Эдуард III, стр. 46

Король Англии воспользовался этой отсрочкой, чтобы дать отдых своей армии, приказав прорыть в дюнах глубокие канавы, дабы французы не застигли англичан врасплох.

Жители Кале по-прежнему голодали и горестно наблюдали за всеми этими препирательствами, только отодвигавшими час их избавления — штурма или сдачи города.

Когда Филипп понял, что ничего от Эдуарда не добьется и не сможет освободить Кале, а его армия не только ему не нужна, но и разорительна, он отдал приказ уходить и снимать лагерь; утром 2 августа он приказал свернуть палатки, загрузить повозки и, простившись со своими воинами, двинулся по дороге на Амьен.

Когда жители Кале увидели исход французов, они были удручены до глубины души, и не нашлось бы ни одного даже самого жестокого сердца, которое, видя их отчаяние, не проявило бы сострадания к ним.

Само собой разумеется, англичане воспользовались бегством французов. Они преследовали арьергард французской армии и свозили в лагерь короля Англии повозки, кровати, вина, пленных.

Когда жители Кале окончательно убедились, что их бросили, а помощи, их последней надежды, ждать неоткуда, они впали в столь великое уныние, что созвали совет и решили капитулировать, говоря, что в конце концов лучше сдать город и положиться на милость короля Англии, чем позволить всем умереть от голода; когда все его жители превратятся в трупы, Эдуард все равно войдет в город.

Поэтому горожане явились к Жану де Вьену и умолили его начать переговоры о капитуляции.

Жан де Вьен заставил себя долго уговаривать, но наконец понял, что когда-нибудь ему придется держать ответ за жизнь всех этих людей, если он не согласится с тем, чего они пришли требовать, и, поднявшись на крепостную стену, высунулся из бойницы и подал осаждающим знак, что желает говорить с ними.

XVI

— Наконец-то! — воскликнул Эдуард, узнав эту новость. И он послал мессира Готье де Мони и сэра Бассета выяснить, чего же хочет Жан де Вьен.

Когда оба рыцаря подъехали к городской стене, капитан им сказал:

— Милостивые государи, вы отважные рыцари, искусно владеющие оружием и опытные в делах войны. Вы знаете, что король Франции, наш сюзерен, прислал нас сюда и повелел, чтобы мы защищали этот город и замок так, дабы нам не было позора, а королю — ущерба. Мы сделали все, что в наших силах. Помощь к нам не подошла, а вы взяли нас в такое тесное кольцо, что кормиться нам нечем. Вот почему всем нам придется погибнуть от голода, если ваш милостивый король над нами не сжалится. Уважаемые сеньоры, соблаговолите же умолить короля, чтобы он пощадил нас и позволил нам уйти без всяких условий. Он возьмет наш город, замок и все его богатства. Ему достанется много добра. Тогда Готье де Мони ответил капитану:

— Мессир Жан, нам известны лишь те намерения короля, нашего государя, о коих он нам сказал. Знайте же, он не желает, чтобы вы ушли на тех условиях, какие вы предлагаете. Его цель заключается в том, чтобы вы сдались ему на милость, дабы он назначил выкуп за тех из вас, кого сам выберет, или же казнит, если это ему больше понравится, ведь осада эта стоила столько людей и денег, что король с каждым днем гневается все больше.

— Это будет слишком жестоко для нас, если мы согласимся на то, о чем вы говорите, — возразил Жан де Вьен. — Нас здесь несколько рыцарей и оруженосцев; мы служили нашему сюзерену так же, как вы служите вашему, и ради него мы даже претерпели больше страданий, нежели вы — ради короля Англии. Но пусть нам придется претерпеть еще большие страдания, мы не допустим, чтобы самому малому дитяти и последнему слуге в городе было причинено больше зла, чем самому знатному из нас. Посему мы просим вас, мессир, просто-напросто сказать королю Англии, чтобы он пощадил нас.

— Даю слово, что я охотно сделаю это, мессир Жан, — сказал Готье, растроганный этим благородным ответом, — и, если король пожелает внять мне, вам всем станет лучше.

После этого Готье де Мони и его спутник уехали, оставив на крепостной стене Жана де Вьена, ждавшего ответа короля Эдуарда.

