Княгиня Монако, стр. 49

— Вы не можете меня не знать, сударыня, — продолжала она, — вам известно, что я истинная Комон Ла Форс и что, хотя у моего отца нет ни гроша за душой, он не перестает из-за этого быть вельможей. Отец поместил меня к госпоже де Гиз, что совсем меня не устраивало, но это было необходимо, чтобы меня узнали и приняли при дворе. Боже мой! Какая прескверная служба! Моя госпожа тратила и, несомненно, продолжает тратить все свое время на ссоры с Мадемуазель. Две сестры осыпают друг друга бранью, что отнюдь не подобает двум принцессам, двоюродным сестрам короля.

— Дальше, дальше, сударыня.

— Стало быть, я жила в Люксембургском дворце, и каждое утро мы не были уверены в том, что останемся здесь на ночь, так как Мадемуазель всеми силами стремилась нас оттуда выдворить. Эта жизнь казалась мне невыносимой, и я молила Бога избавить меня от нее; и вот однажды, роясь в книгах из библиотеки покойного господина Гастона, я наткнулась на пыльный разодранный фолиант, валявшийся в каком-то уголке со времен королевы Марии. Я заглянула в книгу, ничего не подозревая. Мне не позволено говорить, к чему это привело, но с того самого дня я обрела сверхъестественные способности, которые сделали меня знаменитой и благодаря которым все покоряется моей воле.

— Вы необычайно удачливы, сударыня, я хотела бы сказать то же самое о себе.

— Ах! — вздохнула колдунья. — Лишь одно остается мне неподвластным, будучи самым необходимым в этом продажном мире, — деньги! Да, сударыня, деньги; очевидно, это передалось мне по наследству: как я ни стараюсь, как я ни зову их, они не заводятся в моем кармане, а если случайно там появляются, то немедленно продырявливают карман, чтобы оттуда выпасть. За мной ухаживали самые красивые придворные кавалеры, все они были щедрыми и услужливыми, но не в отношении денег — они скорее брали бы их у меня, нежели давали, как прочим женщинам. За исключением одного, но этот, этот!.. О Боже! Неужели его отняли у меня навеки, возможно ли такое!

И тут сумасбродка принялась отчаянно кричать, ломая руки, в то время как ее собака, сидевшая напротив хозяйки, вторила ей чрезвычайно жалобным воем — никогда еще мне не доводилось слышать подобный концерт. Я кричала, надрываясь, чтобы заставить их замолчать, но — куда там! — они продолжали вопить сильнее, чем прежде; я звала Блондо, чтобы она избавила меня от них, но она так и не появилась. Я уже начинала верить в воздействие на меня колдовских чар и в то же время не могла удержаться от смеха, слушая этот вой и глядя на эти два существа, но внезапно воцарилась тишина, и хозяйка с собачкой как по волшебству вернулись на свои места; колдунья вновь принялась подбирать свои юбки и сказала, утирая рот веером:

— Ах! Полезно немного облегчить сердце; я знала, что нам не помешают. На чем же я остановилась? — На вашем пустом кошельке, сударыня.

— Он по-прежнему такой; но вернемся к моей юности и прекрасной поре моей любви. Вы, конечно, знаете маркиза де Неля? Он увидел меня у госпожи де Гиз; маркиз мне понравился, и я решила, что тоже ему понравлюсь. Я собралась выйти за него замуж — мне стоило только этого захотеть. За неделю он чрезвычайно влюбился в меня и заявил своему досточтимому отцу, что никогда не женится ни на какой другой женщине. Майи разохались: они и слышать не хотели об этом браке, опять-таки из-за того, что я отнюдь не богата, и попросили господина принца, с которым они имеют честь состоять в родстве, вразумить молодого человека. Для этого его повезли в Шантийи. Я была совершенно спокойна, будучи уверенной в своей силе — я должна была в это верить; но этот гадкий дух меня обманул! Несчастная, до чего я несчастная!

Сумасбродка снова принялась хныкать и причитать вместе с Фиделем, который вторил хозяйке изо всех сил, сидя на задних лапах. На этот раз я не стала волноваться и посмеялась от всей души, терпеливо дожидаясь, когда концерт закончится. Я припоминаю историю с г-ном де Нелем: вот что тогда произошло.

