И возьми мою боль, стр. 52

– Нет. Просто мне нужно знать, как давно я здесь лежу?

– Уже третий день.

– Три дня, – горько сказал Исмаил, – мою дочь нашли?

– Ее ищут.

– Три дня, – повторил отец, – какой ужас. Где она находится все это время?

Офицеры, дежурившие рядом с раненым, были людьми подполковника Цапова и примерно знали о ситуации. Поэтому дежурный не стал ничего скрывать.

– Она еще жива, и с ней все в порядке, – сказал он, стараясь успокоить больного.

– Как – все в порядке? – спросил Исмаил. – Где она?

– Первую ночь она провела на даче, где ее оставил врач.

– Сколько ему лет?

– Он пожилой, – понял офицер, – больше пятидесяти. А вторую ночь она провела в доме старика ювелира. А ему восемьдесят, – быстро добавил он, заметив, как дернулся раненый, – вчера вечером мы едва ее не нашли, но она решила спуститься в метро.

– Спасибо вам, – кивнул растроганный Исмаил. – Если ее найдут, пусть меня сразу разбудят.

– Конечно, – согласился офицер, – мы сделаем так, как вы просите. Не беспокойтесь, я думаю, еще до вечера будут какие-нибудь известия.

– Тогда все в порядке, – тяжело вздохнул Исмаил, откидываясь на подушку.

Он и не подозревал, что в тот момент, когда он произнес эти слова, напротив больницы остановилась машина, из которой вышли трое. Они долго и напряженно спорили, показывая в сторону больницы. А затем сели в машину и уехали.

Офицер, которому надоело сидеть без дела, надоело читать, отложил журнал, достал сигареты и вышел из палаты, чтобы покурить. Именно в этот момент внизу снова затормозил тот самый автомобиль. Из него выскочили уже два человека. Один встал на колено, положил гранатомет на плечо, прицелился. Он явно умел обращаться с этой опасной штукой. По случайному совпадению в это время на улице не было машины, обычно стоявшей под окнами палаты раненого. Боевики уехали на обед, решив, что ничего не случится, пока они отъедут на полчаса. Они и не подозревали, что за ними следили.

Офицер достал сигареты и зажигалку. Приятно было размяться после нескольких часов дежурства. Он подмигнул своим напарникам.

– На пляж ходили? – спросил он.

– Еще не успели, – ответил один из них. – Как там твой?

– Пришел в себя, опять нервничает, все дочь свою ищет.

– Ну это и понятно. Я бы тоже искал.

В этот момент боевик нажал на спуск. Лежавший в постели Исмаил Махмудбеков видел какой-то приятный сон. Он даже улыбнулся. И улыбнулся как раз в тот момент, когда граната, пробив окно, попала в комнату и взорвалась. Грохот взрыва был слышен даже в соседних кварталах.

От палаты реанимации почти ничего не осталось. Исмаил Махмудбеков умер мгновенно. Умер во сне, так и не успев досмотреть свой счастливый сон.

Боевики Бориса отъехали, а по больнице уже метались сотрудники милиции и охранники, так и не понявшие, отчего взорвалась палата.

Глава двадцать восьмая

Раненого Стольникова повезли в тюрьму, а не в больницу. Он еще несколько раз просил позвонить подполковнику Цапову, просил разрешения самому связаться с ним, но его никто не слушал. Ему повезло, что оба ранения оказались не очень тяжелыми. В плече было сквозное ранение, а вот в кисти правой руки застряла пуля, и любое движение причиняло острую боль.

Лишь когда следователь начал допрос, решив взять бандита еще «тепленьким», стало ясно, что Стольников всего лишь отстреливался от напавших на него бандитов, что подтвердили и сотрудники милиции. А так как пистолет у него был зарегистрирован на законных основаниях, следователю пришлось разрешить вызвать для Стольникова врача и позволить ему позвонить наконец подполковнику Цапову. Но осмотревшие Стольникова врачи потребовали немедленной госпитализации.

Константин приехал сразу, как только получил известие о ранении своего бывшего напарника. Он вошел в палату, когда пулю уже извлекли и накладывали повязку. Стольников морщился, ругался. Анестезии не хватало и для «нормальных» больных, она была дорогой, и поэтому на пациентов тюремных и служебных больниц дорогих лекарств не тратили. В таких случаях кололи всем, чем было можно.

