Белые и синие, стр. 81

Главное ее украшение составляли два портрета: на одном из них был изображен Людовик XVI, а на другом — Мария Антуанетта. Обе эти картины даже в минувшие грозные дни ни на миг не покидали своего места и не переставали пользоваться тем же почтением, которым мадемуазель Ленорман всегда окружала королевских особ, чьи головы упали на плаху.

Другой наиболее примечательной вещью гостиной был длинный, накрытый ковровой скатертью стол: на нем сверкали ожерелья, браслеты, кольца и различные с изяществом изготовленные серебряные украшения; большая часть их относилась к XVIII веку. Все эти предметы были подарками, преподнесенными гадалке людьми, что услышали от нее приятные предсказания, без сомнения сбывшиеся.

Спустя некоторое время дверь кабинета открылась и последняя посетительница, сидевшая в гостиной перед приходом наших двух дам, была приглашена к гадалке. Подруги остались вдвоем.

Прошло четверть часа; в течение этого времени они тихо переговаривались; затем дверь снова открылась и появилась мадемуазель Ленорман.

— Кто из вас, сударыни, — спросила она, — желает быть первой?

— Нельзя ли нам войти вместе? — быстро спросила г-жа де Богарне.

— Невозможно, сударыня, — отвечала гадалка. — Я взяла за правило никогда не гадать одной особе в присутствии другой.

— Можно узнать почему? — спросила г-жа Тальен с присущей ей живостью, которую мы даже назвали бы почти бестактностью.

— Дело в том, что как-то раз я принимала двух женщин, и одна из них узнала в описании некоего господина, которого я на свою беду сделала слишком похожим, собственного мужа.

— Ступай, ступай, Тереза, — сказала г-жа де Богарне, подталкивая г-жу Тальен.

— Видно, моя участь всегда жертвовать собой, — отвечала та. Улыбнувшись подруге на прощание, она промолвила:

— Что ж, пусть так! Я рискну. И она вошла в кабинет гадалки. Мадемуазель Ленорман было в ту пору от двадцати четырех до двадцати девяти лет; эта маленькая и толстая женщина с трудом скрывала, что одно ее плечо шире другого; на голове у нее был тюрбан, украшенный райской птицей.

Ее лицо обрамляли волосы, ниспадавшие длинными завитыми локонами. Она носила две надетые одна на другую юбки — короткую, ниже колена, серо-жемчужного цвета и другую, более длинную, вишневого цвета, подол которой волочился позади небольшим шлейфом.

Подле гадалки на табурете сидела ее любимая левретка по имени Аза.

Свои сеансы она проводила за обычным круглым столом, накрытым зеленой скатертью, с выдвижными ящиками, где хранились многочисленные колоды карт. Этот кабинет по длине не уступал гостиной, но был более узким. По обе стороны двери стояли два дубовых книжных шкафа со множеством книг. Напротив прорицательницы было кресло, в которое садились мужчины и женщины, приходившие к ней за советом.

Между ней и посетителем лежала железная палочка, которую называли волшебной. Один из ее концов, обращенный к гадающему, был обвит маленькой железной змейкой. Другой конец своей отделкой напоминал рукоятку хлыста или стека.

Вот что успела разглядеть г-жа де Богарне за тот короткий промежуток времени, пока дверь оставалась приоткрытой, чтобы впустить ее подругу.

Жозефина взяла книгу, присела около лампы и попыталась читать; но вскоре ее отвлек от этого занятия звук дверного звонка, вслед за тем в гостиную ввели нового посетителя.

Это был молодой человек, одетый по последней моде «невероятных». Его челка, остриженная вровень с бровями, «собачьи уши», падавшие ему на плечи, и пышный галстук, доходивший до скул, с трудом позволяли разглядеть прямой нос, решительный рот с тонкими губами и глаза, блестевшие, как черные бриллианты.

Он поклонился ей, не говоря ни слова, два-три раза повертел узловатой тростью, издал три фальшивые ноты, точно завершая или собираясь запеть мотив какой-то песенки, и уселся в стороне.

Несмотря на то что «хищного ока», как выразился бы Данте, было почти не видно, г-же де Богарне стало не по себе наедине с этим «невероятным», хотя он сидел в противоположном углу гостиной; но тут появилась г-жа Тальен.

