Две Дианы, стр. 99

XXXIV. Правосудие попало впросак

Тот, кто произнес эти слова, сбросил с себя коричневый плащ и широкополую шляпу, затенявшую ему лицо, и подгулявшие гости увидели перед собой богато одетого молодого человека с гордой осанкой. Неподалеку от него стоял слуга и держал под уздцы двух лошадей.

Все почтительно встали, удивленные и заинтересованные.

Один лишь Арно дю Тиль вдруг побледнел как мертвец.

– Виконт д’Эксмес! – растерянно прошептал он.

– Так как же? – громовым голосом обратился к нему Габриэль. – Узнаете ли вы меня?

Арно прикинул в уме свои шансы на выигрыш и после мгновенного колебания решился.

– Конечно, – ответил он, пытаясь придать своему голосу необходимую твердость, – конечно, узнаю… Вы – виконт д’Эксмес, которого я не раз видел в Лувре в те времена, когда был в услужении у господина де Монморанси… Но я никак не полагал, что вы запомните меня, скромного и незаметного слугу господина коннетабля.

– Вы забываете, что служили одновременно и у меня!

На лице у Арно отразилось глубочайшее изумление:

– Кто? Я? Простите, но вы, монсеньор, глубоко ошибаетесь!

– Я настолько не боюсь ошибиться, – спокойно возразил Габриэль, – что предлагаю артигскому судье, который присутствует здесь, немедленно вас арестовать и заключить в тюрьму! Теперь ясно?

За столом воцарилась настороженная тишина. Удивленный судья подошел к Габриэлю. Один Арно сохранял завидное самообладание.

– Хотел бы я знать, в каком преступлении меня обвиняют, – обратился он к виконту.

– Я вас обвиняю, – громко заявил Габриэль, – в том, что вы нагло подменили собою моего оруженосца Мартен-Герра и предательски завладели его именем, имуществом и женой, использовав при этом поразительное внешнее сходство.

Услыхав такую четкую формулировку, пораженные гости со страхом переглянулись.

– Что бы это значило? – бормотали, крестясь, они. – Мартен-Герр больше не Мартен-Герр? Что за дьявольщина? Уж не колдовство ли здесь?

Арно дю Тиль понял, что нужно немедленно ответить ударом на удар и тем самым перетянуть на свою сторону усомнившихся. И он тут же обратился к той, которую называл своей женой:

– Бертранда! Скажи сама наконец: муж я тебе или нет?

Испуганная, задыхающаяся Бертранда не проронила ни звука. Она только широко раскрыла глаза и переводила их то на Габриэля, то на своего мнимого супруга. Но когда Арно дю Тиль сделал угрожающий жест, все ее колебания мгновенно кончились, и, бросившись в его объятия, она вскрикнула:

– Дорогой мой Мартен-Герр!

Эти слова вывели из оцепенения гостей, и до виконта донесся ропот негодования.

– Теперь, сударь, – заявил, торжествуя, Арно дю Тиль, – при наличии свидетельства моей жены, а также и всех моих родичей и друзей вы все еще настаиваете на своем нелепом обвинении?

– Настаиваю.

– Минутку! – вмешался в разговор дядюшка Карбон. – Ясно, что на свете существует другой человек, похожий точь-в-точь на вот этого, и я утверждаю, что один из них непременно мой племянничек Арно дю Тиль!

– Вот уж поистине помощь свыше, и как раз вовремя! – заметил Габриэль и обратился к старику: – Так вы действительно признаете в этом человеке своего племянника?

– Точно не скажу, – отвечал старик, – но могу поклясться наперед, что, ежели тут кроется какой-нибудь обман, так, значит, в нем замешан мой племянник!

– Вы слышите, господин судья? – обратился Габриэль к представителю власти. – Кто бы ни был виновен, но преступление налицо.

– А где же тот, кто хочет обличить меня в обмане? – усмехнулся Арно. – Почему не дают мне очную ставку? Прячется он, что ли? Пусть он покажется, и тогда нас рассудят!

– Мартен-Герр, мой оруженосец, – сказал Габриэль, – по моему приказу пребывает в Риэ под стражей; господин судья, я граф де Монтгомери, бывший гвардии его величества капитан. Обвиняемый сам меня опознал. Я, как обвинитель, настаиваю на том, чтобы он был арестован и заключен в тюрьму. Когда они оба будут в руках правосудия, мы без труда установим, на чьей стороне истина.

