«Гран-При» для убийцы, стр. 10

– Это верно, – согласился Дронго, – но при чем тут вы?

– Он считает, что иранцы его предали, – пояснил Павел, – и постарается на этом отыграться. Но главные его враги – это мы. Ты понимаешь, что его удар может срикошетить и на нашу страну. А у Москвы сейчас союзнические отношения с Тегераном, и они обещали нам содействие.

– И все-таки я отказываюсь, – пожал плечами Дронго. – Думаю, вы можете действовать и через Москву. Можно найти агента, который поедет на переговоры представлять вашу сторону.

– Но у него не будет твоих аналитических способностей. Он может не понять, в какую игру его втягивают.

– Все равно – нет.

– Я так и думал, – кивнул Павел, – кажется, я тебя не убедил.

– Просто я в эти игры уже давно не играю.

– По нашим сведениям, – вдруг сказал Павел, – речь идет не просто о террористическом акте. Возможно, он планирует нечто более серьезное. Настолько серьезное, что впервые в своей истории мы готовы сотрудничать даже с иранцами. Поэтому мы и вышли на российские спецслужбы.

– Тем более, – зло ответил Дронго, – я думаю, подключив все резервы, которые есть у вас и у Москвы, вы можете вообще убрать всех террористов по всему земному шару. Вам незачем еще и такой помощник, как я.

– Твой авторитет эксперта... – начал Павел.

– Хватит, я уже отказался.

Вместо следующей реплики Павел достал из кармана еще несколько фотографий.

– Это Наджибулла, – показал он на повешенного, – а это его брат. Рассказать тебе, как их пытали? Ты ведь их знал лично.

– Не нужно, – мрачно сказал Дронго. – В конце концов, я не могу быть спасителем всего человечества.

Павел посмотрел на него и бросил на стол еще одну фотографию. На ней была улыбающаяся девушка.

– Это моя сестра Эльвира. Ты ее должен помнить. Когда мы уезжали в Израиль, она была совсем девочкой.

– Да, конечно, помню. Она еще разбила бутылку пива, за которой ты ее посылал, – улыбнулся Дронго, – тогда ей было лет пятнадцать.

Павел не улыбнулся.

– Она погибла, – сказал он, – во время взрыва на базарной площади в Иерусалиме. По нашим сведениям, одним из организаторов взрыва был Ахмед Мурсал. Он тогда еще не окончательно порвал со своими союзниками. Неужели ты хочешь, чтобы вот так погиб еще кто-нибудь? Неужели ты действительно этого хочешь?

Дронго смотрел на фотографию девушки. Потом отвернулся. Целую минуту молчал. И наконец сказал:

– У тебя неприятный аргумент, Павел. Но, кажется, я решил поменять свое мнение. Хотя мне все равно не нравятся ни твой приезд, ни ваше предложение.

Москва. 25 марта 1997 года

Он приехал на эту встречу в крайне подавленном настроении. Не хотелось ни думать о предстоящей командировке, ни даже встречаться с этими людьми. Он уже понимал: Павел недоговаривает, самого главного он все-таки ему не говорит, решив оставить какой-то наиболее важный аргумент в запасе, вплоть до того момента, когда они встретятся все вместе.

Но он понимал и другое. Отказаться, не выслушав, было просто невозможно. Это было и опасно. Необходимо было понять, почему именно к нему приехал Павел и почему МОССАД решил выйти на сотрудничество с Москвой, задействовав в операции бывшего аналитика ООН, которому формально они не должны были доверять.

Разумеется, сам визит его бывшего товарища и Соловьева в Москву был вызван крайне неординарными событиями, о которых Дронго и собирался узнать. Встреча состоялась далеко за городом, куда он приехал вместе с Павлом и молчаливым водителем, очевидно, представлявшим уже российскую сторону.

Дача, куда их привезли, была одним из многочисленных специально оборудованных мест для встреч подобного рода. В прежние времена у всесильного КГБ таких мест было достаточно много. Спустя шесть лет после развала некогда самой крупной спецслужбы в мире у российской разведки осталось не более двадцати – двадцати пяти таких объектов в Московской области. Приходилось экономить на всем, в том числе и на подобных местах, которые старались использовать по мере надобности, не привлекая внимания соседей.

