Две Дианы, стр. 116

Королева бросила на герцога признательный взгляд.

– Государь, – обратилась она к сыну, – немногими познаниями я располагаю, но они всецело принадлежат вам, и я сочту за счастье помочь вам советом. Но я только слабая женщина, а вам необходим верный защитник с мечом в руках. Эту сильную руку, эту мужскую силу вы, ваше величество, обретете среди любящих вас родственников.

Итак, услуга за услугу. Таков был безмолвный пакт, заключенный между Екатериной Медичи и герцогом де Гизом.

Юный король понял намек матери и, подбодренный взглядом Марии, робко протянул свою руку герцогу.

Этим рукопожатием он как бы вручил ему управление Францией.

Но в то же время Екатерина не хотела связывать по рукам и ногам сына, пока герцог не даст ей определенные заверения своего благорасположения. Поэтому она подошла вплотную к королю и, опередив его слова, которые бы узаконили это рукопожатие, сказала:

– Но перед тем как вы назначите министра, государь, ваша мать обращается к вам не с просьбой, а с требованием.

– Приказывайте, государыня, прошу вас.

– Сын мой, речь идет о женщине, которая причинила много зла мне и еще больше – Франции. Не нам порицать слабости покойного государя. Его уже нет, к несчастью, в этом дворце, а между тем эта женщина, имя которой я не намерена называть, все еще пребывает в нем. Ее присутствие для меня – смертельное оскорбление. Когда король был уже в беспамятстве, ей дали понять, что ей неудобно оставаться в Лувре. Она спросила: «Разве король скончался?» – «Нет, он еще дышит». – «Кроме него, никто не может мне приказывать». И она осталась…

Герцог де Гиз, почтительно перебив Екатерину, поспешил вставить свое слово:

– Простите, государыня, но я, кажется, догадался о ком идет речь.

И без дальнейших разговоров он дернул звонок. На пороге вырос слуга.

– Передайте госпоже де Пуатье, – приказал герцог де Гиз, – что король желает с ней немедленно говорить.

Слуга поклонился и вышел.

Юного короля не удивляло и не тревожило самоуправство матери и дяди. Напротив, он был просто счастлив, что избавлен от труда приказывать и действовать.

Однако герцог де Гиз посчитал необходимым придать своему поступку видимость королевского волеизъявления.

– Скажите, государь, – спросил он, – не превысил ли я свои полномочия, говоря о намерениях вашего величества относительно этой женщины?

– Нет, ничуть, – поспешил ответить Франциск, – так и продолжайте! Я заранее соглашаюсь со всем, что вы сделаете.

Екатерина с жадным нетерпением ждала дальнейших действий герцога. Но в то же время, чтобы подчеркнуть свое непременное желание, она добавила:

– Эта обеспеченная красавица может найти кров и утешение в своем роскошном замке Ане, с которым по блеску и великолепию не сравнится мой скромный дом в Шомоне-на-Луаре.

Герцог де Гиз ничего не ответил, но понял и запомнил этот намек.

Говоря по правде, он не меньше Екатерины Медичи ненавидел Диану де Пуатье. Ведь не кто иной, как госпожа де Валантинуа в угоду своему коннетаблю всячески противодействовала успехам и замыслам герцога: она – и в этом не было ни малейшего сомнения – обрекла бы его на забвение, если бы копье Габриэля не лишило жизни короля. Но вот пришел наконец день расплаты и для Франциска Лотарингского.

В этот миг слуга доложил:

– Герцогиня де Валантинуа!

Вошла Диана де Пуатье. Она была взволнована, но держалась еще более высокомерно, чем обычно.

XIV. Плоды мести Габриэля

Госпожа де Валантинуа слегка поклонилась молодому королю, небрежно кивнула Екатерине Медичи и Марии Стюарт и совсем не обратила внимания на герцога де Гиза.

– Государь, – сказала она, – вы повелели мне явиться…

Она замолчала. Независимый вид бывшей фаворитки поразил и разгневал Франциска II. Он смутился, покраснел и наконец сказал:

– Герцог де Гиз счел для себя возможным изложить вам, сударыня, наши намерения.

