Сан-Феличе. Книга вторая, стр. 146

Статья 5

Все вышеназванные лица смогут выбрать, взойти ли им на борт парламентёрских судов, приготовленных для отправки в Тулон, или же остаться в Неаполе, где ни им, ни их семьям не будет нанесено никакого ущерба.

Статья 6

Условия настоящей капитуляции равным образом распространяются на лиц обоего пола, находящихся в стенах крепостей.

Статья 7

Преимуществами тех же условий будут пользоваться и все лица, сражавшиеся в рядах республиканских войск и взятые в плен войсками Его Величества короля Обеих Сицилии или его союзников в боях, имевших место до начала осады крепостей.

Статья 8

Господа архиепископ Салернский, Мишеру, Диллон и епископ Авеллинский, содержащиеся под стражей, будут переданы коменданту форта Сант 'Элъмо, где они останутся в качестве заложников до тех пор, пока изгнанные патриоты не прибудут в Тулон.

Статья 9

Исключая вышеназванных лиц, все заложники и пленные, состоящие на службе государя и содержащиеся в крепостях под стражей, будут отпущены на свободу сразу же после подписания настоящей капитуляции.

Статья 10

Статьи настоящей капитуляции не могут быть выполнены прежде, чем они будут полностью одобрены комендантом форта Сант 'Элъмо.

Совершено в Кастель Нуово, 18 июня 1799 года.

Подписали:

Масса, комендант Кастель Нуово.

Л'Аурора, комендант Кастель делл'Ово.

Кардинал Руффо, главный наместник Неаполитанского королевства.

Антонио, кавалер Мишеру, полномочный представитель Его Величества короля Обеих Сицилии при русских войсках.

Э.Дж. Фут, капитан военного флота Его Британского Величества.

Белли, командующий войсками Его Величества императора России.

Ахмет, командующий оттоманскими войсками».

Ниже подписей ответственных лиц, принимавших участие в заключении договора о капитуляции, можно было прочесть следующие строки:

«В силу совещания, предпринятого 3 мессидора военным советом в форте Сант 'Элъмо, где обсуждалось помеченное 1 мессидора письмо генерала Масса, коменданта Кастель

Нуово, комендант замка Сайт 'Эльмо одобрил условия вышеизложенной капитуляции.

Подписано:

Межан.

Форт Сант 'Эльмо,

3 мессидора VII года Французской республики (21 июня 1799 года)».

В день фактического подписания капитуляции, то есть 22 июня, кардинал Руффо, весьма довольный столь благополучным исходом событий, составил для короля подробный отчет обо всех предпринятых действиях и поручил капитану Футу, одному из лиц, подписавших документ, передать письмо его величеству в собственные руки.

Капитан Фут незамедлительно отбыл в Палермо на «Sea-Horse» — уже несколько дней как он сменил на посту командира этого корабля капитана Болла, которого отозвал к себе Нельсон.

На следующий день кардинал отдал распоряжение как можно скорее привести в полную готовность те суда, каким предстояло перевезти в Тулон неаполитанских патриотов.

В тот же день в письме к Этторе Карафе он предложил ему сдать командиру Пронио крепости Чивителлу и Пескару на тех же условиях, на каких сдались Кастель Нуово и Кастель делл'Ово.

Но, поскольку он опасался, что граф ди Руво не доверится его словам, а в письме заподозрит ловушку, кардинал обратился к патриотам с вопросом, нет ли у Этторе Карафы какого-нибудь друга в одном из неаполитанских замков, кому он полностью доверяет и кто возьмется доставить письмо и разъяснить графу истинное положение вещей.

Сделать это вызвался Николино Караччоло; он получил пакет из рук кардинала и отправился в путь.

В тот же день был отпечатан и расклеен по городу указ за подписью главного наместника.

В нем объявлялось, что война окончена, в государстве не существует более ни партий, ни фракций, ни друзей и врагов, ни республиканцев и санфедистов, а есть отныне только народ, состоящий из братьев и сограждан, равно подчиненных своему государю, сограждан, которых король желает видеть примиренными, равно любя их всех.

До этой минуты патриоты были настолько уверены в своей скорой гибели, что теперь даже те, кто не вполне доверял обещаниям Руффо, решили отправиться в изгнание, считая это благом по сравнению с той участью, к которой они себя готовили.

