Дозорный Отряд, стр. 27
Таммо всеми силами старался втянуть слезы обратно в глаза, но они все равно закапали на лапу Руссы.
— Ты поправишься, ты обязательно поправишься, я попрошу Валери принести все ее травы и лекарства, и мы вместе…
Русса перебила:
— Мне не помогут ни травы, ни лекарства, Тамм. Пожалуйста, перестань мочить мне лапы. Есть другие места, которые пришло время повидать. Я всегда была странницей, и теперь мне пора туда, в солнечную страну тихих полей…
Снаружи зайцы сидели и слушали рассказ майора о том, что произошло.
— Мы с Руссой бежали по вражеским следам, когда услышали крики и стоны. Это не были крики и стоны врагов, это кричали беззащитные существа. У нас не было другого выбора, кроме как броситься им на помощь. То, что мы увидели, превзошло самые худшие ожидания! Около тридцати разномастных мерзавцев издевались над старой барсучихой и детенышем. Подлецы! Ну и задали мы им жару, уж не сомневайтесь! Жаль, силы были неравны: примерно восемнадцать на одного. Барсучиху они убили. Мы отбросили их, я отнес бедняжку с малышом в пещеру. Русса защищала меня со спины; тут-то в нее и попали две проклятые стрелы. Затем мы снова вернулись к бою, крича: «Еу-ла-ли-а!» всем, кто нас услышит… А потом в Руссу вонзилось копье… Я оттащил ее в пещеру к барсукам, именно в этот момент меня полоснули по плечу и по лапе. Вот, мундир совсем изорвали… ну да не в этом дело. Хорошо, что вы услышали нас и прибежали. Я начал выбиваться из сил. Вы всех догнали?
Молния сняла мундир с плеч брата и внимательно осмотрела его.
— Да, живого места не осталось. Когда-то еще сошьешь себе такой? Враги, враги… Да, враги разбежались в разные стороны, но и мы разделились на три части, так что все получили по заслугам, кроме одного хорька. Ему удалось перебраться через болото и улизнуть. Но я не думаю, что в одиночку он сможет сильно навредить аббатству, как вы считаете?
Сержант Ястреб налил себе горячего мятного чая из котелка над костром.
— Вряд ли. Аббатство охраняют храбрые выдры. Несладко придется этому хорьку, попадись он им.
Из пещеры показался Таммо. Его глаза были сухи, мордочка непроницаема.
— Русса Бездома скончалась.
Его голос дрожал, но он изо всех сил старался быть солдатом, достойным Дозорного Отряда. И все же слезы заструились по щекам.
Майор Ловкач Леволап встал и опустил голову.
Той же ночью они засыпали пещеру снаружи песком и приложили сверху большой камень, на котором Таммо и Валери старательно выбили простые слова:
«Русса Бездома и безымянная барсучиха покоятся здесь.
Они погибли, сражаясь против жестокого врага за свободу добрых зверей.
Пройдут долгие сезоны, но мы будем помнить о них».
Малыш-барсучонок спал, свернувшись калачиком, между Таммо и Валери, прижимаясь к ним в поисках тепла. Таммо никогда раньше не видел барсуков и сейчас осторожно гладил малыша по полосатой голове, радуясь, что есть на свете существа, не ведающие ни о войне, ни о смерти, ни о горечи разлуки.
ГЛАВА 26
Под южной стеной аббатства Кротоначальник Перекоп и его ребята держали в лапах светильники над подземной пещерой. Стоя на краю огороженной платформы, сооруженной кротами в конце туннеля, и держась за Перекопа, Пижма и Арвин смотрели вниз. Дна не было видно — только черная бездна, широкая и таинственная.
Далеко внизу слышался шум воды. Кротоначальник бросил камешек размером с луковицу в эту открытую пасть, но звука не последовало. Только тишина.
Пижма обернулась и посмотрела на Перекопа: он был сосредоточен.
— Куда же делся камень? — спросила Пижма.
В ответ раздался слабый, очень далекий всплеск, и Предводитель серьезно ответил:
— Там, внизу, хурр… прропасть… Очень глубокая, хурр-хурр…
Они еще немного постояли, вглядываясь в темноту. Наконец Пижма робко попятилась.
— Ох, пожалуй, хватит, я больше не могу! Это все равно, что смотреть вниз с высокой башни и не видеть земли. У меня даже голова закружилась!