— Ах, милая, — сказала она, направляясь прямо к подруге и не замечая скрытого в полумраке «невероятного», — ах, милая, ступайте скорее! Мадемуазель Ленорман — прелестная женщина. Отгадайте-ка, что она мне предсказала?

— Ну, дорогая подруга, — отвечала г-жа де Богарне, — конечно, что вас будут любить, что вы сохраните красоту до пятидесяти лет и всю свою жизнь будете возбуждать страсть…

Поскольку г-жа Тальен сделала движение, означавшее: «Не то!» — Жозефина продолжала:

— Кроме того, у вас будет множество лакеев, прекрасный особняк и роскошные экипажи с лошадьми белой и буланой масти.

— Все это у меня будет, дорогая, и, более того, если верить нашей сивилле, я стану княгиней.

— Примите мои самые искренние поздравления, прекрасная княгиня, — отвечала Жозефина, — но теперь я уже не знаю, о чем мне следует спрашивать: ведь я, вероятно, никогда не стану княгиней, и раз моя гордость уже страдает, оттого что я не столь красива, как вы, не хочу подавать ей новый повод для досады, которая может нас поссорить…

— Вы говорите серьезно, дорогая Жозефина?

— Нет… Однако я не желаю подвергать себя риску оказаться в более низком положении, что грозит мне во всех отношениях. Я не претендую на ваше княжество. Давайте уйдем!

Она сделала шаг к выходу, увлекая за собой г-жу Тальен, но тотчас же почувствовала легкое прикосновение чьей-то руки и услышала голос, обращенный к ней:

— Останьтесь, сударыня; быть может, когда вы меня выслушаете, вам не в чем будет завидовать вашей подруге.

Жозефине страстно захотелось узнать будущее, чтобы ни в чем не завидовать будущей княгине; она уступила и в свою очередь скрылась в кабинете мадемуазель Ленорман.

XXIX. «ВЕЛИКИЙ ОРАКУЛ»

Мадемуазель Ленорман жестом пригласила Жозефину сесть в кресло, которое только что покинула г-жа Тальен, и достала из выдвижного ящика новую колоду карт, дабы судьба одной посетительницы не повлияла на судьбу другой.

Затем она пристально посмотрела на г-жу де Богарне.

— Вы пытались меня обмануть, сударыни, — сказала она, — надев простые костюмы перед тем, как прийти ко мне за советом. Я бодрствующая сомнамбула, и я видела, как вы выезжали из особняка в центре Парижа. Видела, как вы колебались перед входом в мой дом; наконец, видела вас в передней, в то время как ваше место было в гостиной, и пошла за вами. Не пытайтесь меня обмануть, отвечайте откровенно на мои вопросы и, раз вы явились, чтобы узнать истину, говорите правду. Госпожа де Богарне поклонилась.

— Если вы хотите меня расспросить, я готова отвечать.

— Какое животное вам нравится больше всего?

— Собака.

— Какой цветок вы предпочитаете?

— Розу.

— Какой запах вам приятнее всего?

— Запах фиалки.

Гадалка положила перед г-жой де Богарне колоду, в которой было примерно в два раза больше карт, чем в обычной; этот вид гадания изобрели всего лишь несколько месяцев назад, и он назывался «великий оракул».

— Посмотрим сначала, где ваше место, — сказала гадалка.

Она перевернула колоду, сбросила ее средним пальцем и между восьмеркой червей и десяткой треф нашла карту, обозначавшую гадающую: крупным планом на ней была изображена брюнетка в белом платье с длинными вышитыми оборками и красивом бархатном верхнем платье со шлейфом.

— Судьба, как видите, избрала для вас хорошее место, сударыня; восьмерка червей в трех различных рядах имеет три значения.

Первая карта, сама восьмерка червей, обозначает сочетание небесных тел, под которым вы родились.

Вторая — орла, хватающего жабу из пруда, над которым он парит.

Третья — женщину возле могилы.

Вот что мне говорит, сударыня, первая карта. Вы рождены под влиянием Луны и Венеры. Вы только что испытали большое удовлетворение, почти равносильное триумфу.

Наконец, женщина в черном, что стоит у могилы, указывает на то, что вы вдова.