Соратники Иегу, стр. 98

И в самом деле, молодым людям было за чем наблюдать. Они больше не думали о еде, напряженно прислушиваясь и вглядываясь во мрак.

Слух ничего не мог уловить, зато зрение сослужило им службу.

Жандармы вошли каждый в свою каморку, не зажигая света. В окнах казармы было по-прежнему темно. Но внезапно картина изменилась: загорелись два окна, расположенные под углом к остальной части здания и как раз напротив окна церкви, где ужинали приятели.

Освещенные окна были расположены на втором этаже, но, сидя на сене, молодые люди находились даже несколько выше уровня этих окон.

То были окна комнаты жандармского капитана.

По беспечности бравого капитана (или из-за недостатка казенных средств) на его окнах отсутствовали занавески, и при свете двух свечей, зажженных офицером в честь гостя, друзьям было видно все, что происходило в комнате.

Вдруг Морган схватил Валансоля за руку и крепко стиснул ее.

— Ну, что ты там еще разглядел? — спросил Валансоль. Морган узнал Ролана, который только что снял треуголку и бросил ее на стул.

— Ролан де Монтревель! — воскликнул он. — Ролан в мундире старшего сержанта жандармов! Мы напали на его след, а ему еще не удалось нас обнаружить. Только бы не упустить его!

— Куда ты? — снова спросил Валансоль, видя, что Морган встал и исчезает в темноте.

— Иду предупредить товарищей. Оставайся здесь и не спускай с него глаз. Вот он отстегивает саблю и кладет на Стол пистолеты. Очевидно, он переночует в комнате капитана. Ручаюсь, что завтра, куда бы он ни пошел, один из Наших будет следовать за ним по пятам!

Морган соскользнул со стога по его покатому склону и скрылся из виду, а его спутник, сидя на корточках и чем-то напоминая сфинкса, не отрывал глаз от Ролана де Монтревеля.

Когда через четверть часа Морган вернулся, в окнах жандармского капитана, как и во всей казарме, уже было темно.

— Ну что? — спросил Морган.

— Ничего особенного, — отвечал Валансоль, — все кончилось самым прозаическим образом: они разделись, погасили свет и улеглись, капитан на своей кровати, а Ролан на матраце. Надо полагать, сейчас они храпят наперебой.

— В таком случае, — сказал Морган, — пожелаем доброй ночи им, а также друг другу.

Не прошло и десяти минут, как его пожелание исполнилось: молодые люди уснули безмятежным сном, как будто опасность не подстерегала их на каждом шагу.

XLI. ПОЧТОВАЯ ГОСТИНИЦА

В тот же день, около шести часов утра, едва забрезжил тусклый холодный рассвет, какие бывают в конце февраля, из Бурка выехал всадник, пришпоривая почтовую лошадку; перед ним трусил почтарь, который должен был привести ее назад на поводу. Трудно было сказать, куда они направлялись, в Макон или Сен-Жюльен, ибо на расстоянии какого-нибудь льё от главного города провинции Брес дорога разделяется на две: одна идет прямо, в Сен-Жюльен, другая отходит налево, в Макон.

Доскакав до развилки, всадник уже собирался повернуть в сторону Макона, когда услышал голос, умолявший о помощи и как будто доносившийся из-под опрокинутой тележки.

Всадник приказал почтарю посмотреть, что случилось.

Оказалось, какой-то горемычный зеленщик никак не мог выбраться из-под свалившейся на него тележки с овощами. Очевидно, переднее колесо попало в придорожную канаву, тележка накренилась, он хотел было ее поддержать, но она упала на него. Он уверял, что, по счастью, у него ничего не сломано, и просил лишь об одном, чтобы подняли тележку и поставили ее на дорогу, ибо надеялся, что тогда ему удастся встать на ноги.

Всадник проявил милосердие к своему ближнему: он не только велел почтарю выручить из беды зеленщика, но и сам спрыгнул с коня, и они вдвоем вытащили тележку из канавы и поставили ее на дорогу; при этом всадник обнаружил незаурядную силу, необычайную для человека среднего роста.

Потом он помог крестьянину подняться на ноги; тот и в самом деле оказался здоров и невредим, хотя и покачивался на ногах, оправдывая поговорку: «Пьяного Бог бережет».

Зеленщик рассыпался в благодарностях и схватил свою лошадку под уздцы, словно собирался вести ее дальше по ровному пути, а на деле же он попросту искал точку опоры.

Всадники вскочили в седло, пустили своих лошадей галопом и скрылись за поворотом дороги, недалеко от леса Монне.

Но едва они исчезли, как с зеленщиком произошла метаморфоза: он остановил свою лошаденку, выпрямился, поднес к губам охотничий рожок и трижды протрубил.

Из леса, тянувшегося вдоль дороги, вышел конюх, который вел под уздцы породистого коня.

Зеленщик живо сбросил с себя рабочую блузу и холщовые штаны, оказавшись в куртке, замшевых кюлотах в обтяжку и сапогах с отворотами.

Пошарив в тележке, он извлек из-под овощей сверток, вынул оттуда зеленый охотничий костюм с золотыми галунами и отряхнул с него пыль. Переодевшись, он набросил на плечи широкий плащ каштанового цвета, взял из рук конюха шляпу, такую же нарядную, как и костюм, велел пристегнуть к сапогам шпоры и вскочил на коня с легкостью первоклассного наездника.

— Приходи сегодня в семь часов вечера в условленное место между Сен-Жюстом и Сейзериа, — обратился он к конюху. — Ты встретишь там Моргана и скажешь, что известное ему лицо поехало в Макон, но я рассчитываю его обогнать.

И, не беспокоясь о судьбе тележки с овощами, оставленной на попечение слуги, мнимый зеленщик, который был не кто иной, как наш старый знакомый Монбар, повернул коня в сторону леса Монне и помчался галопом.

Это был превосходный скаковой конь, не то что почтовая кляча, на которой ехал Ролан, и Монбар уже между лесом Монне и Полья обогнал двух всадников.

За три часа, сделав лишь краткую остановку в Сен-Сир-сюр-Ментон, он проскакал девять или десять льё, отделяющих Бурк от Макона.

Прибыв в Макон, Монбар остановился в почтовой гостинице, где всегда были желанными гостями все знатные путешественники.

Во всяком случае, хозяин гостиницы встретил его как старого знакомого.

— А! Это вы, господин де Жайа, — сказал он. — А мы еще вчера вспоминали вас: не приключилось ли с вами что-нибудь? Уже больше месяца, как вы не показывались в наших краях.

— Вы говорите, мой друг, больше месяца? — отозвался, грассируя по-модному, молодой человек. — А ведь вы правы, клянусь честью! Я загостился у своих друзей, у Трефоров и Откуров. Вы знаете этих господ, не так ли?

— Да! И по имени и в лицо.

— Все это время мы пропадали на охоте. Клянусь честью, у них несравненные борзые и гончие!.. Что, в этом доме сегодня завтракают?

— Разумеется.

— Так велите мне подать цыпленка, бутылку бордоского, две котлеты, фрукты и все такое прочее.

— Сию минуту. Где изволите завтракать, сударь, у себя в номере или в общем зале?

— В общем: там веселее. Только накройте мне на отдельном столике. И не забудьте о моем коне! О! Это всем коням конь! П'аво слово, он мне милей иных двуногих!

Хозяин отдал распоряжения. Монбар уселся перед очагом, распахнул плащ и стал греть ноги.

— Так вы по-прежнему заведуете почтой? — спросил он хозяина, словно только для того, чтобы поддержать разговор.

— Ну, конечно.

— Значит, у вас меняют лошадей кондукторы дилижансов?

— Не дилижансов, а мальпостов.

— Вот как. На днях мне придется съездить в Шамбери. Сколько мест в мальпосте?

— Три. Два внутри и одно рядом с курьером.

— Как вы полагаете, найдется для меня свободное местечко?

— Когда как. Все-таки надежнее ехать в собственной коляске или в кабриолете.

— Так, значит, нельзя заранее заказать себе место?

— Нет. Видите ли, господин де Жайа, некоторые пассажиры едут из Парижа в Лион, и они сохраняют право на место.

— Подумаешь, какие аристократы! — усмехнулся Монбар. — Кстати об аристократах: один из них скоро прискачет к вам на почтовой лошади: я его перегнал в четверти льё от Полья. Мне показалось, что под ним какая-то заморенная кляча.

— О! — воскликнул хозяин. — Тут нет ничего удивительного, у нас на станциях лошади одна хуже другой.