Перекоп и его ребята проводили Пижму и Арвина наружу. По дороге Кротоначальник рассудительно говорил, освещая дорогу.
— Хурр, лучше чувствовать дуррноту на тверрдой почве… Лучше поговоррить обо всем в аббатстве, хурр-хурр… Там я рраскажу вам, что думаю об этой дырре.
Всех заинтриговали слова Перекопа, они быстро следовали к выходу.
Подойдя к дверям аббатства и пройдя на кухню, Пижма оказалась тут же втянутой в спор между мышью-соней Постенником и крепким бельчонком Пончиком, который в последнее время помогал Матушке Хлопотунье по части стряпни. Старый мышь-соня и бельчонок ругались и кричали:
— Я не справляюсь с работой, когда он все время крутится под ногами!
— С работой?! Ха, да когда ты вообще работаешь? Ты почти все время спишь на мешках за печкой!
— А ты еще слишком молод, чтобы так нахально разговаривать с теми, кто старше и лучше тебя!
— Может, ты и старше, но вот кто из нас лучше, мы скоро узнаем, если ты еще хоть раз скажешь что-нибудь о моем нахальстве!
Пижма схватила медный ковш и изо всех сил стукнула по большой кастрюле. Раздался звон, перепалка стихла.
— Вот так-то, помолчите хоть секунду! А теперь говорите спокойно, по очереди, в чем дело. Постенник, ты первый.
Мышь-соня проговорил с видом оскорбленной невинности:
— Матушка настоятельница, я всего лишь сказал, что птица не должна жить на нашей кухне, это неправильно. К тому же нам нужен шкаф для хранения продуктов, потому что…
Пижма жестом остановила его.
— Подожди, милый, ты говоришь загадками. Пончик, давай-ка теперь ты, с самого начала.
Бельчонок стал объяснять, стараясь быть обстоятельным:
— Видите ли, все дело в сове Орокке. Она летала по аббатству в поисках места для гнезда и яиц. Она осмотрела почти все, но ничто ей не подошло. Наконец прилетела на кухню, и здесь ей приглянулся наш большой шкаф в углу, тот, в котором мы храним яблоки. Вот мы с Шэдом и разместили ее в этом шкафу вместе с гнездом и яйцами. Но тут Постенник проснулся и принялся жаловаться направо и налево!
Все расступились, пропуская Пижму к кухонному шкафу. Она распахнула дверцы и оказалась лицом к лицу с Ороккой, глядящей на нее в упор желтыми круглыми глазами. Сова сидела на яйцах в центре гнезда, разместившегося на средней полке, и ворчала:
— Так-так, с одного меня уже согнали по вашей милости, давайте и отсюда сгоним бедную Орокку, правильно…
Настоятельница, улыбнувшись, взглянула на По-стенника:
— Раздобудь-ка дрель. Мышь-соня смущенно ответил:
— Да, конечно… Перекоп хранит ее в винном погребе, я принесу.
— Отлично, — ответила Пижма. — Принеси и просверли как можно больше дырочек в этом шкафу, чтобы нашей гостье легче дышалось в новом жилище… Ну, что ты замер? Шевелись! — И, повернувшись к Орокке, добавила: — Надеюсь, вам будет здесь уютно и спокойно. Если вам что-то понадобится, сразу говорите, мы позаботимся о вас и о будущих птенцах. А если вам потребуется слетать куда-нибудь, вы можете положиться на Матушку Хлопотунью, она приглядит за гнездом.
Орокка быстро-быстро заморгала глазами и закивала головой:
— Спасибо, спасибо. Это хороший и теплый дом и для меня, и для них. — Она указала на яйца. — А если кто из ваших увидит моего мужа, Таунока, пусть передаст ему, что я здесь. Я буду очень признательна.
Краклин, наблюдавшая всю сцену, ласково погладила Пижму по лапке, когда они отправились дальше по делам.
— Вы такая молодец, Вы все правильно рассудили. Жаль только Постенника, он, бедняга, совсем расстроился.
Пижма задумчиво ответила:
— Знаешь, я даже рада, что благодаря появлению Орокки эти разногласия выплыли наружу. Я уже давно подумываю о том, что на кухне нужна реорганизация. Матушка Хлопотунья пожилая, ей тяжело быть ответственной за все, а Пончик ей прекрасно помогает, он работящий, готовит прекрасно… Из него получится прекрасный повар, если дать ему шанс.
Краклин согласилась, но справедливости ради напомнила: