Исаак Лакедем, стр. 27
Филипп V Македонский держался дольше; он укрылся за неприступными горами, в его передовых дозорах служили те, кого тогда считали лучшими воинами в мире: пешие ратники из Эпира и всадники из Фессалии. Он вдобавок обладал тем, что Антипатр называл «ловчими сетями Греции» — укреплениями Элатеи, Халкиды, Коринфа и Орхомена. Вся Эллада служила ему складом оружия, припасов и сокровищ… Но горе ему! Он оказался союзником Ганнибала, а потому врагом — и был обречен.
Рим послал против него Фламинина. Этот лис в львиной шкуре явился в Грецию, пожимая руки пришедшим на встречу с ним и лобызая отправленных к нему послов; он так расточал ласки и посулы, что заполучил проводников, указавших ему путь через ущелье Антигона, служившее воротами в Македонию. Когда же он оказался за горной стеной, то обнажил меч и разбил Филиппа в беспощадном сражении при Киноскефалах.
Филипп V подписал мирный договор, не оставлявший ему надежд править всей Грецией.
Именно об этих фантастических победах прослышал Иуда Маккавей, когда решился отправить к римскому народу Евполема и Иасона, наделив их званием и полномочиями послов.
Добравшись до Рима и представ перед сенатом, они с поклоном приветствовали собрание и обратились к нему с такими словами:
— Иуда Маккавей, братья его и весь народ иудейский послали нас к вам, чтобы заключить с вами союз и чтобы вы вписали нас в число ваших друзей.
Речь была короткой, что в Риме очень ценилось. Предложение приняли, и сенат издал эдикт; его текст, выгравированный на медных досках, посланники привезли назад в Иерусалим, чтобы повесить его в напоминание о мире и союзе Рима и Иудеи.
«Благо да будет римлянам и народу иудейскому на море и на суше навеки, и меч и враг да будут далеко от них! Если же настанет война прежде у римлян или у всех союзников их во всем владении их, то народ иудейский должен оказать им всем сердцем помощь в войне, как потребует того время. Точно так же римляне от души будут помогать им в войне».
На таких условиях заключили римляне союз с народом иудейским. А о том зле, какое приносит иудеям царь Деметрий, они написали ему так:
«Для чего ты наложил тяжкое твое иго на друзей наших и союзников — иудеев? Если они еще обратятся к вам с жалобой на тебя, то мы окажем им справедливость и будем воевать против тебя на море и на суше».
Однако, когда Евполем с товарищем вернулись домой, они узнали, что Иуда убит, а Иерусалим захвачен!
Деметрий послал второе войско, состоящее из двадцати тысяч пеших и двух тысяч конных ратников, и те остановились в Верее.
Иуда с тремя тысячами сподвижников двинулся на них и остановился при Елеасе.
Но на следующее утро, когда оба войска выступили друг против друга, большинство людей Маккавея обуял великий страх, и они покинули своего вождя.
Осталось у него лишь восемь сотен воинов, но зато самых сильных и храбрых.
Они-то первыми и бросились на врага.
Они ударили по правому крылу македонского легиона и смяли его. Остаток греческого войска пришел в смятение; сначала никто не решился помочь терпящим беду: все приняли нападавших за передовой отряд и опасались прихода остальных.
Но затем, обнаружив, что никто более не явится на битву, греки сомкнулись вокруг Иуды и восьми сотен его храбрецов.
Все они погибли.
Отзвук падения нового союзника долетел и до Рима, но там и не заподозрили, что смерть нашла второго Ахилла, что погиб новый Леонид, — Рим продолжал двигаться своей дорогой.
