«Гран-При» для убийцы, стр. 57

Спустившись, старик устало сел на стул. В подвале было несколько стульев, стол, один большой диван, кровать, кресла, в общем, все, что можно было снести сюда понемногу отовсюду, не вызывая особых подозрений.

– Сначала я отвечу на твои вопросы, – сказал старик, глядя на Дронго. – Они приехали в Дамаск третьего апреля. Их было шесть человек, но двое ушли из отеля несколько дней назад. Они приезжали каждый в отдельности, но иногда в коридоре общаются друг с другом или здороваются. Оставшиеся четверо вчера переехали в другой отель. В газетах появилось сообщение, что один из нападавших в «Шератоне» остался в живых, и все четверо боевиков переехали в другой отель. Мы следим за ними. Среди них выделяется один человек, его фотографию и фотографии других я принес. Остальные его явно боятся, но это не Ахмед Мурсал, которого я однажды видел и узнаю, как бы он ни пытался изменить свое лицо.

Старик протянул фотографии. Дронго долго их рассматривал, не спрашивая, о ком именно говорил связной. Потом поднял решительно одну фотографию.

– Вот этот главный, – сказал он уверенно.

– Да, – не удивляясь, кивнул старик, – почему ты так решил?

– Я знаю, кто это. Это Красавчик Фахри. Он ближайший подручный Ахмеда Мурсала.

– Мы следим за ними. Они готовят какую-то акцию. Но мы не можем понять, какую именно.

– Может, акция Мула состоится в Дамаске? – предположила женщина. – Это по-своему была бы изощренная месть террориста.

– Цель? – быстро спросил Дронго. – Убедить, что это делают иранцы? Пусть даже ему это удастся. Чего он этим добьется? Поссорит иранцев с сирийцами? У них и без того не очень хорошие отношения, но это не та глобальная цель, которую может поставить Мул. Он все-таки террорист масштабный. О взрыве в Дамаске никто даже не узнает, это мало кого будет интересовать. Нет, они готовят нечто другое. Как глупо, что я все время здесь сижу, – вдруг раздраженно заявил он. – Мне нужно быть там, а не здесь.

– Что вы еще можете сделать?

– Завтра я думаю выйти в город.

– Нет, – решительно сказала женщина.

Старик покачал головой.

– Ты неисправим, – сказал он ровным голосом. – Но ты напрасно считаешь, что все должен делать только сам. Если все пройдет нормально, то завтра вечером этой четверки уже не будет в Дамаске. И вообще нигде не будет.

– В каком смысле?

– Они будут в аду, – так же спокойно ответил старик.

Дронго посмотрел на женщину. «Акция возмездия, – понял он, – специальная программа МОССАД по уничтожению террористов».

– Да, – ответил за нее старик, – их нельзя оставлять в живых.

– Нет, – решительно возразил Дронго, – убить легче всего. На их место придут другие, о которых вы уже не будете знать. Нужно попытаться выяснить, почему они сидят в Дамаске, что они замышляют, где находится Мул? А уже потом сводить счеты.

– Это не сведение счетов, – возразил старик, – это оплата счетов.

– Вы упускаете свой шанс, – раздраженно сказал Дронго, – дайте мне хотя бы один день. Мне нужно на них посмотреть, нужно понять, почему они здесь. Чего они ждут.

– Вы должны отсюда уехать, – сказал старик.

– Об этом не может быть и речи, – возразил Дронго, – я обязательно должен остаться, надо хотя бы попытаться выяснить, что они замышляют.

– Тогда остаюсь и я, – кивнула Алиса Линхарт.

– Нет, – строго сказал старик, – вы не можете остаться. Мне поручено передать вам, что это приказ. Ты можешь делать все, что хочешь, – добавил он, обращаясь к Дронго, – но она должна немедленно уехать. Уйти со мной прямо сейчас.

Алиса Линхарт взглянула на Дронго. Потом посмотрела на старика.

– Прямо сейчас? – спросила растерянно.

– Немедленно, – подтвердил старик, – я не уйду отсюда без вас.

Дронго развел руками.

– Они правы, – кивнул он, – вам нельзя больше здесь оставаться. Вы и так подвергли себя невероятному риску. Если я попадусь, у меня еще будут шансы отсюда выбраться. Если арестуют вас, мне даже страшно подумать, что с вами сделают. Уходите.

