Сильнее только страсть, стр. 1

Роби Джеймс

Сильнее только страсть

Пролог

Аббатство Мелроуз, Шотландия

Апрель, 1304 года от Рождества Христова

– Для маленького ребенка у нее просто... как бы точнее выразиться... совершенно удивительное умение, – произнес брат Уолдеф, обращаясь к закаленному в битвах воину Уильяму Уоллесу, наблюдая за поединком девочки и подростка – двенадцатилетнего паренька.

Оба стояли на берегу реки, не в силах оторвать глаз от того, как искусно восьмилетняя девочка своими маленькими пальчиками управляется с небольшим мечем, представляющим точную копию подлинного обоюдоострого палаша шотландских горцев. Такой палаш висел сейчас у пояса воина, носящего имя Уильям Уоллес. Девочка была его дочерью.

Следя внимательно за движениями малышки, Уоллес с удовлетворением отметил правильную работу ее ног, что позволяло успешнее отражать удары соперника. Да, сэр Уильям испытывал гордость за свою дочь. Она переполняла его настолько, что вызывала недоумение, ибо он считал себя человеком, не расположенным к излишнему проявлению эмоций, и всегда старался контролировать свои ощущения, что в немалой степени помогло ему, как он сам считал, стать незаурядным воином. Его имя стало известно всей стране, после того как он особо отличился семь лет назад во время битвы у моста Стерлинг с английским войском под предводительством прославленного полководца Джона де Уоррена, посланного королем Эдуардом с повторной задачей подчинить себе их страну.

И теперь самые горделивые высокородные шотландские лорды, считавшие его намного ниже себя по рождению и открыто презиравшие за это, не могли не признавать, что, если бы не он, Шотландия вынуждена была бы сдаться на милость ненавистных англичан...

Брат Уолдеф некоторое время испытующе смотрел на своего собеседника и затем спросил:

– Уильям, вы в самом деле любите девочку или всего лишь гордитесь ее успехами в овладении оружием?

Уоллес обратил на монаха свои удивительно ясные голубые глаза и ответил:

– Не важно, брат. Она – моя маленькая загадка. Моя слабая струна. И я не знаю, что с ней дальше делать, поэтому я и попросил вас написать ее тетке.

Обладая незаурядным талантом в военном искусстве, Уоллес не постиг грамоты, так и не научившись ни писать, ни читать, поэтому вынужден был обратиться к толстому монаху-цистерцианцу [1], брату Уолдефу. Брата Уолдефа он знал уже с десяток лет и решился доверить ему свою страшную тайну с убедительной просьбой, чтобы о ней и о содержании письма никто никогда не узнал, кроме адресата. Ни при каких обстоятельствах. Монах обещал выполнить его просьбу, но не смог удержаться от вопроса:

– А ваша дочь знает о том, кто ее мать? Уоллес слегка улыбнулся.

– Вы слишком любопытны, брат, – произнес он, однако в его голосе не слышалось осуждения. Он добавил: – Нет, я никогда не сообщал ей о матери.

Ответ не удовлетворил любопытство монаха, но он не стал настаивать на дальнейшем объяснении.

Между тем девочка уже устала сражаться и не долго думая забежала за спину соперника и нанесла ему удар плашмя под коленки, после чего тот упал, а она прикоснулась острием меча к его шее и скомандовала:

– Не двигайся, негодяй! Ее отец негромко сказал:

– Достаточно, Джиллиана.

Она тут же отошла в сторону и воткнула меч в поросшую травой землю. Мальчик вскочил на ноги и крикнул:

– Ты поступила нечестно!

В синих глазах девочки не промелькнуло никакого сознания собственной вины. Она твердо произнесла:

– Разве я не победила?

– Но каким способом? – возразил мальчик. – Так не делают.

Джиллиана кинула взгляд на отца, вздернула подбородок.

– Зато победила! – повторила она.

– Подойди сюда, дитя мое, – позвал ее брат Уолдеф. Она приблизилась к монаху и встала возле него, глядя прямо в лицо недетским взглядом, и тот вдруг явственно ощутил ее несомненную принадлежность к материнскому роду, от которого ей передались завораживающая красота, черт, изящество и тонкость движений, вступавшие в противоречие с грубоватостью отцовского поведения. «Если не вмешаются неведомые противодействующие силы, девочка обещает превратиться в истинную красавицу», – подумал монах.

