«Гран-При» для убийцы, стр. 62

– Ты знаешь немецкий? – изумился сын.

– Я же был на войне, – улыбнулся отец. – Правда, тогда я был восемнадцатилетним лейтенантом, но язык нас заставляли учить. С тех пор я немного помню.

– И ты сумел понять все, что она тебе сказала?

– Конечно, нет. Но она приходила вместе с Павлом Гурвичем, который мне переводил. Он говорил, что работает в «Сохнут», но, по-моему, он работает в несколько другом ведомстве.

– По-моему, тоже, – засмеялся Дронго. Потом, подумав немного, спросил: – Но ты ведь не летаешь на самолете? Ты уже не летал лет сорок? Как ты сумел сюда приехать?

– Когда у тебя будет сын и когда он будет постоянно пропадать в разъездах, иногда попадая в больницу или в тюрьму, и когда тебе в очередной раз сообщат, что он лежит в больнице, уверяю тебя, что ты бросишь все свои дела и помчишься туда, где будет твой сын.

– Понятно.

– Они выпишут тебя через несколько дней, – продолжал отец, – и мы можем уехать домой.

– Нет, – возразил он, глядя в потолок, – не сможем.

– Я могу узнать почему?

– Я еще не нашел Мула.

– А ты считаешь, что можешь его найти?

– Да. Я так считаю, – он повернулся на бок и посмотрел на отца, – если хочешь, я обязан его найти. И мне кажется, что я смогу это сделать.

– Приятная самоуверенность. А что тебе мешало это сделать за целый месяц?

– Я к нему подбирался.

– Сумел подобраться?

– Кажется, сумел.

– В таком случае ты можешь сказать, где его найти?

– Нет, не могу.

– Тогда я тебя не понимаю.

– Я вошел в игру, – попытался объяснить сын, – я уже изучил его приемы, его манеру игры. Я знаю, как вести эту игру. И хотя пока у меня нет козырей, но я чувствую, что смогу победить.

– В таком случае оставайся, – кивнул отец, – только с одним условием. Во время твоей игры тебе можно подсказывать?

– В каком смысле?

– Я собираюсь остаться рядом с тобой и иногда подсказывать тебе, какой ход может оказаться самым сильным. Твои правила игры разрешают такие подсказки?

Дронго развел руками. В этот момент в палату вошли Павел Гурвич и Алиса Линхарт. Увидев пришедшего в себя Дронго, гости бросились к нему, принялись пожимать руку. Алиса на радостях даже поцеловала его.

– Тебе два дня кололи снотворное, чтобы немного отдохнул. Врачи считали, что ты получил по-своему сильный психологический шок и тебе нужно было немного отдохнуть, – объяснила она.

– Сначала мне нужно сбрить эту бороду, – потрогал свое лицо Дронго, – а потом я собираюсь выйти из больницы и искать Мула.

– Последний раз его видели в Бейруте, – сообщил Гурвич, – после чего он покинул Ливан. Где он сейчас – мы не знаем. Но по данным нашей агентуры, он собирался в Европу.

– А где Красавчик?

– Мы его упустили.

– Что-нибудь нашли в их номерах?

– Ничего особенного. Наркотики, оружие, обычный набор. Но тебе нельзя сейчас выходить. Врачи считают, нужно отлежаться. Хотя бы недели две-три. Иначе твой организм просто не выдержит. У тебя была в прошлом году сильная ишемия. И остался рубец на сердце.

– Спасибо, что сказал, – отмахнулся Дронго, – мне все равно нужно вставать. Я не люблю долго лежать. Это не для меня.

– Мы его найдем, – пообещал Гурвич. – Мы его обязательно найдем.

– Я не буду лежать, – поднялся Дронго. У него закружилась голова, и он глухо закашлял. – Мне нужно просто немного прийти в себя.

– Скажи ему, – потребовала Алиса, глядя на Гурвича.

– В Баку нашли убийцу Велиева, – сказал Гурвич. – А мы обнаружили в номере Салеха Фахри подробную карту Лазурного берега Франции. И теперь точно знаем, что следующей точкой их маршрута будет Франция. Поэтому ты можешь считать свое расследование завершенным. Мы постараемся найти его именно там.

– А эти трое, которые жили в «Шератоне»? Вы их проверили?

– Конечно, проверили. Но похоже, что твои подозрения на этот раз не оправдались. Эти трое не имеют к террористам никакого отношения. Они просто люди, слишком долго проживающие в «Шератоне».