Сципион Эмилиан как раз завоевал для него все побережье Африки, Помпеи — Сирию и Понт, Марий — Нумидию, Юлий Цезарь — Галлию и Британию. Наконец, Рим получил в наследство от Никомеда Вифинию, от Аттала — Пергам и от Аппиона — Ливию. Тогда-то он стал полным, безраздельным повелителем того большого озера, что зовется Средиземным морем — чудесного, единственного провиденциального водного зеркала, созданного природой для блага цивилизаций всех эпох и всех стран. В его глади отражались попеременно Каноп, Тир, Сидон, Карфаген, Александрия, Афины, Тарент, Сибарис, Регий, Сиракузы, Селинунт, Массилия, а в них в свою очередь отразилось оно, могучее, великолепное и непобедимое. Вокруг этого озера в нескольких днях пути друг от друга лежат буквально под рукой все три тогда известные части света: Европа, Африка и Азия. Благодаря ему все пути открыты Риму: по Роне — в сердце Галлии, по Эридану — в глубь Италии, по Тахо — далеко в Испанию, по Кадисскому проливу — к Большому морю и Касситеридам, наконец, через пролив у Сеста — в Понт Эвксинский и дальше — в Татарию, по Красному морю — в Индию, Тибет и к Тихому океану, то есть — в безбрежность, по Нилу — к Мемфису, Элефантине, Эфиопии, к пустыням — иначе, в неизведанное.
И здесь Империя замедлила шаг, ужаснувшись самое себя, и застыла в ожидании.
Чего она ждет?
Рождения освободителя, приход которого предчувствуют народы; ведь земля, наша общая матерь, уже содрогается во чреве своем, ее горизонт светлеет и золотится, как на восходе солнца, а люди ищут взглядом то место, где чудотворец явится всем.
Рим, как и остальное человечество, ожидал Спасителя, предсказанного Даниилом и возвещенного Вергилием, — того божества, кому заранее воздвигались алтари под именем Неведомого бога — Deo ignoto.
Но каков он явится? От кого родится?
Старинные предания гласят, что род человеческий, впав в ничтожество по вине женщины, обретет искупителя, рожденного непорочной девой.
В Тибете, Японии бог Фо, пекущийся о процветании народов, изберет для появления на свет лоно белокожей девственницы.
В Китае дева, понеся от цветка, родит сына, который станет царем вселенной.
В лесных чащах Германии и Британии, там, где укрылись вымирающие племена, их друиды ожидают избавителя, рожденного от девственницы.
И наконец, Писание возвещает о приходе Мессии, зачатом в лоне девы, чистой, как утренняя роса.
Ведь все эти народы считали, что надобно девственное лоно, чтобы дать грядущему (богу обиталище, достойное его.
Но где родится этот бог?
Народы, обернитесь в сторону Иерусалима!
Часть первая
I. ЧЕЛОВЕК С КУВШИНОМ ВОДЫ
Для того чтобы читатель восемнадцать столетий спустя смог мысленно отправиться по закоулкам незнакомого города, следя за повестью о великих событиях, которые мы смиренно собираемся изложить, да позволит он нам кратко поведать, каким был Иерусалим (о превратностях судьбы которого мы только что вели речь) на восемнадцатом году правления Тиберия, под властью Понтия Пилата, шестого прокуратора Иудеи, навязанного евреям римским владычеством, а также Ирода Антипы, тетрарха Галилеи, и Каиафы, поставленного на тот год первосвященником.
Стена, некогда возведенная Неемией, все еще опоясывала город, имея в окружности тридцать три стадии, что соответствует одному льё по современным меркам. Над ней возвышалось тринадцать башен, и ее прорезывали двенадцать ворот, смотрящих на все стороны света.
Четверо из них выходили на восток, где стена шла вдоль долины Иосафата и Масличной горы, от которой ее отделяло течение Кедрона.
Они назывались Навозными воротами, воротами Долины, Золотыми воротами и воротами Источника.
Первые выходили на Драконов ключ, названный так в честь бронзового дракона, из пасти которого вырывалась струя воды.
Вторые высились напротив селения Гефсимании, где было много масличных давилен, давших ему имя.
Третьи и четвертые вели к мосту через Кедрон, за которым дорога раздваивалась. Свернув направо, можно было добраться до Мертвого моря и Ен-Гадди, налево — к Иордану и Иерихону.
Двое ворот выходили на южную сторону, над источником Гион: ворота Царских садов, служившие выходом из крепости, и ворота Первосвященника, служившие выходом из дворца Каифы. Первые вели к верхней купальне и горе Ен-Рогел; через вторые можно было попасть на дорогу к Вифлеему и Хеврону.
В западной стене, возвышавшейся над Долиной мертвых, находились Рыбные, Древние и Генафские ворота.