Папаша Горемыка, стр. 24

К сожалению, развязка этой сцены оказалась не столь веселой, как вступление к ней.

Смотритель за рыбной ловлей, которого вызвал г-н Берленгар, несмотря на все свое расположение к Гишару, был вынужден засвидетельствовать нарушение им закона.

К удивлению папаши Горемыки, суд встал на сторону г-на Батифоля и его компаньонов.

Старого рыбака приговорили к штрафу, а также заставили заплатить судебные издержки и возместить ущерб тем, кто подал на него жалобу. Общая сумма превысила триста франков, и, чтобы ее собрать, пришлось продать маленький виноградник на холме.

XI. О ТОМ, КАК ГОСПОДИН БАТИФОЛЬ ПОНЕВОЛЕ УБЕДИЛСЯ В НЕОДОЛИМОЙ СИЛЕ ЛЮБВИ

Ко всеобщему удивлению, папаша Горемыка, казалось, отнесся к своему поражению совершенно равнодушно.

Но, как легко понять, это равнодушие было притворным; откровенная борьба, развернувшаяся между ним и парижанами, окончательно воскресила старика. К рыбаку вернулся горячий пыл его юности; в его душе проснулись воинственные инстинкты двенадцати поколений браконьеров, и эти инстинкты были столь мощными и столь действенными, что искоренить их можно было лишь с помощью виселицы.

Поскольку законная рыбная ловля, такая, какую можно было вести на глазах у всех, отныне была ему запрещена, папаша Горемыка пустился в браконьерство, используя все те уловки, к которым прибегали его предки на протяжении двухсот лет.

За деньги, оставшиеся от продажи виноградника, Франсуа Гишар купил вторую лодку, но не привез ее в Ла-Варенну, а оставил пришвартованной среди беспорядочно разбросанных островов близ мельницы Бонёй; за ней приглядывал мельник, ставший сообщником старого рыбака. Папаша Горемыка раздобыл сеть, грузила, а также снасти, которые охранительный дух властей запрещает использовать на воде; днем он спал, а ночью при любой погоде опустошал речные глубины.

Мятежный дух, пробудившийся в рыбаке и пришедший на помощь его атлетическому телосложению, помогал ему переносить непосильные для его возраста тяготы.

Впрочем, Юберта поддерживала и ободряла деда, объявившего тайную войну парижанам.

Тогда как папаша Горемыка неизменно сожалел об их былом одиночестве, Беляночка, не столь сильно ценившая прелесть уединения, вначале не разделяла его чувств, но, с тех пор как бедная семья пострадала от происков чужаков, девушка, которая считала себя главной виновницей свалившихся на них бед, заразилась ненавистью деда и даже превзошла его в этом чувстве, как часто случается с женщинами в подобных случаях.

Рядом с Франсуа Гишаром она исполняла роль партизан или мародеров, по большей части причиняющих зло врагу не ради личной выгоды, а потому что это доставляет им Удовольствие. Если старый рыбак был диким оленем, который приходит на возделанное поле и спокойно поедает все, что он топчет копытами, то Беляночка была обезьяной, уничтожающей все, до чего могут дотянуться ее руки. Это она, не довольствуясь тем, что донные удочки, которыми трое любителей рыбалки усеивали русло реки, путаются в расставленных ее дедом сетях, могла точно рассчитанным ударом багра разрубить обручи вражеского вентеря или выбить дно вражеской верши, проплывая мимо в лодке; она же, когда снасти неприятеля попадали в сеть, коварно выбрасывала их на берег; кроме того, девушка цепляла на крючки, принадлежащие г-ну Батифолю и его другу Берленгару тухлую рыбу, как это делала Клеопатра с удочкой Антония.

Господин Падлу, чьи деревья превосходно зацветали, вполне мог запасаться терпением, хотя и выражал порой легкое удивление по поводу того, что он не видит великого множества жареной рыбы, которую предрекали оба его компаньона, великодушно обещавшие с ним делиться, пока не исполнится самое заветное его желание; что же касается двух его друзей, тут дело обстояло иначе: они двадцать раз в течение дня были обречены терпеть адские муки.

