Идеальная мишень, стр. 63

– Он не мог ударить правой рукой, – сказал Вестерген. – Это очевидно.

– Мы все равно его заберем, – упорствовал Шевцов.

– За что? – удивился комиссар. – Мы уже все выяснили...

– Это вы все выяснили, – возразил майор. – А у нас другие законы, может, с него действительно сняли судимости, может, он действительно сломал руку и не мог совершить убийство. Но мы застали его в постели с мужчиной. По нашим законам это преступление. Поэтому мы должны его арестовать.

Комиссару показалось, что он ослышался. Вестерген неплохо знал немецкий, но он просто не мог поверить своим ушам. Впервые в жизни комиссар растерялся. Он посмотрел на своего помощника. Тот пожал плечами – он тоже ничего не понимал, хотя и знал немецкий.

– Я не понял, что вы имеете в виду, – обратился Вестерген к Шевцову. – Ведь мы все выяснили? Или вы хотите проверить, как именно он получал визы?

– Нет, – возразил Шевцов, – это вы можете проверить и сами. Мы арестуем его за... как это по-немецки? За интимные отношения с мужчиной.

Комиссар в изумлении уставился на своего помощника. Тот, по-прежнему ничего не понимая, в растерянности посмотрел на француза. Дронго неожиданно улыбнулся. Шевцов с мрачным видом спросил:

– Чему вы улыбаетесь? Я не могу ему объяснить, какое преступление совершил Кирилин.

– И не сможете, – кивнул Дронго. – Здесь свободная демократическая страна, майор. В этой стране никто не имеет права вмешиваться в личную жизнь людей. Здесь подобные отношения – это норма.

– Не учите меня, – проворчал майор. – Он ведь российский гражданин. Значит, должен отвечать по нашим законам.

– Отвечать? – изумился Дронго. – Вы хотите опозориться перед голландцами? Хотите арестовать его за интимные отношения с мсье Кристу? Какой идиотизм... Нельзя арестовывать человека за то, что он хочет встречаться с другим человеком. Наша постыдная статья за мужеложство – это позор всего цивилизованного мира. Неужели вы не понимаете, что здесь не было никакого принуждения? Уголовной ответственности подлежат сношения с несовершеннолетним, либо совращение, либо насилие. Какой из этих пунктов вы собираетесь применить?

– Не кричите, – сказал Шевцов. – Они могут нас понять.

– Они вас никогда не поймут, – усмехнулся Дронго. – Это невозможно. Кроме того, мы находимся на голландской территории.

– Ладно, – пробормотал Шевцов, – заканчиваем. Черт с ними.

Майор повернулся и вышел из комнаты. Комиссар вытащил трубку, но, вспомнив про табличку, снова сунул ее в карман.

– Извините нас, – сказал Вестерген, – мы, кажется, ошиблись.

– Ничего, – пожал плечами француз, – я вас понимаю.

Все вышли в коридор. Лукин вопросительно посмотрел на Дронго. Тот промолчал. Они спустились вниз в холл и вышли из отеля. Уже сидя в машине, Дронго повернулся к Лукину:

– Почему такой мрачный? Что случилось?

– Можно вопрос?

– Конечно, можно, – кивнул Дронго.

– Зачем вы защищаете такую мерзость? – спросил Захар. – Как вы можете? Неужели вам нравятся такие отношения?

– Это сложнее, чем ты думаешь, Захар, – вздохнул Дронго. – Странно... Ты такой молодой и настолько нетерпимый. Дело не в том, нравятся мне их отношения или не нравятся. Лично я убежденный женолюб, то есть придерживаюсь традиционной сексуальной ориентации. Более того, осуждаю так называемые нетрадиционные отношения. Но это не значит, что нужно арестовывать людей за подобные связи. Ни в одной цивилизованной стране такого нет. Совращение несовершеннолетних – другое дело. А интимные отношения двух взрослых людей никого не должны интересовать. Понимаешь, Захар, нетерпимость к инакомыслию – это просто дикость. Так недолго додуматься и до того, что начнут регулировать и отношения между мужчиной и женщиной – станут, например, объяснять, какие позы хороши, а какие противоестественны. По-моему, смешно.

– А мне не смешно, – заявил Захар. – Вы знаете, что у нас в Москве творится. Какое засилье «голубых». И такой человек, как вы, поощряет этот разврат?