– А вы?

– Я должен остаться в Дамаске. Представляете, как им важен этот город, если даже после смерти двух своих боевиков они не уезжают отсюда, а лишь меняют место проживания? Мне интересно, чего они ждут и почему вообще приехали в Дамаск. Пока не узнаю этого, я отсюда не уеду.

– Вы останетесь здесь один, – это был не вопрос, это была печальная констатация факта.

– Конечно. В конце концов, я ничем не рискую. Просто сижу в подвале и ожидаю новых известий. Я ведь не выхожу в город.

– Вы здесь долго не усидите, – возразила она. – Я знаю ваш характер.

– Возможно, – согласился он, – борода у меня уже выросла. Вполне достаточная для моих пробежек по городу. Что-нибудь придумаем.

Она повернулась к старику.

– Мне идти прямо сейчас?

– Да, – кивнул он и встал.

Она подошла к Дронго и легонько коснулась его лица.

– Удачи, – чуть улыбнулась, мучительно сдерживая свои чувства.

– Спасибо, – он улыбался в ответ.

Она вдруг порывисто схватила его за плечи, быстро поцеловала и, ничего больше не сказав, резко повернулась, первой шагнула к лестнице.

– Идемте, – позвала связного и начала подниматься вверх, уже не оглядываясь на оставшегося в подвале Дронго. Когда старик вытянул лестницу, Дронго остался совсем один. Он прошел к дивану, все еще хранившему тепло ее тела, устало опустился, словно почувствовал некий груз своих лет. И замер, глядя перед собой.

– Дамаск, – прошептал он, – город ненависти Мула. Неужели он хочет нанести свой удар именно здесь?

Он растянулся на диване, закрыв глаза. Пистолет лежал рядом. «Завтра, – подумал он, – завтра тринадцатое апреля. Как быстро проходят дни, даже в этом подвале. Завтра мне нужно увидеть их самому».

Дамаск. 13 апреля 1997 года

Рано утром, когда снова раздался характерный скрежет над головой, Дронго уже сидел в ожидании. В эту ночь, впервые оставшись здесь один, он спал плохо: волновал предстоящий выход в город, словно самая главная и самая решающая экспедиция в его жизни. Старик медленно спустился вниз и протянул ему сумку.

– Здесь арабская одежда, – сказал он. – В ней ты, может быть, не будешь так бросаться в глаза. Наверху нас ждет друг, который будет все время с тобой. Постарайся от него не отходить.

– Конечно, – Дронго спрятал пистолет в кармане брюк, надел традиционную арабскую рубашку, доходящую до ног.

– Нет, – улыбнулся он, доставая пистолет, – так я его быстро достать не смогу.

– Убери оружие, – посоветовал старик, – у тебя будет охрана.

– Я не уверен, что это правильно, – сказал Дронго, снова убирая оружие под рубашку.

Одевшись, он пошел к лестнице. Пропустил вперед старика.

– Я думал, что уже навсегда остался в этом подвале, – пробормотал, поднимаясь следом.

– Все время молчи, – посоветовал старик, – за тебя будет говорить твой напарник. Ты ведь не знаешь арабского языка.

Их разговор традиционно велся на английском. Дронго почти не знал арабского языка, лишь несколько слов.

– Да, – подтвердил он, – я не говорю по-арабски.

– Тогда все время молчи, – опять посоветовал старик.

Дневной свет больно ударил по глазам. Привыкший к полутьме подвала, Дронго зажмурился, покачнулся, едва не упав.

– С вами все в порядке? – услышал он тревожный голос старика.

– Да, да, все в порядке, – кивнул Дронго, – мне уже гораздо лучше.

Они вышли из разрушенного здания. Около старенького «Пежо» их ждал будущий напарник Дронго. Он был еще выше ростом, чем сам Дронго, и имел гораздо более мощные плечи.

– Хабиб, – сказал он, улыбаясь и кивая. У арабов не принято обмениваться рукопожатием. Дронго кивнул ему в ответ. В арабской одежде, с уже густой седой бородкой, он был похож на настоящего пожилого араба. Сев в машину, он спросил у старика: – Как добралась женщина?

– Все хорошо. Она уже в Израиле.

– Тогда действительно все хорошо, – вздохнул Дронго. – Надеюсь, они меня не узнают. Который сейчас час?