Шевалье де Мезон-Руж, стр. 32

— Узница неоднократно благодарила меня за проявленное к ней уважение, сударыня.

— Выходит, она с удовольствием ждет, когда же наступит ваше дежурство?

— Надеюсь на это, — ответил Морис.

— Тогда, стало быть, — произнес Моран, дрожа, как женщина, — поскольку вы признаетесь в том, в чем теперь уже никто не признается, то есть в великодушии сердца, значит, вы не преследуете и детей?

— Я? — воскликнул Морис. — Спросите у подлеца Симона, сколько весит рука муниципального гвардейца, в чьем присутствии он посмел бить маленького Капета.

Этот ответ вызвал за столом Диксмера непроизвольное движение: все собравшиеся почтительно встали.

Только Морис продолжал сидеть и даже не подозревал, что явился причиной этого порыва восхищения.

— А в чем дело? — удивился он.

— Мне показалось, что звали из мастерской, — ответил Диксмер.

— Да, да, — отозвалась Женевьева, — мне тоже так показалось, но мы ошиблись.

И все снова заняли свои места.

— Так, значит, гражданин Морис, — сказал Моран дрожащим голосом, — вы и есть тот муниципальный гвардеец, о котором столько говорили, тот, кто так благородно защитил ребенка?

— А разве об этом говорили? — спросил Морис с почти величественной наивностью.

— Вот оно, благородное сердце! — воскликнул Моран, поднимаясь из-за стола, чтобы не выдать себя, и удаляясь в мастерскую, как будто там его ждала срочная работа.

— Да, гражданин, об этом говорили, — ответил Диксмер, — и должен сказать, что все мужественные и благородные люди восхищались вами, даже не зная вас.

— И оставим его неизвестным, — добавила Женевьева. — Это была бы очень опасная слава.

Итак, в этот необычный разговор каждый, сам того не зная, внес свою лепту героизма, самопожертвования и чувствительности.

Прозвучал в нем даже голос любви.

XVII. ПОДКОП

Когда вставали из-за стола, Диксмеру доложили, что в кабинете его ожидает нотариус. Он извинился перед Морисом (именно так обычно он с ним и расставался) и направился к ожидавшему его посетителю.

Речь шла о покупке небольшого дома на Канатной улице, напротив сада Тампля. Впрочем, Диксмер приобретал скорее место, а не дом: имевшаяся там постройка была полуразрушена, и он намеревался ее восстановить. Владелец не стал затягивать сделку. В то же утро нотариус встретился с ним, и они сошлись на девятнадцати тысячах пятистах ливрах. Оставалось только подписать соответствующий документ и выдать условленную сумму. Владелец должен был полностью освободить дом в тот же день, а на следующий — мастеровые должны были приступить к его реставрации.

Когда договор был подписан, Диксмер и Моран вместе с нотариусом направились на Канатную улицу, чтобы тотчас же осмотреть новое приобретение: ведь они покупали дом без предварительного осмотра.

Это строение было расположено примерно там, где сейчас находится дом № 20; было оно четырехэтажное, с мансардой. Нижний этаж раньше сдавали виноторговцу, поэтому под домом находились великолепные подвалы.

Их-то особенно и расхваливал владелец; это была своеобразная достопримечательность дома. Диксмер и Моран, казалось, не обратили на подвалы особенного внимания, но тем не менее оба из любезности спустились и осмотрели то, что хозяин дома называл подземельем.

Вопреки обыкновению домовладельцев, он нисколько не преувеличивал: подвалы действительно были великолепны. Один из них находился как раз под Канатной улицей, и было слышно, как над головой проезжают экипажи.

Казалось, Диксмер и Моран мало оценили это преимущество и даже сказали, что велят засыпать подвалы, превосходные для виноторговца, но совершенно бесполезные для добропорядочных буржуа, рассчитывающих занять весь дом.

Осмотрев подвалы, они поднялись на второй этаж, потом на третий и, наконец, на четвертый. Оттуда сад Тампля был весь как на ладони, как обычно, наводненный национальными гвардейцами, которые завладели им с тех пор, как королева перестала выходить на прогулку.

