Черная башня, стр. 44

IV

Парадная дверь Тойнтон-Грэйнж, как обычно, была не заперта. Дэлглиш молча и быстро поднялся по лестнице в комнату Уилфреда. Приближаясь, он услышал изнутри отзвуки разговора. Воинственно-укоряющий голос Дот Моксон явно брал верх над приглушенным ропотом мужчин. Дэлглиш вошел не стучась. Три пары глаз воззрились на него настороженно и осуждающе. Уилфред все так же полулежал на постели. Деннис Лернер поспешно отвернулся к окну, однако Дэлглиш успел заметить, что лицо у него в пятнах, будто он плакал. Дот сидела возле кровати, решительная и неколебимая, точно мать у кровати больного дитяти. Деннис пробормотал, словно Дэлглиш требовал от него объяснений:

– Уилфред рассказал мне, что произошло. Просто немыслимо!

– Однако все так и случилось. И это чистейшая случайность, – произнес Уилфред с ослиным упрямством, которое лишь подчеркивало, как он доволен своей главной ролью в этом маленьком спектакле.

– Но… – начал было Деннис, однако Дэлглиш прервал его, положив скатанную сутану на постель:

– Я нашел ее среди валунов за башней. Если вы передадите сутану полиции, они могут выяснить что-нибудь важное.

– Я не собираюсь обращаться в полицию и решительно запрещаю кому-либо делать это ради меня!

– Не волнуйтесь, – спокойно произнес Дэлглиш. – Я не собираюсь понапрасну отнимать у них время. Судя по вашей решимости ни за что не привлекать полицейских, они скорее всего заподозрят, что вы сами подожгли солому. Так оно и было?

Деннис задохнулся от потрясения, Дот возмущенно запротестовала, но Уилфред поспешил объяснить:

– Нет-нет, Дот, вполне естественно, что Адам Дэлглиш так подумал. Он профессионально обучен подозревать и проявлять недоверие. Нет, я не пытался сжечь себя заживо. Одного самоубийства в черной башне на нашу семью вполне достаточно. Правда, мне кажется, я знаю, кто развел огонь, и с этим человеком разберусь тогда, когда сочту нужным, и так, как сочту нужным. А до тех пор я хочу, чтобы никто ничего не рассказывал никому из членов нашей семьи. Благодарение Господу, в одном я могу быть уверен: никто из них не приложил руки к случившемуся. Теперь, когда я уверен в этом, я понимаю, что мне делать. И если вы будете столь добры оставить меня…

Дэлглиш не стал дожидаться и проверять, последуют ли остальные его примеру. Он удовлетворился тем, что уже у дверей сказал:

– Если вы думаете о мести, забудьте. А если не можете или не смеете действовать в рамках закона, лучше вообще ничего не предпринимайте.

Энсти улыбнулся своей бесящей кроткой улыбочкой:

– О мести, коммандер? Мести? Этого в философии Тойнтон-Грэйнж просто нет.

Проходя через холл, Дэлглиш никого не увидел и не услышал. Дом стоял тих и безжизнен, точно опустевшая раковина. После секундного размышления Дэлглиш зашагал на мыс к коттеджу «Любовь». Вокруг было безлюдно – лишь с утеса спускалась одинокая фигура: Джулиус, несущий в каждой руке по бутылке. При виде Дэлглиша он приподнял их полубоксерским-полузаздравным жестом. Коммандер махнул рукой в ответ и зашагал по каменистой тропе к коттеджу Хьюсонов.

Через приоткрытую дверь не доносилось никаких звуков. Адам постучал и, не получив никакого ответа, зашел в дом. Коттедж «Любовь», расположенный поодаль от двух других зданий, был больше их, и гостиная, купавшаяся в потоках льющегося из двух окон солнечного света, радовала глаз соразмерностью пропорций. Однако в остальном она выглядела грязной и запущенной, словно отражала мятущуюся и недовольную натуру Мэгги. У Дэлглиша сложилось впечатление, что молодая женщина нарочно не распаковывала вещи, дабы подчеркнуть: они с мужем здесь долго не задержатся. Немногочисленная мебель, по всей видимости, до сих пор стояла там, куда еще при переезде ее поставили грузчики. Перед большим телеэкраном, который доминировал над всей комнатой, расположился грязный и потертый диван. Скудная медицинская библиотечка Эрика нашла себе место на полках книжного шкафа, где, помимо книг, размешалась причудливая коллекция фарфора, всевозможных безделушек, пластинок и стоптанных туфель. На стандартно-уродливой лампе, что списала с потолка, не было даже плафонов. Две картины стояли на полу лицом к стене – у обеих шнуры сзади были перекручены и порваны. Посередине комнаты торчал квадратный стол, на котором красовались остатки позднего ленча: разорванный пакет из-под печенья, откуда сыпались крошки, кусок сыра на щербатой тарелке, масло, растекшееся по бумажной обертке, незакупоренная бутылка кетчупа с красными потеками на горлышке. По этим остаткам трапезы разгуливали, выписывая сложные узоры, две жирные мухи.

