Убийственно жив, стр. 31
– Прости…
Он смотрел на нее таким взглядом, какого она раньше никогда не видела. Глаза словно закрыты ставнями.
– Я действительно виновата, прошу прощения. Только удивилась твоему появлению.
– Не рада меня видеть?
Она вскинулась, обняла его за шею, поцеловала в губы. Дыхание зловонное, от него несло потом, но ей было на это плевать. Мужские запахи, опьяняющие больше всего на свете, его запахи…
– Не просто рада, – прошептала Софи. – Но… – она взглянула в обожаемые ореховые глаза, – знаешь, очень удивлена… после нашего телефонного разговора. Рассказывай. Пожалуйста, расскажи, что случилось. Пожалуйста, объясни…
– Открывай! – повысил он голос.
Она сняла слой бумаги, под которым, как в китайской шкатулке, оказался еще один, и еще. Надо как-нибудь успокоить его необычное раздражение.
– Ну, попробую угадать. По-моему…
– Открывай! – завопил он. – Открывай, сука, мать твою!
38
Ведя машину во тьме, окрашенной фиолетовым оттенком, Вонючка снова заметил в зеркале яркие фары. Они возникли неизвестно откуда через пару секунд после выезда с парковки на Ридженси-сквер, а теперь прибавили ходу, выехали на встречную полосу, вильнули назад, пристроились за черным БМВ, сидевшим прямо у него на хвосте.
Беспокоиться не обязательно, думал он. Однако, доехав до двух плотных шеренг автомобилей у кольцевой развязки перед Дворцовым пирсом, мельком разглядел в неоновом уличном свете в зеркале лицо мужчины на пассажирском сиденье и запаниковал.
Точно не скажешь, но чертовски похож на того самого копа в штатском, Пола Пакера, которому он откусил палец, когда его брали в угнанной машине, за что потом отправили в исправительное заведение для малолетних преступников.
Из включенного на полную громкость радиоприемника Линдсей Лоэн пела «Исповедь разбитого сердца», но он почти не слышал слов, глядя на транспортные потоки на перекрестке, стараясь сообразить, как лучше выехать. Машина позади негодующе загудела. Вонючка проигнорировал. Один из четырех вариантов ведет в центр города в сплошные пробки – слишком рискованно, там его легко прижмут. Второй на Приморский парад, широкую улицу с многочисленными переулками, откуда можно выехать на открытое скоростное шоссе. Третий, вдоль побережья, опасен тем, что в обоих концах один выезд, перекрыть который ничего не стоит. По четвертому пути можно вернуться обратно, однако там идут дорожные работы, движение затруднено.
Приняв решение, он нажал на педаль до отказа. «Ауди» рванулся вперед, проскочив прямо под носом белого фургона. Лихорадочно сосредоточившись, Вонючка продолжал разгоняться на Приморский парад, пролетая мимо магазинов. Взглянул в зеркало – никаких признаков «вектры». Видно, застряла на развязке.
Впереди горел красный свет. Он притормозил, выругался, снова увидев «вектру», рванул по встречной полосе, понесся как сумасшедший, отчаянно крутя руль. Машина шла следом, почти в дюйме от заднего бампера. Сияющая чистотой. С антенной на крыше. Двое на передних сиденьях. Теперь, в свете собственных подфарников, не осталось никаких сомнений.
Проклятье.
В зеркале виднелись глаза Пакера, запомнившиеся с прежних времен, большие, спокойные, неотступные, пронзительные, как лазер. Помнится, даже когда он откусывал палец, глаза смотрели на него, причем боли в них, как ни странно, совсем не было. Какие-то ненормальные улыбающиеся глаза. Они как будто насмехались над ним… Но хотя его теперь снова застукали за тем же самым делом, копы не собирались выходить из машины.
Какого хрена вы меня не арестовываете?
Нервы дергались, в желудке какое-то дикое животное прыгало на трамплине. Вонючка мотал головой под музыку, но все равно весь дрожал, трясся. Надо что-то делать. Принять еще дозу. Предыдущая скудная быстро выветрилась. Надо постараться найти верный путь.
Постараться понять, почему копы не выходят из машины.
