Графиня де Шарни. Том 2, стр. 107
И он продолжал наклоняться, подбирать камешки и бросать их через стену.
— Кому вы назначили встречу? — поинтересовался Редерер.
В эту минуту дверь, ведущая из собрания на террасу фельянов, отворилась.
— Мне кажется, это тот, кого я жду.
— Приказываю пропустить господина Петиона! — прокричал чей-то голос. — Собрание вызывает его для отчета о положении в Париже.
— Вот так! — едва слышно проговорил Петион. Потом он продолжал в полный голос:
— Я здесь и готов принять вызов моих врагов. Национальные гвардейцы вообразили, что Петиона ждет расправа, и пропустили его в Собрание.
Было около трех часов ночи; начинало светать, но странная вещь: небо было кроваво-красным!
Глава 27. В НОЧЬ С 9 НА 10 АВГУСТА
Получив приглашение от короля, Петион предвидел, что вряд ли ему удастся выйти из дворца так же легко, как он туда войдет; он подошел к человеку с суровым лицом, казавшимся еще более мрачным из-за проходившего через весь лоб шрама.
— Господин Бийо! — обратился он к нему. — Какое сообщение вы мне недавно передавали из Собрания?
— Что оно будет заседать всю ночь.
— Очень хорошо!.. А что вы, говорите, видели на Новом мосту?
— Пушку и национальных гвардейцев, оставленных там по приказу господина Мандэ.
— Кажется, вы еще говорили, что под аркадой Иоанна Крестителя, в самом начале Сент-Антуанской улицы собраны значительные силы?
— Да, сударь, и тоже по приказанию господина Мандэ.
— В таком случае послушайте, что я вам скажу, господин Бийо.
— Слушаю вас.
— Вот приказ господину Манюэлю и господину Дантону вернуть национальных гвардейцев из-под аркады Иоанна Крестителя в казармы, а также очистить Новый мост; необходимо любой ценой исполнить этот приказ, слышите?
— Я лично вручу его господину Дантону.
— Хорошо. Теперь вот еще что: вы живете на улице Сент-Оноре?
— Да, сударь.
— После того, как вы передадите господину Дантону приказ, возвращайтесь к себе и немного передохните; потом около двух часов вставайте и идите к стене, огораживающей Террасу фельянов; если увидите или услышите, что через стену летят из Тюильрийского сада камешки, значит, я попал в плен и надо мной совершено насилие.
— Понимаю…
— Тогда ступайте в Собрание и скажите своим коллегам, чтобы они меня вызвали… Понимаете, господин Бийо? Я вверяю вам свою жизнь!
— Можете на меня положиться, сударь, — отвечал Бийо, — отправляйтесь с Богом.
И Петион в самом деле отправился в Тюильри, положившись на всем известный патриотизм Бийо.
А тот брался за все тем охотнее, что ему на подмогу явился Питу.
Бийо отправил Питу к Дантону, приказав без него не возвращаться.
Несмотря на лень Дантона, простодушному Питу удалось его привести.
Дантон видел пушки на Новом мосту; он видел национальных гвардейцев под аркадой Иоанна Крестителя; он понял, что ни в коем случае нельзя оставлять такую силу за спиной народной армии.
Имея на руках приказ Петиона, они с Манюэлем отправили национальных гвардейцев из-под аркады Иоанна Крестителя в казармы и прогнали канониров с Нового моста.
Теперь главная дорога для восстания была очищена.
Тем временем Бийо и Питу вернулись на улицу Сент-Оноре в прежнюю квартиру Бийо; Питу кивнул дому головой, как старому приятелю.
Бийо сел и жестом пригласил Питу последовать его примеру.
— Спасибо, господин Бийо, — отозвался Питу, — я не устал.
Однако Бийо продолжал настаивать, и Питу сел.
— Питу, — начал Бийо, — я велел тебе передать, чтоб ты пришел ко мне.
— Как видите, господин Бийо, — отвечал Питу, показав в улыбке все тридцать два зуба, как и всегда, когда он улыбался, — я не заставил вас ждать.
— Нет… Ты догадываешься, что готовится что-то очень важное, верно ведь?
— Подозреваю, что так, — проговорил Питу. — А скажите, господин Бийо…
— Что, Питу?
— Отчего я не видел ни господина Байи, ни господина Лафайета?
— Байи — предатель, приказавший стрелять в нас на Марсовом поле.