Из кухни доносились шум воды и гудение газовой колонки. Эрик и Мэгги мыли посуду. Внезапно колонка выключилась, и Дэлглиш услышал голос Мэгги:

– Ты слабак, разнесчастный слабак! Позволяешь им тебя использовать. И если трахаешься с этой высокомерной сучкой – только не воображай, будто меня это хоть как-то волнует! – то лишь потому, что не можешь ей отказать. А на самом деле она нужна тебе не больше, чем я.

Эрик что-то тихо пробормотал в ответ. Раздалось звяканье посуды, а потом снова раздался голос Мэгги:

– Ради Бога, ты ведь не можешь прятаться здесь вечно! Та поездка в больницу Христа Спасителя прошла не так плохо, как ты боялся. Никто ничего не сказал.

На этот раз ответ Эрика прозвучал вполне отчетливо:

– А им и не требовалось ничего говорить. Да и вообще, кого мы видели-то? Консультанта по физиотерапии да регистраторшу. Она все знала – и дала мне это понять. Так оно будет, даже если я получу работу. Мне не дадут ничего забыть. Врач-отщепенец. Всех пациенток моложе шестнадцати лет тактично передадут другим партнерам, просто на всякий случай. Уилфред по крайней мере обращается со мной как с человеком. Я приношу пользу. Я могу заниматься своей работой.

– Да какой, на фиг, работой? —почти заорала на него Мэгги. Оба голоса снова потонули в шуме воды и колонки. Потом снова стало тише, и Мэгги визгливо выкрикнула:

– Ну ладно! Ладно! Ладно! Я же сказала, что не стану рассказывать, – и не рассказала. Но если ты так и будешь ныть по этому поводу, я могу и передумать.

Ответом снова стало неразборчивое бормотание, хотя на сей раз в нем явственно слышался упрек. Потом снова заговорила Мэгги:

– Ну а если я это и сделала? Сам знаешь, он ведь был не дурак. Прекрасно понимал, что происходит нечто необычное. Ну и чего плохого? Он же умер. Умер. Умер. Умер.

Внезапно Дэлглиш осознал, что замер как вкопанный посреди гостиной, насторожив слух, будто на самом настоящем официальном расследовании, его собственном расследовании, где каждое подслушанное слово может оказаться жизненно необходимой уликой. Раздосадованный, он буквально силком заставил себя встряхнуться, сделал несколько шагов назад, к двери, и уже поднял руку, чтобы постучать погромче, как из кухни вылетела Мэгги с маленьким жестяным подносом в руках. За спиной у нее маячил Эрик. Молодая женщина быстро оправилась от потрясения и залилась почти естественным смехом:

– О Боже, только не говорите, что Уилфред звонил в Ярд, чтобы засадить меня за решетку. Бедняжечка вечно так волнуется. Зачем вы пришли, дорогой? Сообщить, что меня заберут для дачи показаний?

В дверях потемнело. На пороге показался Джулиус. Должно быть, подумал Дэлглиш, ему пришлось бежать, чтобы поспеть сюда так быстро. С чего бы такая спешка? Тяжело дыша, Корт водрузил на стол две бутылки виски.

– Искупительная жертва.

– Я так и подумала!

Мэгги немедленно принялась флиртовать. Глаза под тяжелыми веками заискрились, засверкали то в сторону Дэлглиша, то в сторону Джулиуса, точно Мэгги никак не могла решить, кого же из них одарить своей благосклонностью. Обратилась она к Дэлглишу:

– Джулиус обвинил меня в попытке зажарить Уилфреда заживо в черной башне. Знаю-знаю, все это не смешно. Зато Джулиус, когда напыжится, страх как потешен. И честно говоря, это полная чушь. Если бы я решила устроить святому Уилфреду веселую жизнь, то отлично бы добилась своего и не шныряя вокруг черной башни в тряпье. Правда, милый?