Цапов ворвался в палату, услышав стоны Стольникова, и сразу бросился к нему.

– Что там случилось? – строго спросил он. – Почему они стреляли в тебя?

– Все как обычно, – поморщился Стольников. – Мир не меняется. Кажется, ты был прав. Я вечный идеалист, Костя, верил в мужскую дружбу.

– Кончай философствовать, – прервал его Цапов, – что случилось?

– Мне позвонила Ирада. Она сообщила, что находится у станции метро «Новогиреево». Вот я и поехал туда. А со мной увязался Кязим. Откуда мне было знать, что именно он тот самый сукин сын, о котором мы с тобой говорили.

Он поморщился, оба ранения были не столько опасными для жизни, сколько болезненными и мучительными. Но все же он рассказал Цапову, что произошло у метро.

После его рассказа они помолчали. Сестра, закончившая перевязку, с любопытством и уважением посмотрела сначала на Стольникова, потом на Цапова и ушла, не сказав ни слова.

– Кстати, – мрачно добавил Стольников, – эти двое наверняка те самые, которые вчера участвовали в нападении на сотрудников милиции. Проверьте показания свидетелей. Можешь считать, что я отомстил за твоих коллег, Цапов.

– За наших коллег, Слава, – сказал подполковник. – Сегодня утром я был в прокуратуре. Они еще раз рассмотрят твое дело.

– Поздно уже, – усмехнулся Стольников, – прошло столько лет. Какая мне от этого польза? Разве что внукам показывать бумажку о реабилитации. Если, конечно, будут внуки.

– Значит, мы были правы, – негромко подвел итог Цапов, – нападение на дачу, исчезновение девушки, засада на складах – все это звенья одной цепи. А у меня тоже новости не очень приятные. Я же сказал, что был в прокуратуре.

– Что случилось?

– Младшего брата твоего босса отпустили, – зло признался Цапов, – я думал, арестую его и Жеребякина и этим хоть как-то оттяну начало войны в городе. Но уже сегодня утром расстреляли две машины с боевиками Жеребякина. Если так пойдет и дальше, начнется широкомасштабная война.

– Она уже началась, Цапов, – поморщился Стольников, – и идет уже много лет. И это не война между двумя группами, как вы того опасаетесь. Это война всех против всех. На уничтожение и на выживание. Я арестован?

– Не знаю, – признался подполковник. – Мне нужно поговорить с твоим следователем.

– Ну так поговори. Я ведь должен знать свои права. У меня богатый тюремный опыт, – пошутил не улыбаясь Стольников.

Цапов хотел сказать что-то резкое, но, передумав, вышел из палаты. Стольников откинулся на подушку, закрыл глаза. Через несколько минут он услышал в коридоре шум. Затем вошел Цапов.

– Тебя никто не арестовывал. Оружие у тебя на законных основаниях. Дашь подписку о невыезде, пока прокуратура будет проверять, была ли это действительно самооборона. К тебе приехали посетители. Адвокат и какой-то человек, кажется, он говорит, что его зовут Джафар. Кого пускать?

– Адвокат пусть идет к следователю. А Джафар пусть войдет ко мне, – тяжело выдохнул Стольников.

Цапов снова вышел из палаты. Через минуту он вошел вместе с Джафаром.

– Здравствуй, дорогой, – бросился к раненому Джафар. – Что с тобой случилось? Какое несчастье?

– Это не несчастье, Джафар, – негромко сказал Стольников, – это похуже. Кязим оказался предателем.

– Кто? – вытаращил глаза Джафар.

Поверить в предательство чеченца он не мог. Это не укладывалось в его голове. Среди маленького народа это было самым страшным преступлением.

– Кязим нас всех предавал, – продолжал Стольников. – Он сообщил про склады, он рассказал про дачу, и это он предупредил боевиков Жеребякина о том, что Ирада находится около офиса компании.

– Что ты говоришь? – по-настоящему испугался Джафар, поверить в предательство Кязима означало покрыть позором его род, его тейп, его родных. Но он знал, что Стольников не станет врать, обвиняя невиновного человека. Стольников слишком много лет работал с чеченцами и хорошо понимал, что обвинение в предательстве – страшное обвинение.