Убийственно жив, стр. 32
– Что еще за дерьмо, мать твою? Мне нужен трехлитровый мотор V-6! А тут детский горшок двухлитровый! Такого не требуется. Надеюсь, не рассчитываешь на плату?
Сердце упало.
– Ты… ты же не говорил… – Вонючка выудил из кармана смятый листок бумаги, на котором записывал утром инструкции, и предъявил Спайкеру. На нем дрожащей рукой было написано: «Новая модель „ауди А-4“, откидной верх, автоматика, малый пробег, цвет металлик, голубой, серебристый, черный». – Ничего не сказано про мотор…
– Ты что, с дуба рухнул, черт подери? Если человек покупает хорошую машину, ему нужен и хороший мотор.
– Да и этот работал как зверь, будь я проклят, – воинственно заявил Вонючка.
– Нет. Мне такого не надо. – Телефон опять зазвонил. – Цвет тоже не особенно нравится. – Он взглянул на дисплей, поднес трубку к уху, рявкнул: – Я занят, перезвоню, – и разъединился. – Шестьдесят.
– Сколько? – Вонючка рассчитывал на двести.
– Бери или проваливай.
Вонючка бросил на Спайкера пылающий взгляд. Сукин сын вечно умудряется его кинуть. То краска поцарапана, то покрышки старые, то надо менять выхлопную трубу, то еще что-нибудь. Ладно. По крайней мере, он поимел на парковке тайную прибыль, отплатив гаду пусть маленькой, но приятной для самолюбия платой.
– Где ты ее взял?
– На Ридженси-сквер.
Спайкер кивнул, внимательно осмотрел машину внутри. Понятно, зачем он это делает. Ищет пятнышко или царапину, чтобы еще сбавить цену. Глаза Спайкера жадно сверкнули, уставились под пассажирское сиденье. Он открыл дверцу, нырнул внутрь, выпрямился, держа в руке, как трофей, маленькую бумажку.
– Потрясающе! – хмыкнул он. – Очень мило.
– Что?
– Квитанция на парковку с Ридженси-сквер. Двадцать минут назад. Два фунта. Молодец! Значит, ты должен мне четвертак из заранее выданной суммы.
Вонючка проклял себя за идиотизм.
39
Грубый окрик потряс ее. Испугал. Глаза его остекленели, налились кровью. Напился? Накачался наркотиками?
– Открывай! – повторил он. – Давай, сука!
Она собиралась послать его к черту – как он смеет с ней так разговаривать? Но, понимая его состояние, постаралась успокоить, утешить, вернуть из кошмарного мира. И сняла еще слой бумаги. Безумная игра. Сначала орем и плюемся, потом дарим подарок…
Сняла еще лист, скомкала, бросила на кровать, однако он ничуть не смягчился. Напротив, еще больше взбесился, затрясся от злости.
– Шевелись, сука! Не копайся!
Ее прохватила тревожная жаркая дрожь. Она вдруг испугалась оставаться с ним здесь наедине, как в ловушке. Непонятно, что обнаружится в подарочной коробке. Раньше он никогда не дарил подарков, только цветы в последнее время, когда приходил к ней домой. Впрочем, в любом случае происходит что-то нехорошее, словно мир вдруг сорвался с оси.
С каждым снимаемым слоем бумаги Софи все сильнее боялась увидеть в коробке что-нибудь ужасное.
Наконец дошла до последнего. Под ним чувствовалось что-то наполовину жесткое, наполовину мягкое и податливое, как бы сделанное из кожи. Она догадалась, успокоилась, улыбнулась. Дурачок ее попросту дразнит, блефует.
– Сумочка! – радостно взвизгнула Софи. – Сумочка, да? Милый! Как ты догадался, что мне страшно хочется новую сумочку? Разве я об этом говорила?
Не улыбнувшись в ответ, он холодно приказал:
– Открывай.
В ту же секунду хорошее настроение испарилось, мир опять пошатнулся. Никакого тепла ни в выражении его лица, ни в словах. Страх усилился. До чего странно, что он принес подарок в тот день, когда его жену нашли мертвой… Наконец Софи сняла последний слой оберточной бумаги.
И недоуменно уставилась на лежавший в коробке предмет.
Это была вовсе не сумочка, а что-то незнакомое и зловещее, вроде шлема с большими стеклянными линзами, каким-то ремешком и длинной резиновой трубкой с фильтром на конце. Противогаз, с отвращением сообразила она, вроде тех, что носят солдаты в Ираке, только, кажется, старый. От него шел запах заплесневелой резины.
