Альтернатива для грешников, стр. 16

– Очень ты рассудительный стал, Никита, в последнее время, – пробормотал Ион, выворачивая руль, – про оружие я, конечно, погорячился. Но и ты про Приднестровскую республику лучше не вспоминай. Я не люблю говорить на эти темы. Будь они все прокляты, эти политики. – Наверно, о семье вспомнил. Напрасно я так пошутил. У него мать в другом государстве. Какие здесь шуточки. Он поэтому все время такой бешеный.

– Нужно позвонить и доложить Михалычу об автомобиле, – предложил я, – может, он уже вернулся.

– Нет, – посмотрел на часы Ион, – еще рано. Но вообще-то позвонить нужно. – Ион притормозил у телефона-автомата. Трубку взял Маслаков.

– Как дела? – спросил я. – Тебя заменили в больнице?

– Приехали ребята из уголовного. Там все в порядке. Раненый, говорят, может выжить, операция прошла хорошо, теперь все от него зависит. А у вас как?

– Мы были в Кабинете Министров. Установили, кому принадлежит машина. Это Георгий Сергеевич Липатов, заведующий секретариатом Кабинета Министров. Сейчас мы едем на его правительственную дачу.

– Ничего себе, – сказал Маслаков и передал трубку Хонинову.

– Что у вас произошло?

Я рассказал.

– Правильно, – рассудительно сказал Хонинов, потом добавил: – Не очень зарывайтесь. Спросите, как там оказалась машина, и все. Скоро должен вернуться Михалыч. Он уже был у Зуева. Сейчас он в семье Байрамова.

На правительственную дачу мы приехали через полчаса. И, конечно, нас никто не собирался пропускать. Там стояли упитанные сволочи из охраны, откормленные и натасканные, как хорошие породистые собаки. Они не стали даже смотреть наши удостоверения, не стали слушать наших объяснений. Нужно было видеть, какими глазами смотрел на нас сытый капитан с лицом, лоснившимся от жировых складок. Такой не то что в охране, такой в общепите работать не сможет, чтобы не компрометировать свою систему. А здесь на хозяйских подачках отпустил себе брюхо и нарастил морду. Вот поэтому и не хотел нас пускать. Наши удостоверения сотрудников милиции для него были как пустой звук. Потом появился еще один, в штатском, видимо, из службы охраны Президента, которая курировала все подобные объекты. Нужно было видеть его одежду, чтобы оценить, какие именно «подачки» дают этим типам. От него разило иностранным дорогим одеколоном за версту. Увидел он нас и даже скривился от брезгливости.

– Не положено, – сказал он, – никуда не проедете. Не положено, и все. – Ион начал права качать, но на таких обычные слова не действуют.

– Ты чего мне здесь возникаешь? – брезгливо спросил пахнувший одеколоном тип. – Из милиции вылететь захотел? Так я это в два счета устрою.

– Ты меня туда не принимал, – вскипел Ион, – и не тебе решать, где мне работать.

– Ах ты сволочь, – выругался этот тип и, повернувшись к капитану, приказал: – Гони их в шею, этих… – В общем, вы представляете, что он сказал по адресу наших родителей и родных. И вот тогда Ион не выдержал. Он коротко размахнулся и врезал пахнувшему одеколоном типу прямо меж глаз. Тот даже пикнуть не успел, как свалился. Капитан вскочил, чтобы прийти на помощь, но я встал между ними и крикнул:

– Сидеть!

– Сейчас вызову людей, – прошептал капитан, – за нападение на пост ответите.

Он был прав. Нас за такое погонов лишили бы наверняка. Но в этот момент я решил словчить:

– Липатов сам нас вызвал, просто просил не говорить об этом при въезде. – Капитан недоверчиво посмотрел на нас. Пахнувший одеколоном тип уже поднялся на ноги, но к Петрашку лезть боялся. Просто ругался на расстоянии.

– А почему он нас не предупредил? – спросил капитан.

– Этого я не знаю. Вы ему позвоните и спросите. Он вам подтвердит. У него машину вчера угнали, а мы ее нашли. Скажите, что мы его машину у Скрибенко нашли еще ночью, но не хотели беспокоить.

– Машину… – проворчал капитан. – Надо было сразу сказать. У него машину угнали?

– Да. Он просто не хотел шума поднимать, – отчаянно врал я, стараясь не смотреть в бешеные глаза Петрашку. Пахнувший одеколоном тип поправил свой галстук.

– Позвони Липатову, – разрешил он капитану, но ближе подходить не стал. Капитан поднял трубку и набрал номер.

– Никто не отвечает, – сказал он растерянно.