– Вы совершенно правы, ваша светлость, – согласился с Габриэлем судья. – Отведите Мартен-Герра в тюрьму.

– Раз такое дело, я бы и сам туда пошел, – проговорил Арно. – Слава богу, я ни в чем не виновен… А ваши верные показания, мои добрые и честные друзья, – обратился он к гостям, желая перетянуть их на свою сторону, – сослужат мне хорошую службу в такой крайности. Ведь вы все помните меня и знаете, разве не так?

– Так, так, Мартен, можешь быть покоен! – зашумели гости, растроганные его словами.

Бертранда же упала в обморок.

Через восемь дней в трибунале города Риэ начался судебный процесс.

Дело было поистине трудное и необычайное для судопроизводства! Оно могло быть интересным и для нашего времени, поскольку за прошедшие триста лет ничего подобного еще не случалось.

Если бы не вмешался Габриэль де Монтгомери, то, по всей вероятности, превосходные судьи из Риэ никогда бы не выпутались из этого дела.

Габриэль прежде всего настоял, чтобы обоим подследственным не устраивали очной ставки до особого распоряжения. Допросы и показания снимали с них порознь.

Мартен-Герр и Арно дю Тиль находились в строгой изоляции.

Мартен-Герра, закутанного в широкий плащ, представили Бертранде, дядюшке Карбону Барро и всем соседям и родичам.

Все его опознали. Это был он, его осанка, его лицо. Ошибиться было невозможно. Но и Арно дю Тиля также все опознали. Все кричали, все волновались и никак не могли установить истину.

Да и как можно найти какое-то различие между такими удивительными двойниками, как Арно дю Тиль и Мартен-Герр?

– Тут сам черт себе ногу сломит! – ворчал растерявшийся Карбон Барро.

По виду различить их было просто невозможно. Оставалось единственное средство: подметить разницу в их поступках и особенно в их склонностях.

Вспоминая о своей юности, Арно и Мартен говорили об одних и тех же случаях, помнили те же самые числа, называли те же имена с поразительной точностью.

В подтверждение своих слов Арно предъявлял письма Бертранды, семейные документы, а также и свое обручальное кольцо; в ответ на это Мартен доказывал, что тот, повесив его в Нуайоне, имел возможность похитить у него и обручальное кольцо, и все бумаги.

Таким образом, судьи пребывали все в том же замешательстве, все в той же неуверенности. Показания и улики одной стороны были так же четки и убедительны, как и другой, высказывания взаимообвинителей казались совершенно искренними. Нужны были какие-то особые, необычные улики, способные разрешить с полной очевидностью такой трудный спор.

Габриэль их нашел и пустил в ход.

По его предложению председатель суда задал Арно и Мартену один и тот же вопрос:

– Где вы жили в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет?

Каждый из двух ответил совершенно одинаково:

– В Сен-Себастьяне, в Бискайе, [53] у моего кузена Санси.

Санси был тут же и подтвердил, что так оно и было.

Тогда Габриэль подошел к нему и что-то сказал ему на ухо. Санси рассмеялся и обратился к Арно на бискайском наречии. Арно побледнел и не сумел ответить.

– Как же так? – спросил Габриэль. – Вы четыре года прожили в Сен-Себастьяне и не знаете местного наречия?

– Я его позабыл, – пробормотал Арно.

Мартен-Герр, подвергнутый такому же испытанию, болтал по-бискайски добрые пятнадцать минут, к великой радости кузена Санси и к вящему убеждению суда, а также и всех присутствующих.

Таково было первое доказательство, пролившее первый луч света на истину, а за ним последовало и другое, которое оказалось тем не менее достаточно убедительным.

Сверстники Мартен-Герра по Артигу с восхищением и не без зависти вспоминали, как ловко он играл в мяч. Однако после возвращения он постоянно отказывался от игры, ссылаясь на рану в правой руке, тогда как настоящий Мартен-Герр с радостью согласился сыграть и тут же, в присутствии судей, обыграл лучших игроков. Но играл он, между прочим, закутавшись в плащ; его подручный только подносил ему мячи, которые он забивал с изумительной легкостью.