Парижские могикане. Том 2, стр. 70

Овсюг поморщился с таким видом, как будто хотел сказать: «Вам-то, может, и просто, только не мне!»

— В чем дело? — спросил г-н Жакаль.

— Иду, иду, сударь, — смирился Овсюг.

И он поспешил в сторону Виноградного тупика.

Тем временем человек кричал не умолкая, да так громко, что стал похож не на кающегося грешника, а на богохульника, изрыгающего самые страшные ругательства:

— Спасите меня, тысяча чертей! На помощь, дьявол вас подери! Убивают, гром и молния!

В общем, присовокупите сюда все ругательства, которые Галилей Коперник вложил в уста Фафиу, желая придать его репликам большую выразительность. Однако ругательства, которые может себе позволить шут с подмостков, неуместны со стороны человека, временно погребенного под землей на сто футовой глубине.

Господин Жакаль наклонился и крикнул нетерпеливому грешнику:

— Эй, черт ты этакий! Потерпи, мы сейчас!

— Господь вас за это вознаградит! — отозвался незнакомец, успокоенный этим обещанием.

За это время Овсюг успел вернуться с веревкой, сложенной в виде восьмерки.

— Отлично, — похвалил его г-н Жакаль. — Пропусти веревку через блок… Теперь… У тебя крепкий ремень, не так ли?

— О да, господин Жакаль.

— Мы тебя сейчас привяжем за ремень, и ты спустишься вниз.

Овсюг попятился.

— Что на тебя нашло? — спросил г-н Жакаль. — Ты отказываешься спускаться в этот колодец?

— Нет, господин Жакаль, — отвечал Овсюг, — не то что бы я отказываюсь… но и согласиться не могу.

— Почему же?

— Мой доктор не разрешает мне находиться в сырых помещениях, потому что у меня предрасположенность к ревматизму. Осмелюсь заметить, что на дне колодца должно быть сыро.

— Я давно подозревал, что ты трусоват, Овсюг, — сказал г-н Жакаль, — но чтобы до такой степени!.. Ну-ка, снимай ремень и давай его сюда… Я сам полезу в колодец.

— А я на что же, господин Жакаль? — вмешался Карманьоль.

— Ты молодец, Карманьоль. Но я подумал и решил: будет лучше, если спущусь я сам. Не знаю почему, но мне кажется, что я увижу на дне этого колодца немало интересного.

— Еще бы! — заметил Карманьоль. — Недаром говорится, что именно на дне колодца кроется истина.

— Да, так говорят, всезнайка Карманьоль! — подтвердил г-н Жакаль, перепоясываясь ремнем Овсюга (таким, как у пожарных, то есть шириной около четырех дюймов и с кольцом в середине). — А теперь, — продолжал г-н Жакаль, — пусть двое тех, кто посильнее, подержат веревку!

— Я готов! — сейчас же вызвался Карманьоль.

— Нет, ты не подойдешь, — так же поспешно остановил его г-н Жакаль. — Я верю в силу твоего духа, но не доверяю твоим мышцам.

Двое полицейских, которые держали факелы, невысокие, крепкие, коренастые, узловатые, словно дубы, выступили вперед и взяли веревку за концы. Один из них надежно обвязал приятеля за талию и закрепил веревку вокруг своего запястья. Господин Жакаль зацепился кольцом за крючок на другом конце веревки, встал на край колодца и голосом, в котором невозможно было заметить ни малейшего волнения, произнес:

— Приготовились, ребята!

V. ГЛАВА, В КОТОРОЙ ДОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ТОЛЬКО ГОРА С ГОРОЙ НЕ СХОДЯТСЯ

Двое полицейских ожидали новых приказаний, упершись левым коленом в край колодца, а правую ногу отставив немного назад.

Господин Жакаль приподнял очки, чтобы посмотреть на них, хотя мог бы этого и не делать, учитывая, что он стоял на возвышении и все прекрасно видел из-под очков.

Вдруг он торопливо сунул трость под мышку, воскликнув при этом:

— А!

Потом, как человек, который, отправляясь в путешествие, забыл что-то весьма важное, он запустил руку в карман, достал табакерку, с вожделением ее раскрыл, запустил туда указательный и большой пальцы и засунул в нос огромную понюшку табаку. Затем он снова взялся за трость — предмет, по-видимому, необходимый в намечавшемся предприятии.

— Вы готовы? — спросил он.

— Да, господин Жакаль, — отвечали оба подчиненных.

