Жемчуг Лутры, стр. 27

Заметив, что клевать и рвать когтями вроде бы больше и некого, Сноп проморгался и злобно заухал:

— Разбежались, трусы! Ну где же вы? Будете знать, как убивать и жарить несчастных птичек! Вернитесь, и я покажу вам, что значит достойный противник!

Шкиперу тем временем пришлось утихомиривать зайца, который, подобрав с земли чей-то широкий палаш, стал размахивать им во все стороны, что было уже опасно для находившихся рядом друзей.

— Полегче, полегче, приятель! Не видишь, что ли, они разбежались, — пытался утихомирить зайца Командор.

Полузатоптанный во время боя костер нещадно дымил. Мартин сделал несколько шагов в сторону, протер глаза, прокашлялся и спросил:

— А где ящерицы?

Мощными взмахами крыльев Сноп тем временем разгонял дым.

— Эти пресмыкающиеся даже не подумали сопротивляться. Смылись, как ласточки, рванувшие на юг с первыми холодами.

Командор высмотрел в темноте следы в дальней стороне лагеря.

— Мартин, они сюда пошли. Ну что, двинем за ними? У Ласка и его надзирателей был запас времени. Они неожиданно полукругом вынырнули из темноты на тропу, по которой отступали к морю оставшиеся в живых пираты. Разозленная, одна из морских крыс бросилась на генерала, размахивая саблей.

— Ты жалкий трус! Спасая свою чешуйчатую шкуру, бросил товарищей в бою! Ты, тварь чешуйчатая…

Ласк Фрилдор не стал терять время на разговоры. Одним ударом хвоста он переломил несчастной крысе шею. Сойдя с тропинки, генерал плюхнулся в тянувшуюся вдоль нее канаву.

— Мы долж-жны пробиратьс-ся к кораблю. Двигай-тес-сь з-за мной или ос-ставайтес-сь здес-сь и погибайте, как ос-стальные.

Не задавая лишних вопросов, пираты и ящерицы спустились в канаву и побрели по воде за генералом, понимая, что напавшие на них обитатели Рэдволла вот-вот доберутся и до этого места.

За спиной Мартина неожиданно вскрикнул Командор. Мышь-воин обернулся и увидел, что выдра прихрамывает.

— Эй, Шкип, старина, что случилось? — спросил Мартин.

Командор поморщился и поднял правую заднюю лапу:

— Да все ничего, только вроде наступил на какую-то пиратскую саблю. Похоже, порезался слегка.

Хват осмотрел рану.

— Ничего себе, — присвистнул заяц. — Это ты называешь — слегка порезаться? Ничего, приятель, сейчас мы нарвем какой-нибудь полезной травки и забинтуем тебя.

После короткого совещания было решено приложить к ране выдры подорожник и щавель. Мартин оторвал полоску от рукава своей туники, и Хват довольно умело перебинтовал порезанную лапу.

— Ну что, Выдра-тыдра, так-то лучше? — Заяц ободряюще похлопал Командора по плечу. — Видел когда-нибудь выдру с так изящно перебинтованной лапой? Теперь ты сможешь идти, почти не хромая. А мы избавимся от необходимости выслушивать рассказы о том, что и когда говорила мамаша этой подушки с перьями. Ну, как лапа? Будто новенькая?

Хват был прав, повязка легла действительно удачно, и Командор смог идти, не отставая от товарищей.

Предрассветное небо уже начинало светлеть, когда друзья подошли к месту, где следы противников терялись. Но Командору не составило труда разгадать хитрость Ласка Фрилдора.

— Ха! — усмехнулся Командор. — Этот чешуйчатоголовый думал замести следы, пойдя по воде. Ты только посмотри сюда, Мартин. Видишь выдранные водоросли, истоптанный берег там, где они слезали в канаву? Тут и выдренку понятно, что они задумали.

С этими словами друзья продолжили погоню, идя по следам пиратов и ящериц по весеннему предрассветному лесу.

ГЛАВА 20

В то утро завтрак в аббатстве Рэдволл проходил грустно. Пижма даже не заметила, как маленький Арвин и кротишка Копуша повытаскивали у нее из тарелки весь черничный пудинг, кусочек за кусочком. Она сидела неподвижно, уставившись в чашку с остывшим мятным чаем. Неожиданно барсучиха Аума поднялась со своего места и, подняв лапу, призвала всех к молчанию.