– Нет, – возразил Дронго, – среди них должен быть кто-то один, который очень интересовал террористов. Я об этом подумал еще тогда, когда двое чистильщиков окон оказались убийцами. Они ведь действительно чистили окна в этом отеле. И, очевидно, следили не только за мной. Там был еще кто-то, кто их очень интересовал. Каждый из террористов дважды в день подходил к отелю, видимо, рассчитывая получить какую-то информацию. Они не уехали из города даже после убийства своих людей, только сменили отель. Поэтому я уверен, что один из троих был очень важен для террористов. Мне нужны развернутые досье по всем троим.

– Хорошо, – согласился Гурвич, – но напрасно ты так нервничаешь. Мы уже все знаем.

– Лазурный берег большой. Где именно будут террористы? Или ты считаешь, что вы сможете прочесать все города южного побережья Франции?.. Нужно знать точно, где и когда они нанесут свой удар.

– Но это не может узнать никто, – пожал плечами Гурвич, – после случившегося в Дамаске Ахмед Мурсал вообще перестал появляться на людях. Мы не знаем, где он и где его люди. Он больше никому не верит.

– Досье на всех троих, – упрямо произнес Дронго. – И мою одежду, – добавил он чуть тише.

Израиль. 20 – 28 апреля 1997 года

Выйдя из больницы, Дронго поселился в «Хилтоне», находящемся на побережье. В соседнем номере остановился отец. Тель-авивский «Хилтон» был последним в ряду стоявших на побережье отелей, и рядом с ним уже возводилось какое-то здание. Из отеля можно было попасть на пляж, пройдя либо через ресторан первого этажа, либо по коридору. В отеле был также японский ресторан, в котором с удовольствием обедали японские и американские туристы.

Именно сюда, в отель, Гурвич привез три досье на гостивших в Дамаске людей. Дронго читал их внимательно, иногда делая какие-то отметки. Ему было важно понять основные мотивы действий террористов и, поняв причины, побудившие их остаться в Дамаске, просчитать возможные действия Ахмеда Мурсала во Франции.

К этому времени по всему южному побережью Франции уже работали сотрудники МОССАД, пытавшиеся вычислить, где именно и когда нанесет свой основной удар Ахмед Мурсал. Дронго иногда выходил из своего номера, чтобы пообедать вместе с отцом. Тот любил часами сидеть у моря, глядя на его синие волны. Средиземное море в этой части света напоминало Каспийское, а выгнутая полоса тель-авивских пляжей отчасти напоминала бакинскую полосу прежнего бульвара. По вечерам приезжала Алиса Линхарт, которая была в полном восторге от отца Дронго. Ему тоже нравилась молодая женщина, и они втроем отправлялись обедать в какой-нибудь маленький ресторанчик.

Дронго забывал в эти редкие минуты, почему он находится в этой стране. Отец рассказывал смешные, давно забытые истории, и Алиса Линхарт громко смеялась. Они говорили обо всем и ни о чем, пили легкое вино и казались беззаботными туристами. А вечером он возвращался в номер и продолжал сидеть над картами, маршрутами террористов, над личными делами троих гостей, вспоминая слова Али Гадыра Тебризли, генерала Райского, генерала Светлицкого и других. Ему нужно было понять дальнейшие действия террористов, он смутно чувствовал, что находится на пути к разгадке.

Иногда ночью приезжала Алиса, и тогда он откладывал свои бумаги ради общения с женщиной, которая ему нравилась. В один из дней он предложил отцу съездить в Иерусалим. Они вызвали машину, чтобы доехать до города, давшего миру сразу три религии. В дороге водитель, говоривший по-русски, долго расспрашивал их обо всем, рассказывал о своей жизни. Он приехал в Израиль совсем маленьким мальчиком, еще в начале семидесятых. Его семье, проживающей в Бухаре, пришлось пройти через неимоверные испытания, добиваясь права на выезд в страну своих предков. Отец в течение двух лет не работал, над мальчиком издевались в школе. Наконец им разрешили выехать в закрытом вагоне, взяв с собой вещей и ценностей на сумму не больше ста долларов. Через Польшу и Чехословакию они направлялись в Австрию. В Польше антисемиты забросали камнями их вагон. В Австрии они попали в закрытый охраняемый лагерь. И наконец оттуда самолетами добрались до Израиля.