Когда Дронго вышел из автомобиля, он увидел спешившего к ним «хозяина дачи» и удовлетворенно кивнул. Собственно, он и не сомневался, что на эту встречу обязательно пригласят генерала Светлицкого, одного из руководителей специального управления Службы внешней разведки. Генерал вышел к ним одетый в обычную дорожную куртку, мягкие вельветовые брюки. И если бы не внезапно вытянувшийся водитель, можно было принять генерала за обычного дачника, гостеприимно встречавшего своих гостей. – Добрый день, Дронго, – улыбнулся генерал, – кажется, мы не виделись много лет.

– Лет пять, – пожал протянутую руку Дронго. – Меня больше использовали сотрудники другого ведомства, которым всегда нужно было проводить какие-то собственные расследования, и каждый раз достаточно конфиденциально.

– Знаю, – кивнул генерал. – Сейчас особенно ценятся независимые эксперты, которые не связаны с нашими спецслужбами.

– Надеюсь, у вас не похожие проблемы? – спросил Дронго.

– Посмотрим, – генерал не любил словоблудия.

Они поднялись по ступенькам, входя в небольшой домик, похожий скорее на обычную охотничью избушку, чем на место встречипрофессионалов из нескольких стран. В большой просторной комнате сидели уже знакомый Дронго генерал Райский, прилетевший из Тель-Авива, и незнакомый мужчина средних лет с запоминающейся внешностью: большой выпуклой лысиной, упрямо сжатыми губами, резкими морщинами по всему лицу. Ему было лет сорок – сорок пять, но выглядел он как раз на свой возраст, настолько злым и одновременно замкнутым было его лицо.

Райский успел за несколько дней после неудачи в аэропорту вернуться в Тель-Авив и оказаться в Москве для личных переговоров. Допрос арестованного в бакинском аэропорту пассажира ничего не дал. Выяснилось, что тот действительно канадский гражданин турецкого происхождения. Он рассказал явно выдуманную историю о том, как потерял свой паспорт и кто-то из друзей оформил ему этот паспорт. Друзей называть он, разумеется, категорически отказывался. Запрос в Оттаву ничего не изменил. Из Канады подтвердили, что Анвер Махмуд – этнический турок, уже восемь лет имеющий гражданство этой страны. За утерю собственного паспорта и использование незаконных документов ему, в худшем случае, грозил штраф в Канаде размером в две тысячи долларов и тюремное заключение на срок до двух лет. Но если учесть, что подложными документами он пользовался вне территории Канады и не успел причинить существенного вреда своими действиями, то его вполне мог ожидать штраф, который он наверняка безотлагательно заплатит. И хотя он все еще оставался в Баку, у Райского не было сомнений, что канадский гражданин скоро отбудет на родину, а они потеряют и этот след. Именно поэтому он лично полетел в Москву на переговоры с Дронго, справедливо рассудив, что участие представителей российских спецслужб необходимо, так как фигура такого масштаба, как Райский, не могла остаться незамеченной во время его визита в Россию.

Он считал, что им немного не повезло. Именно в это время Дронго оставался на своей московской квартире, хотя вполне мог переехать в Баку. Но выбирать не приходилось, и они полетели в Москву.

– Добрый день, – чуть усмехнулся Райский, узнавший Дронго. – Вот мы еще раз и встретились, – добавил он, протягивая руку.

– Безо всякого желания с моей стороны, – откровенно пробурчал Дронго, здороваясь.

– Мовсаев, – представился поднявшийся из-за стола незнакомец. Он был ниже среднего роста, но крупная голова и широкие плечи несколько скрадывали этот недостаток, и когда он сидел, то казался человеком даже высокого роста.

– Надеюсь, вы знаете мое настоящее имя, – пробормотал вместо ответа Дронго.

– По-моему, это не совсем обязательно, – хмуро сказал Мовсаев, – весь мир знает вас под именем Дронго.

– Я буду считать это авансом за мою работу, – согласился Дронго и сел за стол.

– По-моему, все в сборе. – Светлицкий сел следом. Здесь он был явно в роли хозяина. Гости уселись рядом, несколько настороженно поглядывая на Мовсаева. Очевидно, он был незнаком и приехавшим. Дронго сел с краю, словно демонстративно подчеркивая свою независимость. Он подумал, что это слишком демонстративно. Но, видимо, так подумал и Светлицкий. Поэтому он улыбнулся.