Когда оба посланца вошли в комнату короля, они нашли его в обществе графа Дерби, графа Норхэнтона, графа Арондейла и других баронов Англии.

— Ваше величество, мы исполнили поручение, что вы нам дали, — сказал Готье. — Мы обнаружили у мессира Жана де Вьена желание сдать вам город и замок, если вы соблаговолите даровать жизнь ему и всем жителям Кале.

— И что же вы ответили? — спросил король.

— Я ответил, ваше величество, — сказал Готье де Мони, — что вы не пойдете на это, если они без всяких условий не покорятся вашей воле: они будут жить или умрут согласно вашему желанию. Но когда я это сказал, государь, — прибавил рыцарь, — Жан де Вьен ответил мне, что

раньше чем дело дойдет до сдачи города, он и его соратники дорого отдадут свои жизни, и даже гораздо дороже, нежели когда-либо делали это другие рыцари.

— Тем не менее у меня нет ни желания, ни намерения соглашаться на что-либо иное, — сказал король.

— Ваше величество, в этом вы подадите нам дурной пример и вполне можете совершить ошибку. Ведь когда вы пожелаете послать нас в одну из ваших крепостей, мы уже не отправимся туда с большой охотой, если вы решили казнить всех этих людей. Мы будем бояться, что враг проявит к нам не больше милосердия, чем вы, и в подобном случае будет обходиться с нами так, как вы поступили с жителями Кале.

Эта речь сильно умерила гнев короля, тем более что и бароны, с кем он советовался, были согласны с мнением Готье.

— Господа, один я не могу идти против всех вас, — сказал король. — Готье, вы снова отправитесь к жителям Кале и скажете им, что величайшая милость, какую они могут получить от меня, такова: пусть шестеро самых знатных граждан города Кале с веревкой на шее и с ключами от города и замка явятся сюда, в мое распоряжение. Я поступлю с ними как мне будет угодно, а всех остальных помилую.

Услышав эти слова, Готье де Мони покинул короля и снова приехал к мессиру Жану де Вьену, ждавшему его; Готье слово в слово передал все, что сказал король, прибавив при сем, что это единственная уступка, какой он смог добиться от Эдуарда.

— Я верю вам, мессир, — ответил Жан де Вьен, — и прошу вас подождать здесь до тех пор, пока я передам этот ответ городской коммуне: я всего лишь их посланец, но им решать, должны или не должны они соглашаться на то, что предлагает король Англии.

После этого мессир Жан де Вьен вернулся в город, приказав звонить в колокол, чтобы собрать людей всех сословий, и вышел на рыночную площадь.

На колокольный звон сбежались мужчины и женщины, ибо все жаждали узнать новость, как то и положено людям, измученным долгой осадой. Когда они пришли и расположились на площади, Жан де Вьен сообщил все, что сказал Готье де Мони, и просил дать быстрый и краткий ответ.

Выслушав слова капитана, люди начали плакать и кричать, да так громко, что враги, если бы они могли их видеть, разжалобились бы. Поэтому добиться ожидаемого ответа было невозможно.

Что касается Жана де Вьена, то он, как и все, плакал.

Несколько минут длилось всеобщее отчаяние, а потом, пробравшись сквозь толпу, какой-то человек взобрался на тумбу и сказал:

— Было бы великим горем дать погибнуть всему народу, когда есть способ его спасти, и не воспользоваться этим означало бы сомневаться в Боге и его милосердии. Что до меня, то я питаю величайшее доверие в милосердие Господа, и, если мне суждено умереть за столь благородное дело, хочу первым пожертвовать собой. Вот почему я, Эсташ де Сен-Пьер, пойду в одной рубахе и с веревкой на шее сдаваться на милость короля Англии.

Все тогда бросились к ногам того, кто произнес эти волнующие слова, и другой горожанин, по имени Жан д'Эр, тоже встал и сказал, что пойдет вместе с ним; потом вызвался третий человек по имени Пьер де Виссан, затем его брат, пятый и, наконец, шестой, чье имя не сохранила неблагодарная история.

Когда шесть жертв нашлось, мессир Жан де Вьен сел на иноходца и поехал к городским воротам, вначале сопровождаемый шестью горожанами, потом всеми жителями; женщины и дети рыдали, заламывая руки.