как ты. Каким бы убийцей ты меня ни считала, я не обрушиваю удары меча на беззащитных женщин. И тебе не стоит меня опасаться.

Однако Алана по-прежнему старалась отодвинуться от него как можно дальше.

Меррик бросил на нее пронзительный взгляд. Он вспомнил, что, когда впервые увидел Алану в лесу, она, побледнев, смотрела на него, как громом пораженная. Озарение обрушилось на него неожиданным ударом: тогда уже Алана, увидев его, смертельно испугалась.

— В тот день… в лесу… — медленно проговорил Меррик, — ты смотрела на меня, словно я какое-то исчадие ада…

Алана вздрогнула, безуспешно пытаясь вернуть себе смелость. Она заговорила, запинаясь, еле слышным голосом:

— Это потому, что я… я уже видела твое лицо раньше…

Меррик воскликнул нетерпеливо и раздраженно:

— Нет! Этого не может быть!..

— Это правда, клянусь всеми святыми! Я… я видела тебя раньше.

— Где? — спросил он. — Во сне?

Алана не сводила с него глаз. Отзвуки кошмара начали исчезать. Бешеное биение сердца замедлилось. Меррик здесь, с ней рядом, такой же порывистый и самоуверенный, как всегда! Реальность постепенно проникала в сознание. Однако этот мужчина вовсе не собирается ее обижать, мелькнула у Аланы смутная мысль.

— Да, во сне, — неуверенно подтвердила она, опуская глаза, и добавила голосом, в котором слышались мука и изнеможение: — Ты принял за шутку то, что жители деревни называют меня ведьмой. Но они и вправду думают, будто я ведьма.

Меррик быстро спросил:

— А ты ведьма?

Буря чувств поднялась в душе Аланы. Девушка наклонила голову, радуясь, что завеса шелковистых волос скрывает пылающие щеки. Но, к ее величайшему стыду, слезы застилали глаза.

— Не знаю, — прошептала она.

Меррик ничего не ответил. Леденящий взгляд его голубых глаз колол, как клинок кинжала.

— Мне… мне нельзя с тобой оставаться, — вдруг проговорила Алана. — Я должна пойти к Симону…

— Жар у Симона прошел, он уже чувствует себя хорошо. Этой ночью тебе не придется сидеть у его постели, — то был скорее приказ, чем совет, пояснение или просьба.

Алана нервно сглотнула слюну, с досадой опуская глаза, что с ее стороны оказалось непростительной ошибкой: взгляд упал на обнаженную мужскую грудь, покрытую вьющимися темными волосами… такую мускулистую… Сердце Аланы вновь застучало быстрее.

Меррик не обратил внимания на ее замешательство, потому что в это время гасил свечу. Он лег, подложив под голову руку. Алана быстро последовала его примеру, скользнув под меховое одеяло. Янтарные угли словно протягивали из очага к постели слегка шевелившиеся лучики-пальцы, призрачная плоть которых слабо мерцала в темноте оранжевым светом. Алана лежала с широко открытыми глазами. Они с Мерриком не касались друг друга, но она чувствовала тепло, которое шло от его тела и обжигало, будто огонь. От мысли, что он обнажен, тревожная дрожь пробежала у нее по спине. Время шло, а Меррик не делал попытки прикоснуться к ней. Алана поняла: он не намерен приводить в исполнение угрозу, которая непрестанно будоражила ее.

Меррик, лежа за спиной девушки, повернул голову:

— Этот сон, саксонка… он часто тебе снится? Алана колебалась, не решаясь признаться.

— Только в последнее время, — еле слышным голосом произнесла она.

— А раньше тебе снились совсем другие сны? Алана сжала губы.

— Да, — коротко ответила она, — и они сбывались.

— И с каких пор ты видишь вещие сны?

— Я… я не могу вспомнить.

Меррик настойчиво продолжал расспросы:

— Поэтому крестьяне называют тебя ведьмой? Из-за этих снов?

Алане не хотелось отвечать ему, но она не осмелилась промолчать.

— Да, — снова повторила она это короткое слово.

— Мне хотелось бы знать, что это были за сны, саксонка! Они всегда верно предсказывали будущее?

Девушка бросила на него проницательный взгляд. Он смотрел на нее открыто и настойчиво, она — уклончиво и нерешительно.

— Да, — призналась Алана.

Она отвечала раздраженно, но Меррик не обращал на это внимания.

— Ты помнишь все свои сны?

Она поежилась, захваченная воспоминаниями, о которых предпочла бы забыть.

— Да, — тихо произнесла она.

Алана напряглась, чувствуя, что Меррик повернулся и смотрит на нее. Он попросил:

— Расскажи мне хотя бы некоторые.

Губы девушки задрожали. Она уже достаточно хорошо изучила нового лорда Бринвальда, чтобы понимать: он не позволит ей увильнуть от ответа. Медленно начала Алана свой рассказ.

— Однажды я видела во сне женщину из нашей деревни, ту, что варит эль. У нее должен был появиться ребенок. В моем сне малыш родился с повернутыми вовнутрь стопами.

— И так случилось на самом деле?

Она кивнула. Сжав пальцы на груди, Алана продолжила:

— Одно время в нашей деревне жил батрак. Я видела во сне, как его сын стоял на скалах неподалеку от Бринвальда высоко над морем. Потом вдруг… — ее голос дрогнул, суставы крепко сжатых пальцев побелели, — вдруг я увидела, что он падает… падает в бушующее море.

— И что потом? — спросил рыцарь, помедлив.

— На следующий вечер его нашли мертвым на берегу возле Бринвальда.

Алана услышала удивление в голосе Меррика:

— Но… как могло случиться такое совпадение?

— Деревенские нашептывали друг другу, что это я его столкнула со скал. Только моя мать и Обри поверили, что то был несчастный случай, мальчик упал сам. Только они поверили, что я не виновата, — она перевела дыхание. — Теперь ты знаешь, почему в деревне называют меня ведьмой.