Сан-Феличе. Книга первая, стр. 156

LXIX. РАЗБОЙНИКИ

Оказавшись повсюду победителем и думая, что теперь уже ничто не мешает его походу на Неаполь, Шампионне приказал перейти неаполитанскую границу в трех местах.

Части левого фланга под командованием Макдональда, пройдя через Акуилу, заняли Абруцци; им предстояло форсировать перевалы Капистрелло и Сору.

Части правого фланга, которым командовал генерал Рей, прошли через Понтийские, Террачинские и Фондийские болота и заняли Кампанию.

Центр, которым командовал сам Шампионне, прошел через Вальмонтоне, Ферентино, Чепрано и занял Терра ди Лаворо.

Три цитадели, почти неприступные, защищали доступы в королевство: Гаэта, Чивителла дель Тронто, Пескара.

Гаэта господствовала над дорогой к Тирренскому морю, Пескара — над дорогой к Адриатике, Чивителла дель Тронто стояла на вершине горы и господствовала над местностью по ту сторону Абруцци.

Гаэту защищал старый швейцарский генерал по имени Чуди; под его началом было четыре тысячи человек и материальная часть, состоявшая из семидесяти пушек, двенадцати мортир, двадцати тысяч ружей; продовольствия могло хватить на год; наконец, в его распоряжении были корабли, стоявшие в гавани, море и земля.

Генерал Рей потребовал, чтобы он сдался.

Чуди, уже старик, недавно женился на молодой женщине. Боялся ли он за нее — как знать? Может быть, за самого себя. Вместо того чтобы защищаться, как это сделал позднее Филиппсталь, он собрал совет, на котором епископ предложил свое посредничество в заключении мира. Были созваны также представители от городских властей, которые ухватились за возможность избавить Гаэту от ужасов осады.

Все же они еще колебались, сдаваться или нет, как вдруг французский генерал дал по городу пушечный выстрел; этого оказалось достаточно, чтобы Чуди послал к осаждающим парламентеров, поручив им выяснить условия сдачи крепости.

— Сдавайте крепость на милость победителей; в противном случае пощады не будет, — ответил генерал Рей.

Два часа спустя крепость сдалась.

Дюгем, двигавшийся во главе полутора тысяч солдат по побережью Адриатики, направил к коменданту Пескары, по имени Прикар, парламентера с требованием сдаться.

Комендант, словно намереваясь похоронить себя под развалинами крепости, показал французскому офицеру во всех подробностях свои средства защиты — укрепления, орудия, склады боеприпасов и продовольствия — и отослал его к Дюгему с высокомерным ответом:

— Крепость, так основательно оборудованная, не сдается.

Это не помешало коменданту при первом же пушечном залпе отворить ворота и сдать генералу Дюгему столь мощную крепость. Тот нашел здесь шестьдесят орудий, четыре мортиры, тысячу девятьсот солдат.

Что же касается Чивителла дель Тронто, цитадели неприступной уже по своему расположению, да еще превосходно укрепленной, то ее защищал испанец по имени Хуан Лакомб. Тут было десять крупнокалиберных орудий, большое количество снаряжения и продовольствия. Она могла бы продержаться год, но продержалась всего один день и сдалась после десятичасовой осады.

Значит, подошло время, чтобы, как мы сказали в предыдущей главе, главари шаек заменили генералов, а разбойники — солдат.

Под руководством Пронио с быстротой молнии сформировались три шайки: одною он руководил сам, другою — Гаэтано Маммоне, третьей — Фра Дьяволо.

Пронио первым вошел в соприкосновение с французскими отрядами.

Захватив Пескару и оставив там гарнизон в четыреста человек, Дюгем направился по дороге в Кьети, чтобы возле Капуа соединиться, как ему было приказано, с отрядами Шампионне. Прибыв в Токко, он услышал со стороны Сульмоны ожесточенную перестрелку и ускорил марш своих частей.

И в самом деле, отряд французов под командованием генерала Руска, беспрепятственно, с барабанным боем занявший город, вдруг увидел, что изо всех окон на них градом сыплются пули. Французы были удивлены этим неожиданным нападением и на мгновение растерялись.