– Пошли кого-нибудь, пусть доложит о приезде этих гадов, – показал на нас офицер службы охраны, – может, он в саду гуляет. Сегодня он на работу, кажется, не поехал?

– Нет. Водитель за ним приезжал, но он плохо себя чувствовал, – доложил капитан, – а семья его в городе. Он сейчас на даче один.

– Тогда тем более пошли. А если эти двое соврали, вызывай патруль, пусть их арестовывают за нападение на пост охраны. Если сказали правду, хрен с ними, пусть проезжают. – Капитан снова поднял трубку. А нам пришлось сесть и ждать. Если этот Липатов не совсем дурак, он должен хотя бы заинтересоваться нашим приездом. А если дурак, то тем более. Капитан сидел напротив нас в дежурке и ждал своего лейтенанта. Сотрудник службы охраны потер лицо и, выругавшись еще раз, вышел из дежурки. Ион даже не повернулся в его сторону. Мы ждали долго. Минут тридцать. Наконец Ион не выдержал.

– Нам еще долго ждать? – спросил он с вызовом.

– Потерпите, – грубо оборвал капитан, – может, он в сортире сидит и дверь не открывает. Или спит.

Наконец еще через пять минут в дежурку вошел другой офицер.

– Дверь закрыта изнутри, – коротко доложил он, – наверно, спит. На мои звонки не отвечает.

– Так крепко спит? – покачал головой капитан. – Нужно было его разбудить. Вот ребята из МУРа приехали, его машину нашли. Может, он из-за этого сегодня заболел, на работу не пошел.

– Я же не могу ломать дверь, – резонно заметил лейтенант.

– Ладно, – сказал капитан, – ты посиди здесь, а я с этими субчиками сам туда проеду. Может, он обрадуется, когда узнает о своей машине. – Я посмотрел на Иона. Моя уловка сработала. Капитану не терпелось доставить приятную весть начальству и оказаться как-то причастным к ней. Нельзя работать лакеем и не испытывать радости от хозяйской милости. Вот он и хотел отличиться. Он сел в нашу машину за руль, и мы поехали в глубь дачного участка. Ну и участки тут были! Вот куда журналисты должны приезжать, чтобы все это снимать. Здесь столько разной сволоты жило, а дачи у всех как на картинке. И все бесплатно. Они ведь за эти дачи деньги платят символические. Им она «положена по штату». Мы подъехали к большому двухэтажному зданию, и капитан, выйдя из автомобиля, осторожно позвонил. Потом еще раз и еще. Потом посмотрел на нас.

– Может, он уехал? – спросил я.

– Мы фиксируем все выехавшие машины. Он не уезжал.

– Может, в гости пошел? – снова спросил я.

Капитан улыбнулся.

– Здесь не ходят в гости, – сказал он.

Мы вылезли из машины. Я по-прежнему работал под дурачка.

– Все-таки нужно его предупредить, – сказал я и, шагнув к дверям, бешено забарабанил по ней кулаком.

– Здесь что-то не так, – серьезно сказал Петрашку.

Капитан подождал немного и достал переговорное устройство.

– Привезите мне ключи от дачи Липатова, – приказал он.

Нам пришлось ждать еще минут десять. Вскоре в конце аллеи появилась молодая симпатичная женщина в белом халате. Дойдя до нас, она, строго взглянув, позвонила в дверь. Потом еще раз, прислушалась и наконец достала ключи. Вошла первой и громко позвала:

– Георгий Сергеевич, вы дома? – В доме стояла тишина.

– Подождите меня здесь, – приказала она, – я поднимусь наверх. Может, он в спальной или купается.

Наверно, правильно в таких случаях подниматься наверх мужчине. Но на этой даче, видимо, были свои правила. Я представил, какие подробности могла видеть эта женщина, и невольно улыбнулся. Она заметила.

– Я работаю здесь уже восемнадцать лет, – холодно проговорила она, явно обращаясь ко мне, и, повернувшись, пошла по лестнице. И через минуту мы увидели, как она снова появилась и посмотрела на нас сверху.

– Он умер, – коротко сказала она, держась за перила.

Глава 12

Звягинцев вернулся к себе в кабинет в плохом настроении. Тягостная встреча с родными погибших выбила его из колеи. Он готов был еще дважды штурмовать квартиру Коробкова, прыгая в горящее окно или вышибая взорванную направленным ударом дверь, а не исполнять неприятные обязанности гонца с плохой вестью. Он вернулся в таком состоянии, что все сотрудники, сидевшие в кабинете, поняли, что ему лучше несколько минут вообще ничего не говорить.