Две Дианы, стр. 79
И, несмотря ни на что, лорд Уэнтуорс не мог ни подавить, ни объяснить своего страха.
Он чувствовал его, ощущал – и не мог спать.
XVIII. Между двух пропастей
Форт Ризбанк, тот самый, который из-за своих восьми выступов именовался Восьмигранником, был сооружен перед самым входом в Кале. Массивный и угрюмый, он глыбой вздымался над скалой, такой же мрачной и громадной.
Море нередко обрушивало свои грозные валы на эту сумрачную скалу, но никогда не добиралось до крепости.
В эту ночь, на 5 января 1558 года, море было как никогда бурным и зловещим. Из глубины его доносились какие-то протяжные скорбные стоны, подобные рыданиям безутешной в своем отчаянии души.
Прошло всего несколько минут после смены часовых, как вдруг чей-то отчетливый голос, похожий на зов далекой трубы, ворвался в шум рычащего прибоя, в эти вечные стоны океана.
Заступивший на караул часовой вздрогнул, прислушался и, словно не поняв происхождения этого странного зова, прислонил свой арбалет к стене. Затем, убедившись, что рядом никого нет, он приподнял сторожевую будку, извлек оттуда свернутую в клубок веревочную лестницу и тут же прикрепил ее к железному крюку, которым увенчивалась амбразура башни. Затем он связал между собою два конца лестницы и через амбразуру бросил ее вниз. Благодаря двум свинцовым грузилам лестница благополучно скатилась к самому подножию крепости.
Едва лишь часовой закончил свою таинственную процедуру, как показался ночной дозор и, увидев, что часовой на посту, обменялся с ним паролем и спокойно прошел дальше.
Было уже четверть пятого утра…
Через два часа поистине героических усилий лодка наконец причалила к форту Ризбанк. К скале приставили деревянную лестницу, уткнув верхний ее конец в первую же попавшуюся выемку.
Один за другим в полном молчании высадившиеся смельчаки одолели лестницу и начали карабкаться вверх по скале, пользуясь каждой щелью, каждым углублением.
Цель их – достичь подножия башни. Но ночь была темная, скала скользкая, руки у них срывались, пальцы кровянились о камень; один из них оступился и, не удержавшись, рухнул в море. По счастью, последний из четырнадцати все еще находился в лодке, и, видя, что сорвавшийся в море бедняга уже плывет к лодке, он протянул ему руку.
– Это ты, Мартен-Герр? – неуверенно спросил он, не разглядев его в темноте.
– Он самый, ваша светлость!
– Как это тебя угораздило свалиться? – упрекнул его Габриэль.
– Лучше я, чем другой.
– Почему это?
– А потому, что другой мог бы и закричать.
– Пожалуй, так, – согласился Габриэль. – Но коли уж ты очутился здесь, помоги мне привязать лодку вот к этому корневищу.
– Корневище не больно-то крепко держит, ваша светлость. Вдруг его вырвет волной, и тогда лодка пропадет, да и мы заодно с ней.
– Что делать? Лучше не придумаешь, – ответил виконт.
Привязав канатом лодку, Габриэль приказал оруженосцу:
– Подымайся!
– После вас, ваша милость.
– Тебе говорят – поднимайся! Ну! – нетерпеливо топнул ногой Габриэль.
Момент был неподходящий для споров. Мартен-Герр, а следом и Габриэль доползли до лестницы и стали подниматься вверх.
Когда Габриэль уже занес ногу на последнюю ступень, огромная волна налетела на берег, вырвала корневище и унесла в открытое море лодку вместе с лестницей.
Виконт погиб бы, если бы Мартен мгновенно не наклонился над морскою пропастью и не удержал за плащ своего хозяина.
– На сей раз ты спас мне жизнь, Мартен!
– Так-то оно так, но вот лодка-то распрощалась с нами!
– Пустяки! Ведь она оплачена, – беззаботно рассмеялся Габриэль, скрывая свое беспокойство.
– Все едино, – пожал плечами Мартен-Герр. – Если там, наверху, не окажется вашего человека, или лестница не достанет до земли, или оборвется у нас под ногами, – значит, все наши надежды на возвращение укатились вместе с этой проклятой лодкой.
– Тем лучше, – молвил Габриэль, – теперь нам остается победить или погибнуть!
– Пусть так, – просто согласился Мартен.
– Идем! Отряд, наверно, уже добрался до башни – шума-то совсем не слышно. Ладно, трогаемся… Только будь осторожен, Мартен.
