Парижские могикане. Том 1, стр. 91
— Шант-Лила! Не надо глупостей! Неделя была тяжелая, и все сорочки вышли. Не в кружевных же рубашках мне ходить по больным!
— Так заезжайте за своим бельем!
— Если дело только за этим, а в вашей карете, принцесса, найдется для меня местечко, я готов!
— Вы не шутите?
— Даю честное благородное слово, ваше высочество!
— Браво! Браво! Едем пить молоко на Ванврскую мельницу. Вы с нами, сеньор Рафаэль?
— Ты едешь, Петрус? Решайся: чем дольше безумство, тем оно приятнее!
— Черт побери! Я бы со всей душой… К сожалению, у меня назначен первый сеанс.
— Да отложи ты его к черту!
— Не могу, — возразил Петрус. — Я дал слово.
— Это свято, — хмыкнула Шант-Лила, — не то Форнарина даст Рафаэлю отставку. Идем, король пройдох!
Она протянула руку Людовику. Молодой врач, по-видимому, решил весело проститься с карнавалом. Он расплатился за себя и за Петруса, вихрем скатился с лестницы и сел в огромный мебельный фургон, на котором вся компания прикатила из Ванвра в Париж.
Петрус жил на Западной улице. Он простился с другом, пожелал ему приятно провести время и долго еще кричал в темноту, отвечая на удалявшиеся прощальные возгласы шумной компании.
— А куда, черт возьми, мы едем? — спросил некоторое время спустя Людовик. — Кажется, это дорога на Версаль, а не на Ванвр?
— Если бы Рафаэль нас не бросил, — отвечала Шант-Лила, — он бы вам сказал, ваше величество, что все дороги ведут в Рим.
— Что-то я не пойму… — в замешательстве проговорил Людовик.
— Взгляни на Нанетту, прелестную садовницу.
— И что же?
— Как она тебе?
— Прелестна!.. Что дальше?
— Она с нами поехала при том условии, что мы ее отвезем назад.
— Это почему?
— Но вам же сказали, — вмешалась графиня дю Батуар, — что у нее очень спешное письмо.
— Почему же она его не отдала перед тем, как ехать в Париж?
— Она встретила почтальона в конце деревни. Мы ее ждали между Ванвром и Ба-Мёдоном: она опоздала бы на целых полчаса!
— Ладно! Объяснение принимается.
— И потом, — сказала Шант-Лила, — письмо в пути двадцать шесть дней, оно ведь из колоний… Подумаешь! Часом раньше, часом позже…
— Никто от этого не умрет! — закончила графиня дю Батуар.
— Да если кому и вздумается умереть, разве нет среди нас доктора?.. А доктор-то спит!
— А? Что? Клянусь честью, да! — спохватился Людовик. — Дай-ка я сяду у тебя в ногах, принцесса, а голову положу тебе на колени. Будешь меня охранять!
— Ну и ну! — возмутилась девушка. — Если бы я знала, что этого господина взяли с собой для того, чтобы он спал, я бы его уложила на телегу с овощами: не все ли равно, где дрыхнуть!
— Ах, принцесса! — сквозь сон пробормотал Людовик. — Ты несправедлива: какая капуста, какой салат могут сравниться с твоими ножками!
— Бог мой, — сказала Шант-Лила тоном глубокого сострадания, — до чего же глупым становится умный человек, когда ему хочется спать!
Они проехали Бельвю, когда часы пробили пять. Мало-помалу звонкий смех стих, радостные крики смолкли. Холодное зимнее утро утихомирило участников маскарада; каждый мечтал поскорее добраться до своей постели.
Повозка остановилась у дома Коломбана и Кармелиты. Нанетта спрыгнула на землю, вытащила из кармана ключ и вошла.
— Отлично! — проговорила она, видя через отворенную в коридоре дверь, что в туалетной комнате Коломбана горит свет. — Молодой человек еще не спит, сейчас получит свое письмо.
— Прощайте все!
И она захлопнула за собой дверь.
Кто-то в ответ глухо буркнул ей сквозь сон из повозки, и экипаж покатил по направлению к Ванвру.
Но не проехал он и пятидесяти шагов, как оттуда, где они оставили Нанетту, раздались крики:
— На помощь! Помогите!.. Господин Людовик! Господин Людовик!
Повозка остановилась.
— Что случилось? — подскочил Людовик.
— Не знаю я ничего! Кто-то вас зовет, — промолвила Шант-Лила. — Кажется, голос Нанетты.