Диксмер и Моран увидели также свою приятельницу вдову Плюмо, чья энергия, как всегда, делала честь ее кабачку. Но сами они, вероятно, не имели желания, чтобы она, в свою очередь, узнала их, ибо прятались за хозяина, а тот обращал их внимание на преимущества открывающегося отсюда вида, столь же разнообразного, сколь приятного.

Покупатель захотел осмотреть мансарду.

Владелец дома, видимо, не ожидал этого, и у него не оказалось с собой ключа; но, придя в волнение от показанной ему пачки ассигнатов, он тотчас же спустился за ним.

— Я не ошибся, — сказал Моран, — этот дом как нельзя лучше подходит для нашего дела.

— А что вы скажете о подвале?

— Это просто помощь Провидения: она сбережет нам два дня работы.

— Вы уверены, что подвалы тянутся в сторону кабачка?

— Они отклоняются немного влево, но это не страшно.

— Каким же образом, — спросил Диксмер, — вы станете продвигаться под землей в нужном направлении?

— Будьте спокойны, дорогой друг, это мое дело.

— А если все-таки подать отсюда сигнал, что мы бодрствуем?

— Но с площадки королева не сможет его увидеть. Только мансарда может находиться на нужном уровне, да и то я пока сомневаюсь.

— Не имеет значения, — заметил Диксмер, — Тулан или Мони смогут каким-нибудь образом увидеть наш сигнал и предупредят ее величество.

Диксмер завязал на нижнем краю белой коленкоровой занавески несколько узлов и высунул его из окна, словно занавеску выдуло ветром.

Потом оба, будто им не терпелось осмотреть мансарду, подошли к лестнице и стали ждать владельца дома. Уходя, они закрыли дверь четвертого этажа, чтобы достойному владельцу не пришло в голову убрать обратно в комнату развевающуюся занавеску.

Мансарда, как и предвидел Моран, оказалась ниже уровня верхней площадки башни. Это было одновременно и трудностью и преимуществом; трудность заключалась в том, что нельзя было общаться с королевой при помощи условных знаков, а преимуществом было то, что эта невозможность исключала всякое подозрение, ведь за высокими домами, само собой разумеется, наблюдали особо.

— Надо бы через Мони, Тулана или дочь Тизона найти средство сообщить королеве, чтобы она была начеку, — прошептал Диксмер.

— Я подумаю об этом, — ответил Моран.

И они спустились вниз, где в гостиной их ожидал нотариус с готовым договором.

— Хорошо, — произнес Диксмер, — дом мне подходит. Отсчитайте гражданину девятнадцать тысяч пятьсот ливров, и пусть он ставит свою подпись.

Владелец дома тщательно пересчитал деньги и подписался.

— Тебе известно, гражданин, — спросил Диксмер, — мое главное условие? Дом должен быть освобожден сегодня, чтобы я мог уже завтра привести сюда мастеровых.

— Все будет выполнено, гражданин. Ты можешь взять ключи. Сегодня вечером, к восьми часам, дом будет совершенно пуст.

— Ах да, извини, гражданин нотариус, — сказал Диксмер, — ты, кажется, говорил, что из дома есть также выход на улицу Сенных ворот?

— Да, гражданин, есть, — ответил домовладелец, — но я велел его забить, потому что у меня всего один служитель и бедному малому было слишком утомительно следить сразу за двумя входами. Впрочем, та дверь заделана так, что если поработать там пару часов, то ее можно будет прекрасно использовать. Хотите в этом убедиться?

— Спасибо, ни к чему, — ответил Диксмер, — мне совершенно не нужна та дверь.

И они удалились, в третий раз напомнив владельцу, что тот обещал освободить дом к восьми часам вечера.

Они вернулись в девять. За ними на некотором расстоянии следовали человек пять-шесть; при общем беспорядке, царившем в Париже, никто не обратил на них внимания.

Сначала они вошли вдвоем: бывший владелец сдержал слово, дом был абсолютно пуст.

Ставни тщательно закрыли; высекли огонь и зажгли свечи, принесенные в кармане Мораном.

Затем в дом, один за другим, вошли сопровождавшие их мужчины. Это оказались те гости хозяина кожевни, что всегда собирались за его обеденным столом, те самые контрабандисты, которые однажды вечером хотели убить Мориса, а впоследствии стали его друзьями.