Лицо ее закройте, стр. 29

Макси, Феликс Херн и Кэтрин Бауэрз стояли у разверстой могилы рядом с мисс Лидделл, стайка девушек из приюта свя­той Марии сгрудилась позади них. Немно­го поодаль незнакомый священник из чу­жого прихода отпевал другого покойника. Небольшая группа людей в черном тесным кольцом окружила могилу, словно совер­шая некий таинственный ритуал, не пред­назначенный для любопытных глаз. На них никто не обращал внимания, и голос их священника тонул в шорохах, обрывках слов тех, кто провожал Салли. Потом люди в черном тихо пошли прочь. «Они-то достойно похоронили своего покойника», – подумала Дебора. И вот отец Хинкс стал говорить прощальные слова. Он благоразумно обо­шел молчанием обстоятельства смерти Салли, сказал лишь, что пути провидения неис­поведимы и покрыты тайной; это утверж­дение некоторые слушатели могли бы ос­порить, присутствие здесь полиции пред­полагало, что по крайней мере часть этой тайны дело рук человеческих.

Миссис Макси проявляла живой инте­рес ко всей церемонии, ее громкое «аминь» звучало выразительной поддержкой каждой фразы молитвы, она ловко перелистывала страницы молитвенника и помогала двум приютским девицам найти нужное место, когда горе или смущение, переполнявшие их, мешали им справиться с молитвенни­ком. К концу панихиды она подошла к могиле и постояла, глядя на гроб. Дебора скорее почувствовала, чем услышала ее вздох. По непроницаемому лицу ее матери никто не догадался бы, что означал сей вздох, по­том она повернулась к собравшимся. На­тянула перчатки и наклонилась прочитать одну из траурных открыток, а потом подо­шла снова к дочери.

– Какая чудовищная публика! Можно подумать, что им нечем больше занять­ся. Но бедняжка любила представления, ей бы понравились эти похороны. Что делает этот мальчик? Это твоя мама? Без сомне­ния, ваш малыш знает, что прыгать на могилах нехорошо. Приглядывайте за ним, раз приводите на церковный двор. Тут свя­тая земля, а не школьный стадион. И во­обще, похороны – не развлечение для детей.

Мать с ребенком затрусили следом за ними – две бледные испуганные мордочки, жидкие волосенки. Потом, затравленно взглянув назад, женщина оттолкнула маль­чишку от себя. Яркое, крикливое цвет­ное пятно расползлось, парни разобрали свои велосипеды, стоявшие в зарослях маргариток у церковной ограды, фотографы стали укладывать свои аппараты. Одна-две группки все еще ждали, перешептываясь и выжидая случая прошмыгнуть мимо вен­ков. Церковный сторож завладевал пра­вами наследства на апельсиновые шкур­ки и бумажные пакеты, бормоча себе что-то под нос. Могила Салли горела всеми цветами радуги. Красные, голубые, зо­лотистые тона полыхали над сложенным холмиком дерном и деревянными подпорками, словно пестрое лоскутное стеганое одеяло, и запах жирной земли мешался с запахом цветов.

3

– Это тетка Салли? – спросила Дебора.

Худая, нервная женщина с некогда ры­жими волосами разговаривала с мисс Лидделл. Они направлялись вместе к церков­ным воротам.

– Конечно, это та же самая женщина, которая давала показания при опознании трупа Салли.

– Если это ее тетка, давай отвезем ее домой. Автобусы днем ходят с большими интервалами.

– Верная мысль, заодно поболтаешь с ней, – ответил Феликс с пониманием.

Дебора предложила это, исходя исклю­чительно из лучших побуждений, – хотела подвезти женщину, чтобы та не ждала на солнцепеке. Но практическая выгода от этого предложения теперь стала очевидной.

– Пускай мисс Лидделл представит тебя ей, Феликс. А я подгоню машину. Заод­но узнаешь, где Салли работала до того, как забеременела, кто отец Джимми и так ли уж любил Салли ее дядя.

– За две-три минуты светского разго­вора вряд ли получится.

– Мы должны по дороге все у нее вы­ведать. Попытайся, Феликс.

Дебора промчалась на всех парах мимо матери и Кэтрин, не нарушив, правда, этикета и предоставив Феликсу поле дея­тельности. Женщина и мисс Лидделл вышли на дорогу и остановились попрощаться. Издалека казалось, что они выполняют какой-то ритуальный танец. Сначала приблизи­лись друг к другу обменяться рукопожатия­ми, потом отскочили в разные стороны. Затем мисс Лидделл повернулась было спиной, но снова качнулась к своей собеседнице, чтобы еще кое-что сообщить, и фигурки опять сошлись.