Загорелся зеленый свет. Он нажал на педаль, разогнался на полпути до перекрестка, резко выкрутил руль влево, нырнул на Нижние Рок-Гарденз, едва не столкнувшись со встречным такси. С облегчением увидел в зеркало, что «вектра» проскочила через перекресток.
Набрав скорость на улице с викторианскими террасными домами и дешевыми пансионами, Вонючка снова остановился перед светофором и заметил быстро приближавшуюся «вектру». Не осталось ни тени сомнения, что она преследует именно его.
Глянув в обе стороны, он увидел слева два автобуса, шедшие вплотную друг за другом, носом к хвосту, и, дождавшись последней возможности, дал газ, пролетел перед первым, как ветер. Понесся к Эгремонт-Плейс, сделал резкий разворот, обогнал с неположенной стороны тихоходный «ниссан» на глухом углу, но удача была на его стороне – никто не выехал навстречу.
Потом он с нетерпением ждал просвета в транспортном потоке на перекрестке с оживленной Элм-Гроув. Вдруг далеко позади тьму прорезали фары. Позабыв о просвете, он свернул направо поперек движения, невзирая на скрип тормозов, гудки и мигалки, перевалил через разделительную полосу, рванул вверх мимо брайтонского ипподрома и помчался вниз через пригород Вудингдин.
Поразмыслил, не остановиться ли, чтобы снять прикрепленные номерные таблички, вернувшись к настоящим, поскольку хозяин машины наверняка еще не заявлял об угоне, однако решил не рисковать, не дожидаться догоняющей «вектры» и потому помчался дальше, с кривой ухмылкой игнорируя вспышку камеры слежения, которая зафиксировала превышение скорости.
Через десять минут на загородной дороге в двух милях от ньюхейвенского порта, видя в зеркале пустоту, черноту, разбившихся на ветровом стекле мошек, он сбросил скорость и свернул направо возле указателя «Мидс-фарм».
Сквозь проем в высокой густой живой изгороди выбрался на одноколейную дорогу в кукурузных полях, давно ждущих уборки, через которую туда-сюда шмыгали кролики-камикадзе. Приблизительно через полмили подъехал к большим крепким сараям, служившим когда-то курятниками; справа в открытом с одной стороны амбаре чернели заржавевшие детали давно заброшенной сельскохозяйственной техники. Фары высветили впереди стену огромного, обитого железом склада.
Вонючка остановил машину. Изнутри не пробивалось ни лучика света, машин рядом не было, ничто не намекало на кипевшую в данный момент внутри активную деятельность.
Вытащив из кармана мобильник, набрал номер, заученный наизусть, и, услышав ответ на звонок, сказал:
– На месте.
Электронные двери отворились ровно настолько, чтоб машина проехала в глубокое, как пещера, ярко освещенное пространство, и немедленно начали закрываться. Внутри стояло штук двадцать автомобилей последних моделей, роскошные, самого высшего класса. Два «феррари», «астон-мартин», «бентли-континенталь», два «ренджровера», «кайенн» и несколько не столь редких: «гольф джи-ти-ай», «мазда экс-ар-2», классический желтый «триумф-стаг», новенький «эм-джи». Одни целенькие, другие на разных стадиях разборки. Несмотря на позднее время, над машинами трудились четыре механика – двое склонились над открытыми капотами, третий лежал под спортивным «лексусом», четвертый прилаживал кузовную панель к «ренджроверу».
Вонючка заглушил мотор, и одновременно смолкла музыка. Вместо того откуда-то из дешевого радио послышалась слезливая старая песня Джина Питни и завыла электродрель.
Барри Спайкер вышел из застекленного кабинета, расположенного наверху в дальнем конце, и направился к нему, разговаривая по мобильнику. Маленький, жилистый, бывший боксер легкого веса, региональный чемпион, с коротко стриженными волосами, твердой физиономией, которой вполне можно было бы лед колоть, в синем рабочем комбинезоне поверх пиджака. От него несло тошнотворно-сладким лосьоном после бритья, на золотой цепочке на шее висел медальон. Не обращая внимания на Вонючку, Спайкер подошел к машине, по-прежнему разговаривая по телефону, споря и, судя по виду, пребывая в поганом расположении духа.
Когда Вонючка вылез из машины, Спайкер завершил разговор и замахнулся на него телефоном, как кинжалом: