Шевалье де Мезон-Руж, стр. 42

Разрешаю тебе освистать мою прозу так же, как я освистываю твои стихи.

Твой друг Морис.

P.S. Думаю, впрочем, что заговор всего лишь ложная тревога».

Лорен действительно вышел из Тампля около одиннадцати часов, уводя свой батальон из-за мерзкого доноса сапожника.

За это унижение он вознаградил себя вышеприведенным четверостишием и, как обещал в нем, направился к Артемизе.

Артемиза обрадовалась его приходу. Погода, как мы уже говорили, была великолепной, и девушка предложила прогуляться по набережной, на что Лорен охотно согласился.

Разговаривая о политике, они шли в сторону угольного порта. Лорен рассказывал о своем изгнании из Тампля, пытаясь разгадать, какими обстоятельствами оно было вызвано. Дойдя до улицы Барр, они обратили внимание на цветочницу, которая, как и они, поднималась по правому берегу Сены. 

— Ах, гражданин Лорен, — сказала Артемиза, — надеюсь, ты подаришь мне букет.

— А как же! — ответил Лорен. — Даже два букета, если это доставит вам удовольствие.

И они ускорили шаг, чтобы догнать цветочницу: она тоже шла очень быстро. На мосту Мари девушка остановилась, перегнулась через перила и высыпала содержимое корзины в реку.

Цветы, разлетевшись во все стороны, какое-то время кружились в воздухе. Букеты, более тяжелые, упали в воду быстрее. И все это поплыло по течению.

— Вот так так! — сказала Артемиза, глядя на цветочницу, так странно расправившуюся со своим товаром, — можно подумать… да ведь… но нет… да-да… очень странно!

Цветочница приложила палец к губам, будто просила Артемизу молчать, и исчезла.

— Кто это? — спросил Лорен. — Вы знакомы с этой смертной, богиня?

— Нет. Сначала мне показалось… Нет, наверное, я ошиблась.

— И тем не менее она подала вам знак, — настаивал Лорен.

— Почему это сегодня утром она стала цветочницей? — как бы спрашивая себя, произнесла Артемиза.

— Стало быть вы все-таки знаете ее, Артемиза? — повторил свой вопрос Лорен.

— Да, — ответила Артемиза, — это цветочница, услугами которой я временами пользуюсь.

— Во всяком случае, — заметил Лорен, — у вашей цветочницы очень странная манера сбывать свой товар.

И в последний раз посмотрев на цветы, уносимые быстрым течением под арки деревянного моста, Лорен и Артемиза направились в Рапе, где рассчитывали пообедать наедине.

Случай этот пока что не имел последствий; но он был странным и носил какой-то таинственный характер, а потому запечатлелся в поэтическом воображении Лорена.

Тем временем донос тетки Тизон на Мориса и Лорена наделал много шума в Якобинском клубе. Морис в Тампле получил известие из Коммуны о том, что его свободе угрожает общественное негодование. Это был намек на то, что если молодой гвардеец виноват, то должен скрыться. Но совесть Мориса была спокойна; он остался в Тампле, и, когда пришли, чтобы арестовать его, молодого человека нашли на посту.

Мориса тотчас же допросили.

Твердо решив не впутывать в дело никого из своих друзей — в них он был уверен, — Морис вовсе не собирался, подобно герою из романа, приносить себя в жертву смехотворным молчанием: он потребовал разыскать цветочницу.

Лорен вернулся домой в пять часов вечера. Он только что узнал об аресте Мориса и его заявлении.

Тотчас же ему вспомнилось, как цветочница бросила с моста Мари в Сену свой товар; это было внезапное открытие. Странная цветочница, совпадение кварталов, полупризнание Артемизы — все ему смутно подсказывало, если не сказать кричало, что именно здесь разгадка тайны, объяснения которой добивается Морис.

Опрометью он выскочил из комнаты, как на крыльях слетел с четвертого этажа и понесся к богине Разума, которая в это время вышивала золотые звезды на платье из голубого газа.

Это платье было знаком ее божественного достоинства.

— Хватит звезд, дорогая, — сказал Лорен. — Сегодня утром арестовали Мориса, и вечером, по всей вероятности, придут за мной.

— Арестовали Мориса?

— Да, Боже мой, да! В наше время нет ничего будничнее больших событий; на них просто не обращают внимания, потому что они происходят во множестве. Но почти все эти события возникают из-за пустяков. Так что не будем пренебрегать пустяками. Скажите, дорогая, кто была эта цветочница, встреченная нами сегодня утром?

Артемиза вздрогнула.

— Какая цветочница?

— Черт возьми, ну та, что с такой расточительностью бросала цветы в Сену.

— Ах, Боже мой! — сказала Артемиза. — Да разве этот случай так важен, что вы с такой настойчивостью возвращаетесь к нему?

— Настолько важен, дорогая, что я прошу сейчас же ответить на мой вопрос.

— Но я не могу, друг мой.

— Вы богиня, для вас нет ничего невозможного.

— Я поклялась честью, что буду хранить молчание.

— А я поклялся честью, что заставлю вас говорить.

— Но почему вы так настаиваете?

— Потому, черт возьми, что Морису могут отрубить голову.

— Боже мой! Мориса могут гильотинировать! — в ужасе воскликнула молодая женщина.

— Это случится, если вы мне не скажете; да, по правде говоря, я не могу ручаться, что и моя голова останется на плечах.

— О нет, нет! — воскликнула Артемиза. — Ведь это ее окончательно погубит.

В это время в комнату Артемизы вбежал служитель Лорена.

— Ах, гражданин, — завопил он, — спасайся, спасайся!

— Почему бы это? — спросил Лорен.

— Потому что дома тебя ждут жандармы. Пока они выламывали дверь, я по крыше перебрался в соседний дом и прибежал предупредить тебя.

У Артемизы вырвался крик ужаса: ведь она по-настоящему любила Лорена.

— Артемиза, — сказал Лорен, — вы кладете жизнь цветочницы на одни весы с жизнью Мориса и вашего возлюбленного? Если так, то я заявляю, что отныне не считаю вас богиней Разума и стану называть вас богиней Безумия.

— Бедная Элоиза! — воскликнула бывшая танцовщица Оперы. — Если я предаю тебя, то не по своей вине.

— Ну хорошо, дорогая, — сказал Лорен, протягивая ей лист бумаги. — Вы мне уже милостиво назвали ее имя, а теперь дайте ее фамилию и адрес.

— О нет, писать — никогда, никогда! — вскричала Артемиза. — Сказать — еще куда ни шло.

— Так скажите; будьте спокойны, я не забуду.

И Артемиза устно сообщила Лорену фамилию и адрес цветочницы.

Ее звали Элоиза Тизон, и проживала она на улице Нонандьер, № 24.

Услышав это имя, Лорен вскрикнул и помчался со всех ног.

Но не успел он добежать и до конца улицы, как Артемизе вручили письмо.

В этом письме было всего три строки:

«Ни слова обо мне, дорогая подруга. Если ты откроешь мое имя, то это меня бесповоротно погубит. Не говори обо мне до завтра, сегодня вечером я покидаю Париж.

Твоя Элоиза».

— Боже мой! — воскликнула будущая богиня, — если бы я только знала об этом, я бы, конечно, протянула время до завтра.

Она бросилась к окну, чтобы вернуть Лорена, если удастся, но его уже не было видно.

XXIV. МАТЬ И ДОЧЬ

Как мы уже сказали, весть о случившемся за несколько часов облетела весь Париж. Действительно, легко понять болтливость тогдашнего правительства, ведь узлы его по-» литики завязывались и развязывались на улице.

Ужасный и угрожающий отзвук этого события дошел и до Старой улицы Сен-Жак. Спустя два часа там уже знали об аресте Мориса.

При активном содействии Симона все подробности о заговоре быстро распространились за пределами Тампля; но, поскольку каждый прикрашивал их на свой лад, то до хозяина кожевни правда дошла в несколько искаженном виде. Говорили об отравленном цветке, который якобы передали королеве и с помощью которого Австриячка должна была усыпить стражу и выбраться из Тампля. Более того, к этим слухам прибавились кое-какие подозрения насчет надежности батальона, отстраненного накануне Сантером. Дошло до того, что уже назывались многочисленные имена будущих жертв народного гнева.

Но на Старой улице Сен-Жак вовсе не заблуждались — и имели на то основания — относительно сущности происшедшего. Моран и Диксмер сразу же ушли из дома, оставив Женевьеву в сильнейшем отчаянии.