– Не беспокойтесь, на этот раз не сорвусь!
Они двинулись в путь и через десять минут, преодолев неисчислимые опасности и препятствия, присоединились к остальным.
Было уже без четверти пять, когда Габриэль с непередаваемой радостью обнаружил веревочную лестницу, свисавшую со скалы.
– Видите, друзья, – вполголоса сказал он, – нас наверху ждут. Возблагодарим господа, ибо обратного пути у нас нет: море поглотило нашу лодку. Итак, вперед – и бог наш защитник!
– Аминь! – добавил Лактанций.
Теперь все знали, что вернуться обратно невозможно, но никто не заколебался.
При слабом свете едва наступающего утра Габриэль пристально вглядывался в суровые, бесстрастные лица смельчаков. И все они, как один, повторили за ним:
– Вперед!..
– Помните, кто за кем идет! Первый – Ивонне, за ним – Мартен-Герр, за ними – каждый по порядку своих номеров. Замыкающий – я. Веревка, полагаю, достаточно крепка.
– Веревка железная, ваша светлость, – сказал Амброзио. – Мы уж ее опробовали, она не то что четырнадцать, а тридцать душ выдержит!
– Тогда дело за тобой, Ивонне, – сказал виконт д’Эксмес. – Ты рискуешь пропустить самое опасное в нашем путешествии. Иди – и мужайся!
– Мужества, монсеньор, мне не занимать, особенно когда бьет барабан и грохочут пушки. Но, признаться, нет у меня привычки к тихим вылазкам и скользким канатам. А вообще-то хорошо, когда идешь впереди всех.
Габриэль, не желая спорить на эту тему, резко сказал:
– Хватит болтать! Надо не говорить, а дело делать. Вперед, Ивонне! И помни: передышка – только на стопятидесятой ступеньке. Все готовы? Мушкеты – за спину, кинжалы – в зубы! Смотрите вверх, а не вниз, думайте о Всевышнем, а не о гибели! Вперед!
Ивонне поставил ногу на первую ступень. Пробило пять часов. Медленно и бесшумно четырнадцать смельчаков начали свое опасное восхождение.
Поначалу Габриэль, замыкавший шествие, почти не ощущал опасности. Но чем выше они подымались, тем сильнее и сильнее раскачивалась эта диковинная гроздь, унизанная живыми существами. Вот тогда-то он и почувствовал, что опасность стала чуть ли не осязаемой.
Страшное и величественное зрелище представляла эта картина: в темноте, под дикое завывание ветра, четырнадцать человек, похожих на призраки, в полной тишине карабкаются по отвесной стене, на вершине которой ждет их возможная, а внизу верная смерть. На стопятидесятой ступеньке Ивонне остановился.
Еще раньше было обусловлено, что на передышку уйдет столько времени, сколько потребуется дважды прочитать «Отче наш» и «Богородицу». Но и после этого Ивонне не двинулся с места.
Тогда Мартен-Герр счел за благо хлопнуть его по ноге и шепнул.
– Трогай!
– Не могу… – хрипло отозвался Ивонне.
– Не можешь? Почему, негодяй? – вздрогнул Мартен-Герр.
– Голова закружилась…
Холодный пот выступил на лбу у Мартена. На какое-то мгновение он не знал, на что решиться. Если у Ивонне действительно закружилась голова и он упадет, он невольно увлечет вниз и всех остальных. Спускаться обратно тоже не имело смысла. В таком ужасном, никак не предвиденном положении Мартен совершенно растерялся и ограничился тем, что наклонился к Ансельму, который двигался за ним, и сказал:
– У Ивонне голова закружилась.
Ансельм, как и Мартен, тоже вздрогнул и, в свою очередь, сообщил Шарфенштейну, своему соседу:
– У Ивонне голова закружилась.
Так, по цепочке, эта страшная весть дошла до Габриэля, который, услыхав ее, побледнел.
XIX. Отсутствующий Арно дю Тиль оказывает пагубное влияние на судьбу бедняги Мартен-Герра
Это был самый страшный и напряженный момент. Потрясенный Габриэль словно увидел перед собой воочию неумолимую опасность. Да не одну, а целых три. Внизу бурлящее море, казалось, требовало своей доли добычи; впереди, над головой Габриэля, двенадцать человек застыли в смертельном ужасе, не имея возможности ни отступить, ни продвинуться, преграждая ему путь к третьей, пока еще незримой опасности – к пикам и аркебузам англичан, поджидающих их, вполне возможно, наверху.