Сан-Феличе. Книга вторая, стр. 168
Брат Джузеппе».
— В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое! — воскликнул Межан.
— Да. Если бы пришли прошлой ночью, мы поспели бы вовремя.
— Не хотите ли вы сказать, что это моя вина? — с живостью перебил полковник.
— Нет. В конце концов беда не так велика, как вы думаете, а может быть, и вовсе нет никакой беды
— Вы знаете брата Джузеппе?
— Да.
— Вы в нем уверены?
— Немного больше чем в самом себе.
— И вы знаете, где его найти?
— Мне даже искать не придется.
— Как же мы поступим?
— Оставим наши условия в силе.
— А двадцать тысяч франков?
— Мы просто возьмем их в другом месте, вот и все.
— Когда?
— Завтра.
— Вы уверены?
— Я надеюсь.
— А если вы ошибаетесь?
— Тогда я скажу вам, как говорят приверженцы Пророка: «Аллах велик!» Межан отер рукою пот со лба.
Сальвато лишь на миг покинула невозмутимость, но он заметил тревогу полковника. Он сказал:
— А теперь нужно положить шкатулку на место и вернуться в замок.
— С пустыми руками? — жалобно простонал полковник.
— Я не возвращаюсь с пустыми руками, поскольку у меня есть эта записка.
— Какая сумма была в ларце? — спросил Межан.
— Сто двадцать пять тысяч франков, — отвечал Сальвато, положив шкатулку на прежнее место и утаптывая ногами землю.
— Значит, по-вашему, эта записка стоит сто двадцать пять тысяч франков?
— Она стоит столько, сколько стоит для сына уверенность в отцовской любви… Но вернемся в замок, любезный полковник, а завтра в десять приходите ко мне.
— Зачем?
— Чтобы получить от Луизы вексель на двадцать тысяч франков, который вы предъявите в крупнейший банкирский дом Неаполя.
— Вы полагаете, что в Неаполе в данный момент имеется банкирский дом, способный оплатить вексель на предъявителя в двадцать тысяч франков?
— Я в этом уверен.
— Ну, а я сомневаюсь. Банкиры не такие дураки, чтобы платить во время революции.
— Вы увидите, что эти банкиры будут достаточно глупы, чтобы заплатить даже невзирая на революцию, и по двум причинам: во-первых, они честные люди…
— А во-вторых?
— Во-вторых, они мертвы.
— А, значит, это вексель на банк Беккеров?
— Вот именно.
— Тогда другое дело.
— Им вы доверяете?
— Да.
— Это весьма кстати!
Межан погасил свой фонарь. Нашелся банкир, во время революции оплачивающий вексель на предъявителя на двадцать тысяч франков — это было больше того, что Диоген требовал от Афин.
Сальвато утоптал землю, прикрывавшую ларец. В случае если бы отец его вернулся, исчезновение записки дало бы ему понять, что сын побывал здесь.
Путники возвратились тою же дорогой и при первых лучах рассвета вошли в замок Сант'Эльмо. Как известно, в июне самые короткие ночи.
Луиза так и не ложилась: она ждала Сальвато, тревога не позволяла ей даже помыслить о сне.
Молодой человек рассказал ей, что произошло.
Луиза взяла бумагу и написала распоряжение банкирскому дому Беккеров выплатить с ее счета предъявителю векселя сумму в двадцать тысяч франков.
Протянув бумагу Сальвато, она сказала:
— Вот, мой друг, отнесите это полковнику; с этим векселем под подушкой бедняга будет крепче спать. Я знаю, — добавила она, смеясь, — что, если он не получит денег, ему останутся наши головы, но сомневаюсь, чтобы, отрубив их обе, он бы выручил за них двадцать тысяч франков!
Надежды Луизы не оправдались, так же как и надежды Сальвато. Судья Спецьяле накануне прибыл с Прочиды, где по его приказу было повешено тридцать семь человек, и наложил именем короля секвестр на банкирский дом Беккеров.
Со вчерашнего дня платежи были прекращены.
CLXXIII. БЛАГОПОЛУЧНОЕ ПРИБЫТИЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА
Двадцать пятого июня, еще до того, как Нельсон услышал из уст самого Руффо, что тот отделяется от коалиции, адмирал послал полковнику Межану следующее известие:
«Сударь!