Цвет лица и волос у Джиллианы отличался большей насыщенностью и яркостью, нежели у шотландцев: черные как вороново крыло волосы, смуглые щеки, синие глаза, в которых при ярком солнечном свете вспыхивали странные серебристые искорки.

Монах намеревался спросить ее совсем о другом, и сам удивился вопросу, внезапно вырвавшемуся из его уст:

– Ты когда-нибудь плачешь, дитя?

Она склонила голову набок грациозным естественным движением и с подкупающей искренностью ответила:

– С тех пор как была совсем маленькой, наверное, нет. Он опустился рядом с ней на корточки, что при его полноте далось нелегко, и, подавляя внутреннее волнение, изрек:

– Я стану молиться, чтобы в жизни тебе было не о чем плакать.

Джиллиана вежливо улыбнулась, глаза у нее оставались серьезными.

– Благодарю вас за ваши молитвы обо мне. Только боюсь, они будут напрасными: ведь жизнь сама захочет, чтобы я плакала. Но я не буду, вот и все.

И вновь Уоллес испытал прилив гордости за свою малышку. Ему захотелось обнять ее и прижать к груди, однако он не сделал ни того ни другого, а произнес бесстрастно:

– Возьми меч, Джиллиана, нам пора оставить брата Уолдефа наедине с его делами и заботами. – Обратясь к монаху, он добавил: – Поставьте меня в известность, брат, когда услышите что-либо от леди Марии.

– Разумеется, – ответил тот и, когда девочка побежала взять меч, проговорил: – Отчего вы не попросите меня написать прямо ее матери?

– Она по-прежнему не желает ее знать, брат Уолдеф. Отец лишь недавно простил ей брак, в который она вступила. Однако он ни за что и никогда не признает ее внебрачного ребенка, независимо от того, чей он. А уж если узнает, что мой, то и подавно. Чего уж тут говорить...

Тайна Уильяма Уоллеса действительно не могла прийтись по вкусу ни в Англии, ни в Шотландии: подумать только, его дочь оказалась внучкой самого ненавистного врага всех шотландцев, английского короля Эдуарда Плантагенета, покорителя Уэльса, человека, подвергнувшего осаде Шотландию и пожелавшего подчинить ее себе!

Конечно, появление на свет Джиллианы можно считать лишь прихотливой игрой случая, непредвиденным поворотом судьбы. Уоллес даже не уверен, вспоминает ли когда-нибудь Джоанна о штормовой ночи в Нортумбрии, когда они внезапно кинулись друг другу в объятия, словно их подтолкнул кто-то.

Темноволосой властной женщине с неистовым темпераментом, супруге графа Глостера, исполнилось тогда всего двадцать три года. Шесть месяцев назад она овдовела и теперь решила зачем-то предпринять рискованное путешествие к границе с Шотландией. Никто не мог уговорить ее отказаться от него. Если королевская дочь, принцесса Джоанна, задумывала что-либо, сам Господь Бог не помешал бы ей, не говоря уж об отце или ныне покойном муже, который, кстати, был на целых сорок лет старше ее. И вот, объявив, что не может долее оставаться в родовом поместье супруга, потому что ее гнетут печальные воспоминания, она с небольшим эскортом и с необузданностью, столь свойственной ее натуре, двинулась на север. Недаром ее усопшая мать королева Элеонора, разрешившаяся от бремени во время очередного крестового похода своего мужа, называла дочь «моя дикая сарацинка». Умудрившись отбиться от своих спутников во время начавшейся бури, – Джоанна нисколько не испугалась и неизменно сохраняла присутствие духа.

Уильям Уоллес был всего на год ее старше. Их дороги совершенно случайно пересеклись неподалеку от границы, на английской стороне, где он выполнял рискованную миссию по сбору необходимых сведений о передвижении английских солдат и о местах их скопления. Он уже намеревался вернуться в Шотландию, когда налетел тот самый ураган со стороны Северного моря и ему пришлось искать прибежище в полузаброшенном амбаре чьей-то фермы.

вернуться

1

Цистерцианцы – члены католического монашеского ордена, основанного в 1098 году. – Здесь и далее примеч. пер.