– Ты ничего не понял, – усмехнулся Дронго. – Я же тебе объяснил: свобода либо есть, либо ее нет. Не бывает немного свободы. Ты можешь осуждать интимные отношения мужчины с мужчиной, тебе может не нравиться в традиционном сексе оральный или анальный секс, тебе могут быть противны мазохисты и садисты, но в любом случае, если есть добрая воля двоих, ты не имеешь права вмешиваться. Говорят, что в сексе идеальный вариант – это встреча садиста с мазохистом. Представляешь, как подобное выглядит со стороны? Но им обоим это доставляет удовольствие. Пусть и противоестественное с точки зрения нормальных людей. Мы сейчас находимся в стране, где разрешено даже употребление наркотиков, где наркоманам бесплатно выдают шприцы. Я не думаю, что все так просто. И не уверен, что подобная свобода нужна большинству людей. Но это и есть та самая свобода, в которой не может быть ограничений. Тебе могут не нравиться отношения Кристу и Кирилина, но это не значит, что ты можешь сажать их за это в тюрьму. Нужно уважать свободу других людей, вот, собственно, и все.

– Мне трудно принять подобные принципы, – признался Захар.

– Согласен, – кивнул Дронго. – Это всегда трудно.

Они свернули к «Гранд-отелю», где остановились еще трое гостей из Москвы. Подъехали к отелю в половине одиннадцатого. Все тотчас же выскочили из машин и взбежали по ступенькам. Помощник комиссара вошел первым. Он подбежал к стоявшей за стойкой молодой женщине.

– Мы из полиции. – Он показал удостоверение. – У вас вчера остановились трое мужчин. Они прилетели из Москвы. Вот их фамилии.

Женщина взяла список и ввела данные в компьютер. Потом с улыбкой сказала:

– Весьма сожалею, но они уже уехали.

– Когда? – спросил помощник.

– Полчаса назад, – улыбнулась она заученной улыбкой. – Рассчитались и уехали. Тридцать минут назад.

– Это они, – пробормотал Дронго. – Я был уверен, что это они.

Париж. 15 апреля

Марсель лежал на полу гостиной, и кровь впитывалась в дорогой голубоватый ковер, так удачно подобранный в тон мебели. На размышления оставались считаные секунды. Еще немного – и будет поздно, убийца уйдет. Ведь он уже сделал свое дело, отстрелялся.

Я вскочил с пола и бросился к убитому. Перевернул его на спину и осмотрел. Никаких сомнений – стреляли из снайперской винтовки с оптическим прицелом. Я приподнял голову. Конечно, стреляли из соседних домов, находившихся напротив. Черт возьми, почему я не догадался задернуть занавески? Вероятно, убийца увидел человека с пистолетом и решил, что это и есть Дмитрий Труфилов. Но как убийца оказался в доме напротив? И кто это мог быть?

Сибилла же словно окаменела. Похоже, она еще не до конца осознала тот факт, что Марселя убили. Я схватил пистолет и бросился к выходу.

– Не вызывай пока полицию, не вызывай! – крикнул я, выбегая.

Уже в лифте я подумал, что мне нужно было подскочить к Сибилле и дать пощечину. Или хорошенько встряхнуть ее. Но я терял секунды. Терял драгоценные секунды. Главное качество профессионального убийцы – это не умение стрелять, а умение уходить с места происшествия. Исчезать как можно быстрее. Если бы убийца стрелял где-нибудь в Москве или Тамбове, я бы даже не побежал в его сторону. Совершенно ясно, что я бы все равно опоздал. Когда убийца открыл огонь, я упал на пол. Отстрелявшись, убийца, как правило, бросает оружие и уходит. На это требуется десять– пятнадцать секунд.

Но сколько же времени прошло? Я поднялся, осмотрелся, подбежал к убитому и перевернул его на спину. Осмотрев труп, взглянул на дом, откуда стреляли. Потом схватил пистолет, крикнул что-то Сибилле и выбежал в коридор. Вызвал лифт, добрался до первого этажа и выбежал на улицу. По самым скромным подсчетам, у меня ушло на все это секунд тридцать пять – сорок. Возможно, сорок пять. Итого сорок пять секунд потерянного времени. Это даже немного. Это бездна времени – опытный киллер давно бы ушел. И все же... Все же он еще не ушел.