Жизнь Людовика XIV, стр. 174
При этих словах де Ментенон покраснела и не потому, что хулили литературную славу первого ее мужа, но потому, что в первый раз после 15 лет это имя было произнесено в присутствии ее второго мужа. Король несколько смешался и ничего не отвечал, а так как и де Ментенон также молчала, то последовало ледяное молчание, и несчастный Расин опомнился, заметив бездну, в которую низринулся. Он также смешался и не смел более ни поднять глаза, ни открыть рот. Наконец король прервал молчание, отпустив Расина под тем предлогом, что ему надобно заняться делами. Поэт ушел совершенно потерянным и едва добрался до своего друга Кавоа, которому рассказал, какую сделал глупость.
Глупость, однако, была такова, что поправить ее оказалось невозможно, и с этого времени ни король, ни г-жа де Ментенон не только не приглашали к себе Расин, но и вовсе на него не смотрели. Великий поэт, для которого расположение короля освещало всю его жизнь, впал в глубокую печаль и пришел в совершенное изнеможение, думая лишь о спасении души. 22 апреля 1699 года он умер, завещав похоронить себя в Пор-Роял-де-Шан, ибо хотел быть после смерти в обществе со знаменитыми отшельниками, с которыми он до последней минуты, несмотря на вполне мирское свое существование, сохранял возникшую в молодости связь.
Буало Депрео остался одним из великой плеяды, поднявшейся над колыбелью Луи XIV. Правда, в это время появился новый великий деятель на поприще литературы — 20 февраля 1694 года в Шатене близ Парижа родился Франсуа-Мари-Ару э Вольтер.
ГЛАВА XLVII. 1701 — 1703
Смертью Луи-Франсуа-Мари Летелье маркиза Барбезьё, военного статс-секретаря, начался 1701 год. Сын Лувуа, он сумел сохранить хорошие отношения с г-жой де Ментенон, к которой выказывал всегда глубокое уважение.
Высокого роста, с приятным умным лицом, Барбезьё был деятелен, аккуратен и в силу того, что всякий труд был для него легок, он много времени отдавал удовольствиям, способный часа за два сделать то, на что другому не хватило бы и дня. При знакомстве он сразу располагал в свою пользу; речь его привлекала вежливостью, силой и красотой, а манеры его были манерами вельможи и светского человека, хотя дворянство его фамилии и не отличалось древностью. Если Барбезьё хотел кому-нибудь понравиться, то это удавалось ему легко и невозможно было быть по отношению к нему неблагодарным. Никто лучше Барбезьё не излагал какое-либо дело, не вникал лучше в детали и не развивал его; он тонко чувствовал — Луи XIV весьма это ценил — различие людей и то, как с ними стоило обращаться. Однако доброе расположение духа сменялось у него порой дурным, и тогда он становился крайне высокомерен, дерзок, нагловат, мстителен, легко оскорблялся малейшей безделицей и нескоро переставал питать возбужденное в нем к кому-либо отвращение. Тогда Барбезьё становился до крайности угрюмым, сам на себя жаловался, но преодолеть себя не мог. Будучи от природы вспыльчивым и даже жестоким, в такие часы сам не свой, он лишился многих друзей, которых, впрочем, не умел выбирать и которых он тогда оскорблял несмотря на их положение, ничтожность или знатность и могущество.
Бывало Барбезьё запивал или затевал разгул, что случалось нередко, и тогда король, получив уведомление, что маркиз болен лихорадкой, откладывал дела, нимало не беспокоясь, зная, что Барбезьё вознаградит за потерянное время и, не веря притворной болезни, прощал его тем охотнее, что тот исполнял свои государственные обязанности скоро и хорошо.
Поскольку представлялось, что испанское наследство может стать причиной продолжительной и жестокой войны, то у Барбезьё было много дел, что не мешало ему, впрочем, предаваться обычному распутству. Потрудившись однажды несколько более обыкновенного и распутав некоторые сложности, он счел себя вправе отдохнуть и, собрав нескольких друзей, заперся с ними в доме, выстроенном им в открытом поле между Версалем и Воскрессоном в конце парка Сен-Клу. Этот дом, построенный едва ли не в самом скучном, но Удобном для сообщений месте, стоил Барбезьё миллионы.
