Сорок пять(изд.1979), стр. 37
— Мне придется иметь дело с королем?
— Именно. Вы его знаете в лицо?
— Хорошо знаю, господин Брике.
— Вы скажете, что вам необходимо с ним поговорить.
— Меня допустят?
— Да, к его камердинеру. Монашеская ряса послужит вам пропуском. Его величество, как вы знаете, отличается набожностью.
— А что я должен сказать камердинеру его величества?
— Вы скажете, что посланы к нему Тенью.
— Какой тенью?
— Любопытство — большой недостаток, брат мой.
— Простите.
— И что вы пришли за письмом.
— Каким письмом?
— Опять?
— Ах да, правда.
— Вы добавите, что Тень будет ожидать письма на Шарантонской дороге.
— И я должен нагнать вас на этой дороге?
— Совершенно верно.
Панург направился к двери и приподнял портьеру — Шико показалось, что за портьерой кто-то подслушивает.
Шико обладал острым умом и тотчас же решил, что там находится брат Борроме.
«А, ты подслушиваешь, — подумал он. — Тем лучше, нарочно буду говорить погромче».
— Значит, дорогой друг, — сказал Горанфло, — король возложил на вас почетную миссию?
— Да, и притом конфиденциальную.
— Политического характера, полагаю.
— Я тоже так полагаю.
— Как, вы не знаете толком, какая миссия на вас возложена?
— Я знаю, что должен отвезти письмо, вот и все.
— Это, верно, государственная тайна?
— Думаю, что да.
— И вы даже не подозреваете, какая?
— Мы ведь одни — не так ли? — и я могу вам сказать все, что думаю.
— Говорите. Я нем как могила.
— Так вот, король решил наконец оказать помощь герцогу Анжуйскому.
— Вот как?
— Да. Сегодня ночью с этой целью должен был выехать господин де Жуаез.
— Ну, а вы, друг мой?
— Я еду в сторону Испании.
— А каким способом?
— Пешком, верхом, в повозке — как придется.
— Жак будет вам приятным спутником. Вы хорошо сделали, что выбрали его, — он, чертенок, владеет латынью.
— Должен признаться, мне он очень понравился.
— Ваше желание — закон, друг мой. Но я думаю, что он будет для вас и отличным помощником в случае какой-нибудь стычки.
— Благодарю, дорогой друг. Мне остается только проститься с вами.
— Прощайте!
— Что вы делаете?
— Намереваюсь дать вам пастырское благословение.
— Ну вот еще, — сказал Шико, — между нами это лишнее.
— Вы правы, — ответил Горанфло, — благословение хорошо для чужих.
И друзья нежно расцеловались.
— Жак! — крикнул настоятель. — Жак!
Между портьерами показалась лисья физиономия Па-нурга.
— Как! Вы еще не уехали? — вскричал Шико.
— Простите, сударь.
— Отправляйтесь скорее, — сказал Горанфло, — господин Брике торопится. Где Жак?
В свою очередь появился брат Борроме со слащавой улыбкой на устах.
— Брат Жак ушел, — сказал он.
— Как ушел? — вскричал Шико.
— Разве вы не просили, сударь, послать кого-нибудь в Лувр?
— Но я послал Панурга, — сказал Горанфло.
— Какой же я дурень! А мне послышалось, что вы поручили это Жаку, — сказал Борроме, хлопнув себя по лбу.
Шико нахмурился. Но раскаяние Борроме было, по-видимому, столь искренним, что упрекать его было бы просто жестоко.
— Придется мне подождать Жака, — сказал Шико.
Борроме поклонился, в свою очередь нахмурившись.
— Кстати, — сказал он, — я забыл доложить сеньору настоятелю — а ведь для этого и поднялся сюда, — что неизвестная дама изволила прибыть и просить у вашего преподобия аудиенции.
Шико навострил уши.
— Она одна? — спросил Горанфло.
— Нет, с пажом.
— Молодая? — спросил Горанфло.
Борроме стыдливо опустил глаза.
«Он ко всему и лицемер», — подумал Шико.
— Друг мой, — обратился Горанфло к мнимому Роберу Брике, — ты сам понимаешь…
— Понимаю, — сказал Шико, — и удаляюсь. Подожду в соседней комнате или во дворе.
— Отлично, любезный друг.