Мадемуазель де Ла Форс пользовалась очень дурной славой; она воспылала страстью к самому господину дофину, в ту пору еще совсем юному, и всячески старалась расположить его к себе. Вероятно, книга королевы Марии тогда еще не попала к ней в руки — его светлость даже не глядел на девицу (он вообще ни на кого не смотрит). Рифмоплеты сочинили об этом песенку, которую я только что нашла, порывшись, среди рождественских стихов: Ла Форс вздыхала: «Средь мужчин Мне мил дофин, лишь он один. Ах, был бы чуть смелей дофин, Мне б устоять не стало силы. Мне мил дофин, лишь он один. Он ждет, чтоб я его молила?» note 6

Майи знали об этом, как и все остальные; они знали о множестве других известных похождениях барышни и не хотели взваливать на себя эту дурочку без гроша за душой, как она сама мне сказала. Они пустили в ход всевозможные средства, чтобы разлучить молодого человека с этой особой. Господин принц тщетно делал маркизу выговоры; все Конде и Конти, вместе взятые, не смогли ничего добиться; после нескольких часов споров с ними по этому поводу юноша выскочил в парк Шантийи как сумасшедший и принялся искать реку, чтобы в ней утопиться, настолько он был потрясен. Он собрался было броситься в воду, но тут же отступил назад. И вот почему: у него на шее висел на ленте мешочек; Ла Форс дала своему избраннику этот талисман якобы для сохранения здоровья с просьбой никогда его не снимать, и маркиз свято его хранил.

Когда он ринулся в воду, лента порвалась от его усилия, мешочек упал, и в тот же миг маркиз де Нель избавился от своей любви. Та, которую он обожал, показалась ему столь же уродливой и противной, насколько раньше она казалась ему прекрасной, и он поспешил известить принцев о том, что не желает больше слышать ни о какой Ла Форс.

Решив, что его приворожили (вероятно, он не ошибся), молодой человек стал искать в траве, на берегу канала, где он раздевался, злополучный талисман — источник всех своих невзгод.

Заглянув в мешочек, он обнаружил там две жабьи лапки: они держали сердце, которое было завернуто в крыло летучей мыши и в бумагу, испещренную непонятными письменами.

Увидев все это, г-н де Нель пришел в ужас и бросился прочь со всех ног. На его месте я бы просто посмеялась, и я до сих пор не могу удержаться от смеха, особенно при мысли о том, что за этим последовало, и о концерте, который мне пришлось прослушать сегодня утром.

XXV

После второго облегчения сердца, по выражению г-жи де Брион, она вновь обрела спокойствие, подобрала собачку, книгу, юбки и уселась с такой прямой спиной, словно только что вышла из лохани с крахмалом. Я утерла слезы, выступившие у меня от смеха, и приготовилась слушать дальше. Это была у меня первая за последние годы минута веселого настроения, и, наверное, ей суждено стать последней в моей жизни. Стало быть, следует поблагодарить за нее это милейшее создание; дама не обиделась на мой смех и даже как будто не заметила его.

— Посудите сами, княгиня, — продолжала она (я сочла это обращение несколько фамильярным для первой встречи), посудите сами, была ли я рада тому, что господин де Нель, испытывавший ко мне безумную любовь, ускользнул от меня. Однако мне пришлось с этим смириться и поискать счастья в другом месте. Вам известно, что госпожа де Гиз не встречается с порядочными людьми; все избегают ее, потому что она сварлива и к тому же ханжа. Это не то что госпожа великая герцогиня. О! Что за прекрасная женщина! Можно быть в числе ее служанок и жить в покое; она любит шутки, приятное общество, а также короля — ведь вы знаете, что она любит короля. — Так говорят.

— Черт побери! И справедливо говорят, она же только поэтому бросила Тоскану и своего мужа-болвана. Уж я-то в этом уверена, и я вправе не сомневаться, поскольку отправила герцогине ее гороскоп, в котором было предсказано, что она будет иметь честь покорить своего августейшего кузена и совершить вместе с ним множество чудес. После этого герцогиня созвала в Италию других колдунов, и они предрекли ей ту же судьбу; затем она явилась прямо…