Пока Феликс приближался к ним, они повернулись к нему, и он увидел, как за­шевелились губы у мисс Лидделл. Он при­соединился к ним, неизбежные представ­ления были сделаны. Худая рука в деше­венькой черной перчатке на секунду робко дотронулась до его руки и тотчас же опус­тилась. Даже по этому вялому, молниенос­ному прикосновению Феликс понял, что она вся дрожит. Беспокойные серые глаза косили в сторону, пока он говорил.

– Миссис Рискоу и я хотели бы вас под­везти домой, – сказал он мягко. – Автобус придется долго ждать, а мы с удоволь­ствием проедемся.

Ему и вправду хотелось проехаться. Она мялась. Мисс Лидделл явно решила, что неприлично отклонять это, хоть и весьма неожиданное, предложение, его спокойно можно принять, она уговаривала тетку Салли согласиться, тут и Дебора подкатила на «рено» Феликса; вопрос был решен. Деборе пред­ставили тетку Салли как миссис Виктор Проктор, ее удобно устроили рядом с Де­борой на переднем сиденье, никто и слова сказать не успел. Феликс сел сзади, ко­нечно, ему претила вся эта затея, но он предвкушал удовольствие, которое он по­лучит, наблюдая Дебору в действии. «Под­метки на ходу рвет», – подумал он, когда машина полетела с холма вниз. Интерес­но, далеко ли им ехать и предупредила ли Дебора мамашу, что они задержатся?

– Я приблизительно знаю, где вы жи­вете, – услышал он ее слова. – Это на выезде из Кэннингбери, верно? Мы про­езжаем мимо, когда едем из Лондона. Но вы мне покажете дорогу. Очень мило с ва­шей стороны, что вы согласились, чтобы мы подвезли вас домой. Похороны – ужасная вещь.

Слова произвели совершенно неожиданный эффект. Миссис Проктор вдруг заплакала – не шумно, чуть заметно, почти не из­менившись в лице. Казалось, она просто не смогла удержать слезы, они текли ручь­ями по щекам и капали на ее сложенные руки. Она заговорила тихо, но четко, гул мотора не заглушал ее голоса. А слезы без­звучно и неизбывно текли по щекам.

– Не надо было мне приезжать. Мистер Проктор рассердится, если узнает. Но он до моего приезда не вернется, а Берил в школе, так что он не узнает. Узнает – рас­сердится. Сама себе она такую постель при­готовила, пусть и лежит там. Вот что он говорит, и винить его нельзя. Ведь он столько для нее сделал! Мы никогда не различали Салли и Берил. Никогда. Я буду повторять это до самой смерти. Не понимаю, за что нам такое горе.

Эти беспрерывные причитания несчаст­ной злили Феликса своей бессмысленнос­тью. Он и не знал, что Прокторы отказа­лись от Салли, как только она заберемене­ла, и, конечно же, теперь не хотят быть причастными к ее смерти. Он наклонился вперед, чтобы лучше слышать, Дебора что-то сказала, словно пытаясь подбодрить миссис Проктор. Феликс не уловил, что именно. Теперь она их заговорит, слишком долго все держала в себе, толку, правда, от этого будет мало.

– Мы ее воспитьшали, как полагается. Никто нас не упрекнет. А приходилось туго. Ее занятия в школе оплачивал муниципа­литет, но ведь мы должны были ее кормить. Она была трудной девочкой. Я иногда ду­мала, оттого это, что ее контузило, да и мистер Проктор другим был. Мы ведь тог­да все вместе жили. У нас был домик в Стоук-Ньюингтоне. Бомбили не часто, мы чув­ствовали там себя в безопасности в бомбо­убежище Андерсена [17].

Снарядом убило Лил и Джорджа. Ничего не помню, что было, как меня откопали. Они мне долго потом о Лил не говорили. Нас спасли, но Лил была уже мертвой, а Джордж умер в гос­питале. Нам еще повезло. Во всяком слу­чае, я считаю, что повезло. Мистер Про­ктор долго еще мучился, инвалидом остался. Но все говорили, что нам повезло.

«Как и мне, – подумал с горечью Фе­ликс. – Я тоже везучий».

вернуться

17

Семейное бомбоубежище (такие сооружались во время Второй мировой войны; названо по имени Дж. Андерсона, министра внутренних дел