Диана медленно повернулась к герцогу и, увидев на его губах тонкую, издевательскую улыбку, попыталась ей противопоставить самый властный из взглядов разгневанной Юноны. [62] Но герцога не так-то легко было смутить.

– Сударыня, – низко поклонился он Диане, – королю известно, в какое глубокое горе поверг вас удар, поразивший всех нас. Он благодарит вас за сочувствие. Его величество уверен, что предвосхищает ваше заветное желание, предлагая вам сменить двор на уединение. Вы можете удалиться, когда сочтете для себя удобным.

Диана погасила пламя ярости, бушевавшее в ее испепеляющем взгляде.

– Ваше величество идет навстречу моим сокровенным мечтам. И в самом деле: что мне делать? Для меня нет ничего милее изгнания. Будьте уверены, сударь, я не стану задерживаться!

– Тем лучше, – небрежно заметил герцог, поигрывая кистями своего бархатного плаща, и добавил: – Однако, сударыня, ваш замок в Ане, подаренный вам покойным королем, – слишком светское, слишком шумное и суетливое убежище для такой, как вы, обездоленной затворницы. Вот почему королева Екатерина полагает, что ее собственный дворец в Шомоне-на-Луаре, несколько более отдаленный от Парижа, будет лучше соответствовать вашим нынешним желаниям и потребностям, и я с ней согласен. Он будет передан в ваше распоряжение, как только вы пожелаете.

Госпожа де Пуатье прекрасно поняла, что подобный вынужденный обмен есть не что иное, как настоящее насилие. Но что делать? Как воспротивиться этому? Она же лишена всякой власти! Надо было уступить, и она с мукой в сердце уступила.

– Я буду счастлива, – глухо произнесла она, – предложить королеве роскошное владение, которое действительно досталось мне от щедрот ее благородного супруга.

– Я удовлетворена, – сухо ответила Екатерина Медичи, метнув герцогу одобрительный взгляд, и, помолчав, добавила: – Отныне дворец в Шомоне-на-Луаре – ваш, и он будет приведен в порядок для встречи новой владелицы.

– Там, в тишине, – с легкой усмешкой заключил герцог, – вы сможете отдохнуть от тяжких трудов последних дней, когда вы вели вместе с господином де Монморанси такую огромную переписку…

– Я думаю, что я сослужила добрую службу покойному королю, согласуя все необходимые вопросы с великим государственным мужем и лучшим полководцем Франции.

Но, торопясь уколоть герцога де Гиза, госпожа де Пуатье упустила из виду, что сама дает оружие в руки противника: она ненароком напомнила Екатерине о другом ненавистном ей враге – о коннетабле.

– Совершенно верно, – жестко отчеканила Екатерина, – господин де Монморанси потрудился на славу добрых два царствования! Настало время, сын мой, – обратилась она к королю, – отправить его на почетный отдых, который он всецело заслужил.

– Господин де Монморанси, – с горечью заметила Диана, – так же как и я, был подготовлен к награде за свою многолетнюю службу. Сейчас он как раз у меня. Вернувшись, я сообщу ему о ваших добрых намерениях, и он поспешит принести вам свою благодарность и откланяться. Но он все-таки мужчина, он – один из могущественных вельмож королевства! И нет сомнения, что рано или поздно он еще найдет возможность проявить свою признательность не только королю, который так свято чтит заслуги прошлого, но также и новым его советникам, которые не без пользы служат делу общего блага и справедливости.

«Она еще угрожает! – подумал герцог. – Гадюка под пятой, а голову тянет. Что ж, тем лучше! Это я люблю!»

– Король всегда готов принять господина коннетабля, – побледнела от негодования королева, – его выслушают и воздадут ему должное.

– Я тотчас же направлю его сюда, – пренебрежительно ответила госпожа де Пуатье и, высокомерно поклонившись королю и обеим королевам, вышла из комнаты.

Да, она вышла с гордо поднятой головой, но была опустошена и повержена.

Если бы Габриэль ее увидел, он был бы удовлетворен своей местью.

Однако Екатерина Медичи обратила внимание на то, что при упоминании имени коннетабля герцог де Гиз замолчал и перестал отвечать на дерзкие выпады Дианы.