Его преосвященство кардинал Руффо и главнокомандующий русской армией предложили Вам сдаться. Предупреждаю, что, в случае неподчинения, через два часа после указанного Вам срока будут приняты соответствующие меры и я возьму обратно ранее предложенные Вам условия.
Нельсон».
В последовавшие за этим ультиматумом дни, то есть с 26 по 29 июня, Нельсон был занят арестом республиканцев, подкупом предателя-фермера и казнью Караччоло; но, завершив это черное дело, он мог заняться захватом тех патриотов, что еще не попали в его руки, и осадой замка Сант'Эльмо.
Поэтому он велел Трубриджу высадить на сушу тысячу триста английских солдат, к которым присоединились пятьсот русских под командованием капитана Белли.
В первую неделю Трубриджу помогал его друг, капитан Болл, но затем тот был отправлен на Мальту, а вместо него прислали капитана Бенжамина Хэллоуэлла, того самого, что подарил Нельсону гроб, сработанный из фок-мачты французского корабля «Восток».
Что бы там ни говорили итальянские историки, а все же Межан, опозоривший национальное достоинство денежными махинациями, оказавшись окружен врагами в стенах своей крепости, захотел спасти французскую честь.
Он храбро защищался, и убедительное тому свидетельство — донесение Нельсона, чье мужество тоже достаточно известно, лорду Кейту. Оно начинается следующими словами:
«В ожесточенном недельном сражении, в ходе которого наша артиллерия продвинулась на сто восемьдесят ярдов через рвы…»
Всю эту неделю кардинал, не шевельнув пальцем, просидел в своей палатке.
В ночь с 8 на 9 июля дозорные заметили в море два корабля: в одном из них узнали английское судно, а в другом — неаполитанское; обойдя английский флот с запада, эти корабли двинулись к Прочиде.
Утром 9 июля в гавани этого острова действительно показались два судна: одно из них, «Sea-Horse», несло английский флаг, другое, «Сирена», шло не только под неаполитанским флагом, но к тому же еще и под королевским штандартом.
Утром 9-го кардинал получил от короля письмо, которое не имеет большого значения для нашей истории, но зато доказывает, что мы не пропустили, не прочитав и не использовав, ни единого документа.
«Прочида, 9 июля 1799 года.
Мой преосвященнейший!
Посылаю Вам целую кучу экземпляров послания, обращенного мною к моим подданным. Немедленно ознакомьте их с этим посланием и пришлите мне отчет о выполнении моих приказаний через Симонетти, с коим я долго беседовал сегодня утром. Вы поймете мои намерения относительно судейских чинов.
Храни Вас Господь, как того желает благосклонный к Вам
Фердинанд Б.»
Прибытия короля ожидали со дня на день. 2 июля он получил письма от Нельсона и Гамильтона, где сообщалось о казни Караччоло и содержалась настоятельная просьба поторопиться с приездом.
В тот же день король написал кардиналу, от которого он тогда еще не получил прошения об отставке:
«Палермо, 2 июля 1799 года.
Мой преосвященнейший!
Письма, полученные мною сегодня, и в особенности письмо, полученное вечером 30-го, поистине меня утешили, ибо показывают, что дело пошло на лад, как я и желал, как я наметил заранее, дабы устроить дела земные в согласии с промыслом Небесным и дать Вам возможность лучше служить мне.
Завтра по Вашему и адмирала Нельсона приглашению, а главное, чтобы сдержать свое слово, я отбуду под охраной войск на Прочиду, увижусь там с Вами, передам Вам свои распоряжения и приму все необходимые меры ко благу, покою и благоденствию подданных, кои остались мне верны.
Упреждаю Вас об этом заранее и заверяю в неизменной моей благосклонности.
Фердинанд Б.»
Действительно, на другой день, 3 июля, король взошел на судно, но не на «Sea-Horse», как предлагал Нельсон, а на фрегат «Сирена». Он опасался выказывать предпочтение англичанам при своем возвращении, как сделал при отплытии из Неаполя, чтобы не вызывать еще большего возмущения в неаполитанском флоте, уже и без того роптавшем из-за осуждения и казни Караччоло.