— В таком случае, вперед! И не торопясь, не дергая! Не забывайте, что стены этого колодца вовсе не обиты ватой.

Одной рукой он схватился за веревку на расстоянии фута над своей головой, а в другой руке зажал трость, рассчитывая отталкиваться ею от стен, чтобы неизменно находиться в центре колодца.

— Опускайте потихоньку, и время от времени останавливайтесь на несколько секунд… Начали!

Двое полицейских стали отпускать веревку дюйм за дюймом, и вскоре г-н Жакаль скрылся в колодце.

— Очень хорошо! Очень хорошо! — доносился снизу голос г-на Жакаля, начинавший звучать в этой огромной воронке так же заунывно, как голос незнакомца.

А тот почувствовал, что помощь близка, и совсем перестал жаловаться на судьбу.

— Ничего не бойтесь! — крикнул он г-ну Жакалю. — Здесь не очень глубоко: всего какая-нибудь сотня футов.

Господин Жакаль ничего не ответил: ему совсем не улыбалась мысль опуститься еще на двадцать метров, чтобы добраться до самого дна. Напрасно он пытался проникнуть взглядом в темноту — ему казалось, что он спускается в мрачную бездну.

— Давайте, давайте! — крикнул он. — Только чуть поскорее!

И он закрыл глаза.

Его стали опускать быстрее. Еще восемь-десять ступеней веревки — и он ступил на твердую почву.

Оказалось, Овсюг не напрасно опасался сырости.

— Что же вы меня не предупредили, что сидите в воде по самую задницу? — упрекнул он незнакомца.

— Да я этому только рад, сударь, — отвечал незнакомец. — Ведь эта вода спасла мне жизнь. Если бы не она, я бы свернул себе шею… И потом, вот здесь, напротив, есть что-то вроде холмика; тут почти сухо. Кстати, вы не собираетесь поселиться здесь, верно?

— На неопределенное время — нет, — подтвердил г-н Жакаль. — Однако на несколько минут, пожалуй, задержусь.

Господин Жакаль нащупал тростью место посуше, куда указывал незнакомец.

Едва он ступил на холмик, как почувствовал, что незнакомец обхватил его ноги, прижался к ним и стал целовать их в знак благодарности, на все лады повторяя от радости:

— Вы спасли мне жизнь! Вы избавили меня от смерти! С этой минуты я ваш покорный слуга!

— Хорошо, хорошо, — сказал г-н Жакаль, чувствуя, как руки незнакомца подбираются к его часам. — Расскажите, как вы сюда попали, приятель.

— Меня обокрали, избили, милостивый господин, и бросили в этот колодец.

— Хорошо, пустите меня… — сказал г-н Жакаль. — И как долго вы здесь находитесь?

— Ах, сударь, в моем положении время тянется бесконечно, а у меня часы отобрали… Впрочем, — прибавил незнакомец, — даже если бы мне их оставили, я бы все равно ничего не увидел.

— Ваши слова не лишены смысла, — заметил г-н Жакаль. — Однако, поскольку на моих часах вы в такой темноте увидите не больше, я прошу не искать там, где их уже нет, так как я перепрятал часы в надежное место.

— Ах, сударь, — отозвался незнакомец, нимало не смутившись оскорбительными подозрениями г-на Жакаля, — должно быть, прошло около полутора часов с тех пор, как на меня напали.

— А вы знаете нападавших?

— Да, сударь, знаю.

— Значит, вы можете донести на них в полицию.

— Нет, это совершенно невозможно.

— Почему же?

— Это мои друзья.

— Отлично! Теперь я знаю, кто вы.

— Вы меня знаете?

— Да, мы с вами даже старые знакомые.

— Неужели?

— И хотя вы не хотите называть своих друзей, я, с вашего позволения, скажу, как зовут вас.

— Вы мой избавитель. Разве я могу вам в чем-нибудь отказать?!

— Вас зовут Жибасье.

— А я вас узнал еще до того, как вы полезли в колодец, господин Жакаль… При каких обстоятельствах довелось встретиться, а?

— Верно… И как давно вы из Тулона, дорогой господин Жибасье?

— С месяц, дорогой господин Жакаль.

— Надеюсь, без происшествий?

— Вы угадали.

— И с тех пор все у вас благополучно?

— Да, благодарю вас… До сегодняшнего вечера, во всяком случае, пока меня не обокрали, не избили и не бросили в этот колодец, а ведь за эту ночь я тысячу раз рисковал головой, пока не угодил вот сюда.