— Друзья! — обратилась к рэдволльцам барсучиха. — Со вчерашнего вечера по аббатству ходят разные слухи и сплетни. Я хочу прояснить дело. Наш настоятель и молодая полевка Фиалка пропали. По всей вероятности, они заблудились где-нибудь в лесу. Мартин вместе с несколькими друзьями отправился на поиски. Я уверена, что скорее всего они вернутся целыми и невредимыми, все вместе. А пока что наша жизнь в аббатстве должна идти своим чередом, спокойно и без паники. Это все. Спасибо.

Копуша, делая вид, что ничего не делает, проворно отпила чай из чашки Арвина.

— Интер-ресно, — наморщила она носик, задавшись очередным вопросом, — а эти щер-ритцы пр-ридут сюда и съедят нас всех?

Раздумывая над ответом, Арвин тем не менее улучил момент, чтобы утащить у Копуши кусочек орехового сухарика.

— Нет, — рассудительно заметил он, — щеритцы едят только настоятелей и полевок.

Пижма вытерла мордочку Копуши и поправила:

— Не щеритцы, а ящерицы. И не придумывайте всякой ерунды. Слышали, что сказала матушка Аума насчет слухов?

Соскользнув со своей скамейки, Арвин, передразнивая Копушу, наморщил нос и заявил:

— Она ничего не сказала насчет того, будто малышам нельзя распускать слухи. Так что мы будем говорить всё, что хотим. Копуша, пойдем.

Обнявшись, неутомимая парочка вышла из зала, на ходу сочиняя какую-то считалку:

— Слу-хи, слу-хи, сплет-ни, сплет-ни.

Ролло подошел к Пижме и кивнул в сторону удалявшихся малышей:

— Что это они такое придумали?

Пижма покачала головой, грустно улыбнулась и сказала:

— Да ерунда. Они думают, что это и есть «распускать слухи». В конце концов, чем меньше они будут знать, тем лучше.

Ролло поправил съехавшие на кончик носа очки.

— Предлагаю посплетничать по поводу наших жемчужин. Аума сказала, что на все шесть мы сможем выторговать у похитителей Фиалку и настоятеля. Пижма поднялась из-за стола, и они вместе с Ролло вышли из зала.

— Легко сказать, — вздохнула Пижма. — Честно говоря, третье стихотворение Фермальды окончательно поставило меня в тупик. Я надеялась, что, может быть, ночью мне приснится какое-нибудь решение, но увы. А как у вас?

Пинким и Краклин уже были во дворе и сидели вместе с ежихой Тизель на ступеньках лестницы, ведущей к башне.

— Доброе утро, Ролло, доброе утро, Пижма, — поздоровалась Тизель. — Погожий сегодня денек. А я вот решила воздухом подышать, чайку попить. Жду, когда проветрится кухня после приготовления завтрака.

Ролло и Пижма рассеянно поздоровались с Тизель и малышками. Ежиха рассеянно кивнула еще раз и встала, что-то бормоча себе под нос.

Пижма протянула Пинким бумажку со стихами:

— Вот, держи. У меня уже голова кружится. И чем больше я его читаю, тем меньше понимаю.

Видите, я уже наизусть его выучила. Тизель, вы ведь хорошо знали старую Фермальду? Как вы думаете, какие у нее могли быть друзья?

Ежиха пригладила иголки и переспросила:

— Друзья, говоришь? Я что-то не припомню, чтобы Фермальда хоть однажды назвала кого-нибудь своим другом, если не считать этого несчастного пирата Седоглупа да еще старого Криворота. Впрочем, чаще о нем она говорила как о злейшем враге. Да, Фермальда была странной белкой, ничего не скажешь.

Ролло оторвался от созерцания обрывка бумаги и буркнул:

— Криворот? Во имя всех осенних яблок, кто такой Криворот?

Тизель несколько раз подула на чай, чтобы остудить его, и, не торопясь, ответила:

— Фермальда частенько рассказывала мне о Кривороте, хотя, честно говоря, я не понимаю, как можно уделять столько времени тому, что ты никак не можешь поймать.

Глаза Ролло нетерпеливо заморгали из-под очков.

— Я попрошу вас, уважаемая, перестаньте говорить загадками. Их у нас и без вас хватает. Выкладывайте начистоту все, что вы знаете про этого… ну, как его… Кривоглаза или Кривоноса!