Неестественные причины, стр. 41

– Допустим, так оно и есть. Но нам никог­да этого не доказать. Разве что убийца запа­никует и расколется сам.

– Можно поискать орудие убийства.

– Уж больно оно чуднбе, мистер Далглиш.

– Но вполне надежное.

Реклесс вынул из кармана карту и разло­жил ее на столе. Они склонились над ней, и карандаш инспектора зашарил по двадцати­мильному сектору вокруг Монксмира.

– Здесь?

– Или здесь. На месте убийцы я предпо­чел бы место поглубже.

– Но только не в море, – заметил Реклесс. – Может вынести приливом на берег. Хотя вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову связывать это со смертью Мориса Сетона.

– А вам? Нет, убийца не стал бы рисковать. Лучше уж запрятать эту штуку так, чтобы ее не нашли, а если нашли, то очень нескоро. Значит, надо искать в какой-нибудь забро­шенной шахте, в канале или в реке.

Реклесс сделал на карте три маленьких крестика.

– Сначала попробуем здесь. Надеюсь, ми­стер Далглиш, что вы не ошибаетесь. Иначе мы попусту потратим время, а ведь на нас висит еще одна смерть.

Инспектор сложил карту и, не произнося более ни слова, удалился.

3

После ужина появились гости. Селия Кэлтроп, ее племянница, Лэтем и Брайс, как сговорившись, один за другим потянулись к надежному и спокой­ному камельку Джейн Далглиш – кто, невзи­рая на непогоду, пришел пешком, кто при­ехал на машине. «Пентландс» был чем-то вроде нейтральной территории, здесь воз­никала умиротворяющая иллюзия нормаль­ности, здесь бьшо извечное укрытие, светлое и теплое, от враждебного мрака ночи. Ветер попеременно то визжал, то стенал; быстро прибывающий прилив грохотал на берегу, пересыпая гальку. Даже из гостиной «Пент-ландса» это рокотание было отчетливо слышно. Временами из-за туч выглядывала луна и заливала Монксмир своим мертвен­ным сиянием; тогда из окна можно было разглядеть бурю во всей ее красе: гнущиеся и стонущие в муке деревья, белую и тревож­ную равнину моря.

Гости, которых никто не приглашал, со­гнувшись, шли по дорожке к входной двери, похожие на спасающихся от погони разбой­ников.

К половине девятого в сборе было все об­щество. Если не считать Сильвии Кедж, за которой никто не удосужился заехать, в гос­тиной собрались все те, кто сидел здесь пя­тью днями ранее. Далглиша поразило, на­сколько изменились все эти люди. В про­шлый раз они были заинтригованы и совсем чуть-чуть обеспокоены исчезновением Се­тона. Теперь же всех одолевали тревога и страх, неотвязные видения смерти и крови. Страх ощущался в каждом, несмотря на бра­ваду и старания держаться как ни в чем не бывало.

Морис Сетон умер далеко, в Лондоне, и к Тому же, возможно, своей смертью. Во вся­ком случае, тот, кто его убил (если это было убийство) или изуродовал уже мертвое тело, мог находиться не в Монксмире, а в Лондо­не. Однако смерть Дигби произошла здесь, и уж ее-то естественной счесть было никак нельзя. Селия Кэлтроп, правда, предприняла попытку такого рода. Она сидела в кресле у камина, неграциозно вывернув колени и положив ладони на свои массивные ляжки.

– Какая страшная трагедия! Бедный маль­чик. Мы, видно, никогда не узнаем, что тол­кнуло его на этот ужасный шаг. А ведь у Дигби было все: молодость, богатство, талант, красота, обаяние.

Поразительно нереалистичную характе­ристику покойного присутствующие встре­тили гробовым молчанием. Потом Брайс сказал:

– Богатство у него, может, и было. Или какие-никакие перспективы на богатство. А в остальном, Селия, согласиться с вами не могу. Бедняга был бездарным, самовлюблен­ным, пошлым ничтожеством с малоприят­ной внешностью. Не то что бы я испытывал к нему антипатию, но факт остается фактом. Да и потом, кто поверит, что Дигби покон­чил самоубийством.

– Какое к черту самоубийство! – взорвал­ся Лэтем. – Селия и сама в это не верит. По­чему бы вам хоть раз в жизни не сказать правду, а? Признайтесь, что вы перепуганы не меньше, чем остальные.

– И вовсе я не перепутана, – с достоин­ством возразила Селия.