— Отсюда до Лувра далеко, сударь, — заметил Борроме, — и брат Жак может вернуться поздно; к тому же лицо, к которому он послан, не решится доверить важное письмо мальчику.
— Вы поздновато подумали об этом, брат Борроме.
— Бог мой, я же не знал! Если бы мне поручили…
— Хорошо, хорошо, я потихоньку пойду в сторону Шарантона. Посланец, кто бы он ни был, нагонит меня в пути.
И он направился к выходу.
— Не сюда, сударь, простите, — поспешил за ним Борроме, — отсюда должна прийти неизвестная дама, а она не желает ни с кем встречаться.
— Вы правы, — улыбнулся Шико, — я сойду по боковой лестнице.
И он открыл дверь небольшого чулана.
— Дорогу вы знаете? — с беспокойством спросил Борроме.
— Как нельзя лучше.
За чуланом была комната, выходившая на площадку боковой лестницы.
Шико говорил правду: дорогу он знал, но комната была неузнаваема — стены завешаны доспехами и оружием, на столах и консолях сабли, шпаги и пистолеты, все углы забиты мушкетами и аркебузами.
Шико задержался в этом помещении: ему захотелось все хорошенько обдумать.
«От меня прячут Жака, прячут даму, а самого выпроваживают по боковой лестнице. Как хороший стратег, я должен делать обратное тому, к чему меня принуждают. Поэтому я дождусь Жака и займу позицию, которая даст мне возможность увидеть таинственную незнакомку… Ого! Вот здесь в углу валяется прекрасная кольчуга — эластичная, тонкая, отличнейшего закала».
Он поднял кольчугу и залюбовался ею.
«А мне-то как раз нужна такая кольчуга, — сказал он себе. — Она легка, словно полотняная, и слишком узка для настоятеля. Честное слово, можно подумать, что кольчугу изготовили для меня. Позаимствуем же ее у дона Модеста. По возвращении моем он получит ее обратно».
Шико, не теряя времени, сложил кольчугу и спрятал себе под одежду.
Он завязывал последний шнурок куртки, когда на пороге появился брат Борроме.
— Ого! — прошептал Шико. — Опять ты! Но поздновато, друг мой.
Скрестив за спиной свои длинные руки и откинув голову, Шико делает вид, будто любуется трофеями.
— Господин Робер Брике хочет выбрать себе подходящее оружие? — спросил Борроме.
— Я, дорогой друг?.. Боже мой, для чего мне оружие?
— Но вы так хорошо им владеете!
— В теории, любезный брат, в теории. Жалкий буржуа вроде меня ловко действует лишь руками и ногами. Чего ему недостает и всегда будет недоставать — это воинской доблести. Рапира в моей руке сверкает довольно красиво, но вооружите шпагой Жака — и, ей-богу, он заставит меня отступить отсюда до Шарантона.
— Вот как? — удивился Борроме, наполовину убежденный простодушным видом Шико, который к тому же принялся горбиться, кривиться и косить глазом усерднее, чем когда-либо.
— Да мне и дыхания не хватает, — продолжал Шико. — Вы заметили, что я слаб в обороне? Ноги никуда не годятся — это мой главный недостаток.
— Разрешите заметить, сударь, что путешествовать с таким недостатком еще труднее, чем фехтовать.
— А вы знаете, что мне предстоит путешествовать? — небрежно заметил Шико.
— Я слышал это от Панурга, — покраснев, ответил Борроме.
— Вот странно, не припомню, чтобы я говорил об этом Панургу. Но неважно. Скрывать мне нечего. Да, брат мой, я отправляюсь к себе на родину, где у меня есть кое-какое имущество.
— Вы оказываете брату Жаку большую честь, господин Брике.
— Тем, что беру его с собой?
— Да и тем, что даете ему возможность увидеть короля.
— Или камердинера его величества: вероятнее всего, что брат Жак ни с кем другим и не увидится.
— Так вы завсегдатай в Лувре?
— О да, сударь мой. Я поставляю теплые чулки королю и молодым придворным.
— Королю?
— Я имел с ним дело, когда он был всего только герцогом Анжуйским. По возвращении из Польши он вспомнил обо мне и сделал меня придворным поставщиком.
— Это ценнейшее для вас знакомство, господин Брике.
— Знакомство с его величеством?
— Да.
— Не все согласились бы с вами, брат Борроме.