CLX. ИЗБРАННИКИ МЕСТИ

Среди хора голосов, радостных или печальных — в зависимости от того, кто в толпе изгнанников больше дорожил родиной, а кто жизнью, — в одном из покоев Кастель Нуово замерли в молчаливом горестном объятии двое молодых людей.

То были Луиза и Сальвато.

Луиза все еще не приняла никакого решения, но на следующий день, 24 июня, ей предстояло выбрать между супругом и возлюбленным: надо было либо остаться в Неаполе, либо уехать во Францию.

Она плакала, но за весь вечер не в силах была вымолвить ни слова. Сальвато, тоже безмолвный, долго стоял перед нею на коленях, наконец обнял ее, они сели рядом, и он прижал ее к сердцу.

Пробило полночь.

Луиза подняла омытые слезами лихорадочно блестевшие глаза и сосчитала один за другим все двенадцать ударов, потом, охватив рукою шею возлюбленного, прошептала:

— О нет, я никогда не смогу этого сделать…

— Чего не сможешь, любимая моя Луиза?

— Расстаться с тобой, мой Сальвато! Никогда. Никогда!

— О! — произнес молодой человек, вздохнув свободнее.

— Пусть будет со мной все что угодно Господу Богу, но мы или вместе останемся жить, или вместе умрем!

Она разрыдалась.

— Послушай, — сказал Сальвато. — Нам вовсе не обязательно задерживаться во Франции, я последую за тобой куда ты захочешь.

— А твое офицерское звание? Твое будущее?

— Жертва за жертву, любимая. Повторяю, если ты хочешь бежать на край света от воспоминаний, которые ты здесь оставляешь, я пойду с тобой на край света. Зная тебя, мой чистый ангел, я молю Бога, чтобы мое присутствие и вечная моя любовь помогли тебе все забыть.

— Но я не уеду тайком как женщина неблагодарная, не сбегу как неверная жена; я напишу ему, я все ему расскажу. Настанет день, когда его великое, прекрасное, возвышенное сердце меня простит и лишь в тот день, когда он отпустит мой грех, я прощу себе сама.

Сальвато разжал объятия, приблизился к столу, приготовил бумагу, перо и чернила, потом вернулся к Луизе и поцеловал ее в лоб.

— Оставляю тебя в одиночестве, святая грешница, — промолвил он. — Исповедуйся Богу нему. Та, кого Иисус Христос укрыл своим плащом, была достойна прощения не более, чем ты.

— Ты покидаешь меня! — воскликнула молодая женщина, почти испуганная тем, что ей предстоит остаться одной.

— Надо, чтобы слова твои во всей чистоте текли из твоей целомудренной души в его преданное сердце; мое присутствие замутит прозрачный кристалл. Мы встретимся через полчаса и никогда больше не станем разлучаться.

Луиза потянулась к нему, он запечатлел на ее лбу поцелуй и вышел.

Тогда она поднялась, прошла по комнате и села к столу.

Все движения ее были исполнены медлительности, какая овладевает нами в высшие моменты нашей жизни; ее неподвижный взор, казалось, пытался различить во мраке будущего то место, на которое обрушится удар, измерить, сколь глубоко вонзится меч страдания.

Грустная улыбка пробежала по ее губам, и, покачав головой, она прошептала:

— Бедный друг! Как тебе будет больно… — И добавила еще тише, почти неслышно: — Но не более, чем мне.

Она взяла перо, оперлась щекой на левую руку и стала писать.

«Возлюбленный отец мой! Милосердный друг!

Зачем Вы покинули меня, когда я хотела следовать за Вами ? Почему не вернулись, когда буря уносила Вас в море, а я кричала Вам с берега: «Вы не знаете, что я его люблю!»

Тогда еще было не поздно, я уехала бы с Вами, я была бы спасена!

Но Вы покинули меня, и я погибла.

Такова была воля рока.

Не хочу оправдываться, не хочу напоминать Вам слова, которые Вы, протянув руку к распятию, произнесли у смертного одра князя Караманико, когда он настаивал и я сама настаивала, чтобы я стала Вам супругой. Нет, для меня не существует оправданий, но я знаю Ваше сердце. Милосердие вовеки пребудет более великим, чем грех.