— Уж не случилось ли несчастья…
Людовик выпрыгнул из повозки и в самом деле увидел Нанетту: на ней лица не было.
— На помощь! На помощь! — кричала она.
LIX. УГОРЕВШИЕ
Он побежал ей навстречу.
— Скорее, господин Людовик! Идемте скорее! Все идите! Они мертвы!
— Кто мертв? — спросил Людовик.
— Мадемуазель Кармелита и господин Коломбан!
— Коломбан? — вскричал Людовик. — Коломбан де Пангоэль?
— Да, господин Коломбан де Пангоэль и мадемуазель Кармелита Жерве. Бог мой! Какое несчастье! Такие молодые, такие красивые, такие любезные!
Людовик бросился к дому. Ворота были распахнуты. Одним прыжком он проскочил коридор и очутился у павильона.
Перед смертью Коломбан неплотно притворил окно в туалетной комнате. Нанетта, не дозвавшись хозяев, на свой страх и риск влезла в это окно, чтобы постучать в дверь спальни.
Видя, что ей не отвечают, она отворила дверь, но сейчас же попятилась и едва не упала навзничь.
Удушливый запах угарного газа ударил ей в голову, ее словно обволокло смертоносное облако.
Она все поняла и бросилась вдогонку за повозкой.
Ее крики были услышаны, и экипаж остановился; Людовик влез в окно, попытался проникнуть в спальню, но его тоже остановил удушливый запах.
Он повернулся к окну и вдохнул полной грудью.
В эту минуту подоспели остальные.
— Вышибайте окна и двери! — крикнул Людовик. — Побольше воздуху! Они угорели.
Попытались отворить ставни: они были заперты изнутри.
Несколькими ударами ног высадили дверь.
Но те, кто был впереди, вынуждены были отступить.
— Приготовьте уксус и соленую воду, разбудите аптекаря, если таковой найдется в деревне; возьмите у него английской соли и нашатыря. Нанетта, разожгите где-нибудь огонь и согрейте салфетки!
Как шахтер спускается в шахту, а матрос — под воду, так Людовик нырнул в комнату.
Веселый участник маскарада уступил место человеку науки: врач был готов пустить в ход все свои знания, все свое умение.
Людовик ощупью пробрался к окну: свеча погасла, камин и жаровня остыли.
Занавески мешали нащупать задвижку; Людовик обернул руку носовым платком и двумя ударами кулака выбил оба стекла.
В комнату ворвался свежий воздух, и вовремя: Людовик зашатался и ухватился за фортепьяно.
Потом он обеими руками вцепился в занавески, сорвал их с карниза и распахнул наконец окно.
Угарный газ постепенно вытеснялся, через окно и двери теперь поступал свежий воздух.
— Входите! — пригласил Людовик. — Входите! Опасности нет. Входите и зажгите свет.
Зажгли другую свечу; темнота отступила. Кармелита и Коломбан лежали на кровати обнявшись, словно только что уснули.
— Среди вас есть медик? — спросил Людовик. — Санитар, цирюльник, может быть, неважно! Одним словом, кто-нибудь мне в помощь?
— Здесь недалеко живет господин Пилуа, бывший военный хирург… ученый человек! — сказал кто-то.
— Бегите за господином Пилуа! — приказал Людовик. — Стучите, пока не откроет! Силой тащите, если сам не пойдет!
Он бросился к кровати.
— Эх! — сокрушенно вздохнул он. — Боюсь, мы опоздали.
В самом деле, губы у молодых людей посинели. Людовик приподнял веко одному, потом другой. У Коломбана глаз заплыл и остекленел, у Кармелиты — налился кровью и потускнел. Оба тела были бездыханны.
— Слишком поздно! Слишком поздно! — в отчаянии повторял Людовик. — Впрочем, попробуем сделать все, что в наших силах. Девушки! Позаботьтесь о мадемуазель. Я займусь молодым человеком.
— Что нужно делать? — спросила Шант-Лила.
— В точности исполнять, что я прикажу, милая. Перенесите девушку к окну…
— Помогите мне, — обратилась Шант-Лила к подругам.
— А от нас что требуется? — спросили мужчины.
— Разожгите огонь… пожарче! Согрейте салфетки. Разуйте его.. Я попробую пустить ему кровь из ноги… Ах, слишком поздно, слишком поздно!
Людовик перенес Коломбана с кровати поближе к окну.