Пронио, засевший в церкви Сан Панфило, воспользовался этим, с сотней бойцов вышел из засады и бросился навстречу французам в то время, как огонь из окон усилился. Несмотря на все старания Руска, в его рядах началось замешательство, и он поспешно ушел из Сульмоны, оставив на улицах человек двенадцать убитых и раненых.

Но при виде того, как бойцы Пронио уродуют убитых, как горожане приканчивают раненых, краска стыда залила лица республиканцев, они ободрились, с криками об отмщении вновь заняли Сульмону и стали отвечать на стрельбу как из окон, так и из-за угла.

Между тем Пронио и его товарищи, притаившись в проемах дверей, спрятавшись в проулках, открыли бешеную стрельбу, так что французам, пожалуй, пришлось бы отступить вторично, когда до слуха их донеслась ожесточенная перестрелка с другого конца города.

То были Дюгем и его люди: они поспешили на помощь, услышав выстрелы, обошли Сульмону и напали на Пронио с тыла.

Пронио, с двумя пистолетами в руках, бросился к своему арьергарду, сплотил его, оказался лицом к лицу с Дюгемом и выстрелом ранил генерала в руку. Один из республиканцев бросился с поднятой саблей на Пронио, но тот выстрелил еще раз, убил француза, подобрал ружье и во главе своего отряда стал отходить. Обороняясь, Пронио на местном наречии дал своим бандитам распоряжение, которое французы не могли понять. Приказ заключался в том, чтобы, отступая, бежать врассыпную по всем проулкам и как можно скорее скрыться в горах. В одни миг городок опустел. Жители, стрелявшие из домов, бежали через сады. Французы оказались хозяевами Сульмоны, но честь эта была невелика, ведь разбойникам пришлось драться одному против десяти. Они были побеждены, зато нанесли республиканцам тяжелый урон. Вот почему эта стычка воспринималась в Неаполе как триумф.

А Фра Дьяволо с сотней товарищей после взятия Гаэты, которая позорно сдалась, храбро защищал мост через Гарильяно, когда его атаковал адъютант Гудель с пятьюдесятью республиканцами; генерал Рей, не зная об участии разбойников в деле, послал своих людей с приказом захватить мост. Французы были отброшены, а Гудель, командир батальона, и несколько раненых офицеров и солдат, оставшихся на поле сражения, были подобраны полуживыми, привязаны к деревьям и сожжены на медленном огне под восторженные вопли населения Миньяно, Сессы и Теано, под исступленную пляску женщин, которые при таких обстоятельствах всегда превосходят мужчин в жестокости.

Фра Дьяволо сначала попытался воспрепятствовать этим убийствам, этим мучительным расправам. Из чувства жалости он разрядил свои пистолеты и карабин в раненых. Но по тому, как хмурились мужчины, как извергали проклятия женщины, он понял, что такие человеколюбивые поступки могут подорвать его популярность. Он отошел от костров, на которых мучились республиканцы, и хотел увести от них Франческу, но его возлюбленная не захотела ничего упустить из этого жуткого зрелища. Она вырвалась из его рук и стала вопить и плясать еще более неистово, чем другие женщины.

Что же касается Маммоне, он остановился у Капистрелло перед Сорой, между озером Фучино и рекой Лири.

Ему доложили, что вдали, на спуске от истоков Лири, появился офицер во французской форме и при нем провожатый.

— Приведите их обоих ко мне, — сказал Маммоне. Через пять минут оба стояли перед ним. Провожатый обманул доверившегося ему офицера и, вместо того чтобы отвести его к генералу Лемуану, которому офицер должен был доставить приказ Шампионне, повел его к Гаэтано Маммоне.

То был Клэ — один из адъютантов главнокомандующего.

— Ты подоспел вовремя, — сказал ему Маммоне, — мне как раз захотелось пить.

Мы знаем, каким напитком Маммоне имел обыкновение утолять жажду. Адъютант ничего не сказал, ни о чем не просил, не пытался пробудить в своем мучителе жалость; он знал, в руки какого людоеда попал, и, по примеру античных гладиаторов, думал лишь о том, как достойно умереть.

Маммоне приказал снять с адъютанта мундир, жилет, галстук и рубашку, скрутить ему руки и привязать к дереву.