Через четыре дня Барбезьё вернулся в Версаль с болью в горле и в горячке, очевидно требовавший врачебной помощи, но маркиз поначалу не обратил внимания на свое состояние. Однако спустя несколько дней он пригласил к себе придворного медика Фагона, который, осмотрев больного, с обычной своей грубостью заявил, что ему ничего другого не остается делать, как написать духовную и исповедаться. Барбезьё принял этот совет с той твердостью, которую обнаруживал во всех случаях, и умер в 33 года в той самой комнате, в которой скончался его отец.
Узнав о болезни и смерти Барбезьё, Луи XIV вызвал к себе Шамильяра, за неделю до того получившего место генерального контролера финансов. Вводя Шамильяра в свой кабинет, король сказал, что он возлагает на него должность маркиза Барбезьё. Несколько удивленный таким доверием, Шамильяр начал отказываться, говоря, что невозможно одному человеку, хотя бы по способностям и выше Барбезьё, справиться с двумя должностями, какие исполняли по отдельности Кольбер и Лувуа. Луи XIV ответил, что именно память о вечных ссорах между этими министрами и заставляет его отдать оба министерства в одни руки. В сущности же оба министерства переходили не в руки Шамильяра, но в руки самого Луи XIV.
Шамильяр действительно не должен был бы рассчитывать на такое возвышение. Его отец, служивший рекетмейстером, умер в 1675 году в Кане, где занимал должность градоначальника. В следующем году его сын стал советником парламента. Поскольку он был прилежен и трудолюбив, а его физиономия выражала главным образом кротость и доброту, поскольку он также любил хорошее общество, то связи и слава честного человека позволили ему выбраться из толпы приказных. При очевидной посредственности Шамильяр обладал одним превосходным талантом — он был отличнейшим игроком в биллиард, а к этому времени и король пристрастился к биллиарду, ставшему на долгое время его любимым развлечением. Зимой Луи XIV почти каждый вечер играл или с герцогом Вандомским, или маршалом Вильруа, или герцогом Граммоном. Однажды разговор зашел о Шамильяре, и игроки, не знавшие его лично, решили подвергнуть его славу испытанию и пригласили советника сыграть. Шамильяр обыграл всех, ни на одну минуту не теряя свойственной ему вежливости и скромности, и оставил всех в таком восхищении, что они в тот же вечер до небес расхвалили королю замечательного советника парламента. Подстрекаемый любопытством Луи XIV пожелал его видеть и поручил герцогу Вандомскому привезти его в Версаль при первой возможности. Для Шамильяра поездка к королю в Версаль показалась слишком высокой честью, и он долго отказывался, однако, когда ему указали на то, что этого хочет сам король, советник согласился, прибыл в Версаль и был представлен королю, который немедленно повел его в биллиардную.
Поначалу Шамильяр сделал несколько промахов, чем доставил удовольствие Луи XIV, который всегда отмечал первое производимое им впечатление и ему было приятно, если встречал робость. Мало-помалу, что, впрочем, сделал бы и любой ловкий придворный, Шамильяр освоился, успокоился и начал показывать такие отличные карамболи н верные дублеты, так метко сажать шары в лузу, что король пришел в восторг и с этого дня избрал его своим партнером.
Итак, Шамильяр попал ко двору, но надобно было суметь там удержаться и он обнаружил достаточную ловкость. Он очень понравился королю и, что было не так уж легко, самой де Ментенон, однако благоволение к нему никого не оскорбляло, поскольку бывший советник оставался по-прежнему бесконечно скромным. Получив раз приглашение от г-жи де Ментенон и Луи XIV, он часто приезжал в Версаль, однако продолжал вести себя со своими коллегами и друзьями как и ранее, вовсе не принимая того важного вида, который напускают на себя обыкновенно удостоившиеся хоть какой-то близости к королю. Вскоре король пожаловал Шамильяра рекетмейстером, дав одновременно помещение в Версале. Через три года, в 1689-м, он назначил Шамильяра управителем Руана, и когда тот стал просить не удалять его от особы короля, разрешил три раза в год приезжать в Версаль недель на шесть, а в тот же день взял с собой в Марли поиграть в биллиард, что было знаком особого благоволения. После трех лет пребывания в Руане Шамильяр получил должность управляющего финансами и сохранял прежние отношения с королем, хотя биллиард уже вышел из моды. И вот теперь, сам того не желая, Шамильяр сделался преемником Барбезьё.