– На нас собирается кто-то напасть, или что? – изумленно спросила она.
– Надевай.
– Ты хочешь, чтобы я его надела?
– Надевай.
Софи поднесла к лицу маску и сразу отдернула, сморщив нос.
– В самом деле хочешь, чтобы я с тобой занималась любовью в противогазе? – Она туповато усмехнулась, страх слегка отступил. – Это тебя возбуждает?
Вместо ответа, он схватил противогаз, прижал к ее лицу, накинул через голову ремешок, больно прихватив волосы. Ремешок оказался чересчур тугим.
Она на секунду совсем растерялась. Линзы были грязные, в разводах, а стекла чересчур затемненные. Можно было лишь частично видеть его и комнату в зеленой дымке. Софи чуть повернулась, и он на мгновение исчез, пришлось снова вертеть головой, чтобы увидеть. Она слышала свое глухое дыхание, отзывавшееся в ушах морским рокотом.
– Я дышать не могу, – глухо вымолвила она в панике, в тисках клаустрофобии.
– Ничего, сука трахнутая, – проговорил незнакомый искаженный голос.
Она в ужасе попыталась сорвать маску, но он схватил ее за руки, больно стиснул.
– Кончай дурить, сука.
Софи всхлипнула.
– Брайан, мне эта игра не нравится. – И тут же рухнула на спину. Перед глазами промелькнули стены, потолок, ее захлестнула паника. – Не-е-ет!
Она взбрыкнула ногами, ударила правой во что-то твердое. Послышался болезненный вой. Софи вывернулась из мужских рук, перевернулась, упала, больно ударившись об пол.
– Сука, мать твою!
Пытаясь подняться на колени, она ухватилась руками за маску, дернула ремешок и получила смертельный, сокрушительный удар в живот, который полностью вышиб из нее дух. Согнувшись пополам от боли, она с ужасом осознавала, что он ее ударил.
Внезапно стало ясно, что ставки изменились. Он сошел с ума.
Он повалил ее на кровать, ноги больно ударились о спинку. Она закричала, но голоса из-под маски практически не было слышно.
Надо от него избавиться, выбраться отсюда.
Футболка разорвалась. На секунду Софи перестала сопротивляться, стремительно думая, составляя план действий. Дыхание стало оглушительным. Надо сорвать проклятый чертов противогаз. Сердце болезненно колотилось. Добраться до дверей, бежать вниз, к студентам, за помощью, за спасением.
Она повертела головой вправо, влево – нет ли чего на тумбочке, что могло бы послужить орудием.
– Брайан, пожалуйста, прошу тебя…
Крепкий кулак врезался сбоку в маску, угодив в шею.
Книга. Толстый научный том Билла Брайсона в твердой обложке, подаренный на Рождество, куда она заглядывает время от времени. Софи быстро перевернулась, схватила книжку, замахнулась, целясь в голову, ударила плашмя. Он упал с кровати, захрипев от боли и неожиданности.
Она мигом вскочила, выбежала из спальни по короткому коридору, не сняв противогаза, не тратя драгоценного времени. Добежала до двери, повернула ручку, дернула.
Створка открылась на несколько дюймов и резко, с металлическим щелчком захлопнулась.
Он накинул цепочку.
В душе всплеснулась волна ледяного ужаса. Софи схватилась за цепочку, снова захлопнула дверь, стараясь выдернуть из гнезда звенья, которые заело, черт возьми, заело! Как они могли застрять? Она тряслась, визжала, глухо кричала:
– Помогите! Помогите! Ох, пожалуйста, помогите!..
За спиной послышался металлический скрежет.
Она оглянулась, увидела, что он держит в руках.
Рот открылся, на сей раз безмолвно – от страха перехватило горло. Она просто стояла и скулила от ужаса. Тело как будто проваливалось само в себя. Не сдержавшись, Софи обмочилась.
40
Я читал, что потрясающие известия оказывают странное влияние на человеческий мозг. Время и место смерзаются воедино, нераздельно. Возможно, отчасти поэтому мы, люди, связаны проводами, получая предупредительный сигнал, отмечающий опасное место в жизни и в мире.
Я тогда еще не родился, поэтому не поклянусь, но люди говорят, что точно помнят, где были и что делали 22 ноября 1963 года, когда услышали новость об убийстве снайпером в Далласе президента Джона Ф. Кеннеди.