— Да, знаю; я же сам подобрал вас, когда вы плавали в луже крови.
— Лафайет — предатель, который хотел похитить короля.
— Да ну? А я и не знал… Господин Лафайет — предатель! Кто бы мог подумать! А король?
— Король — самый главный предатель, Питу.
— Вот это меня ничуть не удивляет, — молвил Питу.
— Король вступил в сговор с иноземными государствами и хочет отдать Францию нашим врагам; Тюильрийский дворец — осиное гнездо, вот почему было решено захватить Тюильри силой… Понимаешь, Питу?
— Черт подери! Еще бы не понять!.. Так же, как мы брали Бастилию, верно, господин Бийо?
— Да.
— Правда, на сей раз будет полегче!
— Вот в этом ты ошибаешься, Питу.
— Неужели будет еще труднее?
— Да.
— А мне показалось, что в Тюильри стены ниже…
— Это верно, да охраняются они лучше. В Бастилии-то гарнизон насчитывал всего какую-нибудь сотню инвалидов, а во дворце тыщи четыре солдат!
— Вот дьявольщина! Четыре тыщи!
— Не считая того, что Бастилию мы брали, когда никто этого не ожидал, а Тюильри уж с первого числа начеку; они знают, что на них будет нападение, ну и готовятся к обороне.
— Так они собираются драться? — удивился Питу.
— Еще бы! — отвечал Бийо. — А оборону доверили, по слухам, господину де Шарни.
— Да, правда, — заметил Питу, — он ведь вчера уехал из Бурсона на почтовых вместе с женой… Стало быть, господин де Шарни — тоже предатель?
— Нет, этот — аристократ, только и всего; он всегда был на стороне двора; значит, народ он не предавал, потому что не просил народ ему поверить.
— Значит, мы будем сражаться против господина де Шарни?
— Вполне возможно, Питу.
— Как странно… Ведь мы — соседи!
— Да, это называется гражданской войной, Питу; но ты можешь не драться, если это тебе не нравится.
— Прошу прощения, господин Бийо, — спохватился Питу, — но раз это нравится вам, значит, и мне тоже.
— Я буду радешенек, ежели тебя там вообще не будет, Питу.
— Зачем же тогда вы меня вызвали, господин Бийо? Бийо помрачнел.
— Я вызвал тебя, Питу, чтобы передать тебе вот эту бумагу.
— Эту бумагу, господин Бийо?
— Да.
— А что это за бумага?
— Мое завещание.
— Как?! Завещание? Ну, господин Бийо, — со смехом продолжал Питу, — вы не похожи на человека, который собрался помереть.
— Нет; но я похож на человека, которого могут убить, — заметил Бийо, кивнув на висевшие на стене ружье и патронташ.
— Да-а, все мы смертны! — сентенциозно заметил Питу.
— Так вот, Питу, — повторил Бийо, — я вызвал тебя, чтобы передать тебе завещание.
— Мне, господин Бийо?
— Тебе, Питу, тем более, что я назначаю тебя своим единственным наследником…
— Меня — вашим единственным наследником? — повторил Питу. — Нет, благодарю вас, господин Бийо! Это просто смешно!
— Я тебе говорю то, что есть, дружок.
— Это невозможно, господин Бийо.
— Почему невозможно?
— Да нет… Когда у человека есть наследники, он не может отдать свое добро чужим людям.
— Ошибаешься, Питу, может.
— Значит, не должен, господин Бийо. Бийо нахмурился.
— У меня нет наследников, — проворчал он.
— Ага! Нет у вас наследников! — подхватил Питу. — А как же мадмуазель Катрин?
— Я такой не знаю, Питу.
— Ой, господин Бийо, не говорите так, у меня прямо переворачивается все внутри от этих слов!
— Питу! — проговорил Бийо. — Если мне что принадлежит, я могу это отдать, кому пожелаю; так же и ты, если я умру, ты тоже можешь то, что принадлежит тебе, Питу, отдать кому захочешь.
— Ага! Отлично! — воскликнул Питу, начиная, наконец, понимать. — Стало быть, если с вами что случится… Ой, что я, дурак, говорю! Ничего с вами не случится!
— Как ты сам недавно сказал, Питу, все мы смертны.
— Да… Признаться, вы правы: я беру завещание, господин Бийо; предположим, что я буду иметь несчастье стать вашим наследником; тогда я буду иметь право делать с вашим добром, что захочу?