– А зря, – язвительно заметил Брайс, свер­кнув глазами. Его гномоподобное лицо зло­радно исказилось, он как-то сразу оживил­ся и уже не походил на утомленного жизнью старика. – Ведь от смерти Дигби вам прямая выгода. Даже после двукратной выплаты на­логов по завещанию вам достанется круг­ленькая сумма. Если я не ошибаюсь, Дигби часто наведывался к вам в последнее время. Постойте, да ведь он у вас вчера обедал! Вам ничего не стоило подсыпать ему во флягу какой-нибудь порошочек. Вы ведь един­ственная из всех нас знали, что Дигби все­гда ее с собой носит. Помните, вы рассказы­вали нам – в этой же самой комнате?

– И где же, по-вашему, я могла достать мышьяк?

– Ага, Селия! А мы и не знали, что это был мышьяк. Какая опрометчивая фраза! Ладно бы здесь были только я и Оливер, но вдруг дойдет до инспектора? Надеюсь, вы не рас­сказывали ему про мышьяк?

– Я никому ни о чем не рассказывала. А инспектору я просто отвечала на вопро­сы – подробно и правдиво. И вам с Оливе­ром следует вести себя так же. Я не понимаю, почему вам хочется, чтобы смерть Дигби не­пременно была убийством? Просто вы оба испытываете пристрастие ко всяким мерзо­стям.

– Мы испытываем мерзкое пристрастие к фактам, – сухо заметил Лэтем.

Но на Селию его слова не произвели ни малейшего впечатления.

– Что ж, если это было убийство, нашей Джейн Далглиш очень повезло, что она на­шла труп не одна, а в присутствии Адама. А то могли бы возникнуть подозрения. Но рядом был суперинтендант из Скотленд-Ярда, а уж он-то, конечно, знал, какое значе­ние имеют следы и всякие там улики, остав­ленные на месте преступления.

Далглиш даже не нашелся, как отреагиро­вать на столь двусмысленное замечание, и подумал, уж не забыла ли Селия, что он тоже сидит в гостиной. И действительно, никто из присутствующих на Адама даже не взглянул.

– Какие такие подозрения могли бы воз­никнуть? – вкрадчиво спросил Лэтем

Брайс засмеялся:

– На вашем месте я не стал бы Подозре­вать мисс Далглиш, Селия. Иначе вскоре вам придется столкнуться с очень деликатной проблемой. Ведь наша хозяйка как раз гото­вит сейчас кофе для нас. Вы свою чашку вы­пьете или потихоньку выльете содержимое в цветочный горшок?

Элиза Марли вспыхнула:

– Да заткнитесь вы оба! Дигби Сетон умер, и умер ужасной смертью. Может, вы его и недолюбливали, но он тоже был человеком. Больше того, Дигби умел по-своему получать удовольствие от жизни. Вы, допустим, живе­те по-другому, но что с того? Дигби нрави­лось мечтать про свои дурацкие ночные клу­бы, про то, как он поступит с деньгами. У вас это вызывало презрение, но он ведь ничего плохого вам не сделал. И вот он мертв. При­чем убил его кто-то из нас. Я не вижу в этом причины для шуток.

– Не расстраивайся, милочка, – звучным, прочувствованным голосом пропела Селия, бессознательно переходя на ту интонацию, с которой диктовала наиболее трогательные пассажи из своих произведений. – Мы все привыкли к Джастину. Они с Оливером все­гда терпеть не могли ни Мориса, ни Дигби. Разве можно от этих людей ожидать соблю­дения приличий, не говоря уж об уважении к памяти усопших! Боюсь, эти двое никого, кроме самих себя, не любят. Чистой воды эгоисты. Эгоисты и завистники. Они не мог­ли простить Морису его писательского та­ланта. Сами-то они умеют только критико­вать написанное другими и глумиться над творческим даром. О, это весьма распрост­раненное явление – зависть окололитера­турного паразита к художнику. Вспомните пьесу Мориса. Оливер просто растерзал ее, ибо не мог смириться с чужим успехом.

– А, вы о той пьеске! – рассмеялся Лэтем. – Дражайшая Селия, если Морису хотелось эмоционально разрядиться, следовало схо­дить к психиатру, а не выплескивать все это в виде драматического произведения на бед­ного зрителя. Для того чтобы быть драматур­гом, требуются как минимум три вещи: уметь писать диалоги, понимать, что такое драма­тический конфликт и иметь хоть какое-то представление об устройстве сцены.

Это был излюбленный конек Лэтема, и на Селию реплика не произвела ни малейшего впечатления.