Отправляясь на реку, компаньоны вовсе не добывали несметного количества рыбы, как они надеялись, а всякий раз убеждались в своем очередном чудовищном поражении.

Эти постоянные неудачи не только лишали Батифоля и Берленгара удовольствия, но, более того, наносили им материальный ущерб.

Ловля рыбы, что бы там ни думали, это довольно разорительное удовольствие, и наши буржуа вскоре начали догадываться, что ремесло рыбака приносит не только прибыль. Когда им пришлось обзаводиться новыми снастями, друзья были вынуждены, выражаясь их языком, вышвырнуть тысячу франков на их покупку; столь дорогостоящее развлечение неизбежно должно было обратиться в торговое предприятие, и было решено регулярно выделять г-ну Падлу часть улова и одновременно продавать ежедневно определенное количество рыбы, достаточное для того, чтобы окупить предварительные расходы, на которые пришлось пойти обоим компаньонам.

Несмотря на то что вначале господа Берленгар и Батифоль относились к профессиональным рыбакам с неприязнью, они постепенно свыклись с их ремеслом. Если человек что-нибудь продал однажды, что может ему помешать продавать все, что угодно?

Однако папаша Горемыка подрывал начинание друзей в самой основе.

Снасти то и дело портились, рвались или терялись; лески так запутывались, что распутать их могли разве что пальцы какой-нибудь феи; все надо было менять, прежде чем удавалось вытащить из реки хотя бы хвостик надежды, которая могла бы смягчить горечь столь значительных потерь.

Разумеется, подозрения друзей немедленно пали на Франсуа Гишара — только ему можно было приписать все эти беды.

Господин Батифоль принялся с присущей ему основательностью следить за каждым шагом рыбака, но не смог собрать никаких улик, подтверждающих эти подозрения.

На рассвете старик протирай глаза и потягивался, стоя в одной рубашке на пороге своей лачуги; одежда его была опрятной, а башмаки если и не блестели, то были чистыми; на них не было ни капли воды, ни малейшей грязи или тины — все указывало на то, что рыбак только что встал с постели, где честным образом провел положенные двенадцать часов.

Лодка, столь же безупречно чистая, как и ее хозяин, с безмятежным видом покачивалась на цепи, словно она была неспособна участвовать в каком-либо дурном деле, а тем более в преступлении.

Юберта расхаживала взад и вперед по хижине, хлопоча по хозяйству, подвижная и стремительная, как королек. Она позволяла себе отдохнуть лишь во второй половине дня, когда садилась у живой изгороди боярышника и начинала петь деду свои самые веселые песни, а он слушал ее, задумчиво глядя на реку.

Понаблюдав три дня за поведением соседей, г-н Батифоль поневоле был вынужден почти поверить в их невиновность.

И все же у него оставалась одна надежда.

Два раза в неделю Юберта переправлялась через Марну и возвращалась довольно поздно.

Где же она пропадала?

Эта загадка волновала г-на Батифоля не только из любопытства или корыстного интереса, но также потому, что девушка внушила ему любовное чувство.

Чеканщик подумал, что у Беляночки, возможно, есть любовник; мысль эта вызвала у него такое же неприятное ощущение, какое он испытал когда-то, услышав, что в результате одной из упущенных им сделок его конкурент разбогател.

Человеку трудно смириться с невзгодами, которые могут принести выгоду соседу, а вовсе не с теми, которые наносят ущерб ему самому.

Господин Батифоль решил не терять бдительность до тех пор, пока он не сможет проникнуть и тайну Юберты.

Начиная с того дня как чеканщик впервые задумался, чем вызваны долгие отлучки девушки, он утратил спокойствие и хладнокровие, придававшие ему силы.

До сих пор презрение Юберты вызывало у Аттилы лишь обычную досаду, выражавшуюся в недоброжелательных действиях по отношению к рыбаку, но виной тому был скорее его вздорный характер, нежели свойственная ему жестокость; теперь же г-н Батифоль с удивлением обнаружил, что он испытывает глубокую ненависть к девушке.

Но он ошибся: это чувство было не ненавистью, а любовью, воспринятой им в обратной последовательности: из-за особого склада натуры г-на Батифоля его любовь началась с того, чем у других она нередко заканчивается.