Бастард де Молеон, стр. 82

– Ну ладно, говори.

Министр склонился к уху дона Педро и прошептал:

– Прибыло посольство, которое к вам прислали французы.

– Смотрите, Мотриль, – ответил король, не расслышав, казалось, того, что сказал ему мавр, – видите, как скучно Аиссе при дворе. Мне в самом деле кажется, что вам лучше бы отослать эту молодую женщину назад в Африку, по которой она так сильно тоскует.

– Ваша светлость ошибается, – возразил Мотриль. – Аисса родилась в Гранаде и, не зная своей родины, где никогда не была, не может тосковать по ней.

– Может, она тоскует о чем-то ином? – спросил, побледнев, король.

– Я так не думаю.

– Но тогда, если нет причины для тоски, ведут себя совсем по-другому. В шестнадцать лет весело болтают, смеются, живут, а эта девушка – настоящая покойница.

– Вы же знаете, государь, что никто не может сравниться в серьезности, целомудрии и сдержанности с восточной девушкой, потому что, как я вам уже говорил, Аисса, хотя и родилась в Гранаде, по крови происходит от самого Пророка. Аисса носит на челе тяжелый венец, венец страдания, поэтому у нее и не может быть свободной улыбки и болтливой веселости испанских женщин; никогда не слышавшая ни болтовни, ни смеха, она не способна вести себя как испанки, то есть, словно эхо, откликаться на суету, что ей чужда.

Дон Педро закусил губы и влюбленно посмотрел на Аиссу.

– За один день женщина не переменится, – продолжал Мотриль, – а те из женщин, что долго сохраняют свою честь, долго хранят и свою любовь. Донья Мария сама почти навязалась вам, а поэтому и забыла о вас.

В эту минуту, когда Мотриль произносил эти слова, ветка апельсинного дерева, брошенная с верхних ярусов, опустилась на колени дона Педро с точностью пущенной в цель стрелы.

Придворных возмутила подобная дерзость; многие из них повскакали с мест, чтобы посмотреть, откуда бросили ветку.

Дон Педро взял ветку, к которой была прикреплена записка. Мотриль подался вперед, чтобы взять ее, но дон Педро остановил его взмахом руки.

– Это послано мне, а не вам.

Увидев почерк, король радостно вскрикнул, а когда прочел первые строки, лицо его просветлело.

Мотриль с тревогой следил за тем, какое действие оказывает на короля содержание записки.

Вдруг дон Педро встал.

Поднялись и придворные, готовые следовать за ним.

– Оставайтесь, – сказал дон Педро, – праздник еще не кончился, я желаю, чтобы вы остались.

Мотриль, не зная, как оценить это неожиданное событие, тоже хотел последовать за королем.

– Останьтесь! – приказал король. – Такова моя воля. Мотриль, вернувшись в ложу, вместе с придворными терялся в догадках насчет сего странного происшествия.

Он приказал повсюду искать виновника столь дерзкой выходки, но поиски оказались напрасны.

Сотни женщин держали в руках апельсинные ветки и цветы, поэтому никто не смог сказать Мотрилю, кто послал записку.

Возвратившись во дворец, Мотриль расспросил юную мавританку, но Аисса ничего не видела, ничего не заметила.

Он попытался проникнуть к дону Педро; к королю никого не допускали.

Мавр провел жуткую ночь: впервые столь важное событие ускользнуло от его бдительности; он не мог подтвердить свои опасения чем-либо конкретным, но предчувствия подсказывали, что его влиянию нанесен тяжелый удар.

Мотриль еще не ложился, когда его вызвал дон Педро; мавра провели в самые отдаленные покои дворца.

Дон Педро вышел из своей комнаты навстречу министру и, выходя, тщательно задернул портьеру.

Король выглядел бледнее обычного, но эту видимую усталость придавало ему отнюдь не горе; наоборот, на его губах блуждала довольная, умиротворенная улыбка, а его взгляд был мягче и радостнее, чем всегда.

Он сел, дружески кивнув Мотрилю, но мавру все-таки показалось, что он заметил на лице короля выражение твердости, которую тот не проявлял в отношениях с ним.

– Мотриль, – начал он, – вчера вы сказали мне о посольстве, присланном французами.

– Да, ваша милость, – ответил мавр, – но, так как вы мне не ответили, я не счел своим долгом продолжать.

– Кстати, вы не сочли нужным сообщить мне, – продолжал дон Педро, – что на ночь заперли их в башне у Нижних ворот!

Мотриль вздрогнул.

– Как вы об этом узнали, сеньор? – пробормотал он.

– Узнал, и все! Узнал нечто очень важное. Кто эти иностранцы?

– Полагаю, что французы.

– Но почему же вы их заперли, если они назвались послами?

– Именно «назвались», слово верное, – ответил Мотриль, которому хватило нескольких мгновений, чтобы вновь обрести хладнокровие.

– А вы утверждаете обратное, не так ли?

– Не совсем так, государь, ибо мне неизвестно, являются ли они…

– Если вы сомневались, то вам не следовало их арестовывать.

– Значит ли это, что ваша светлость приказывает?

– Сию же минуту доставить их ко мне. Мавр отпрянул и сказал:

– Но это невозможно…

– Черт возьми! Неужели с ними что-то случилось? – вскричал дон Педро.

– Ничего не случилось, сеньор.

– Тогда поспешите искупить вашу вину, потому что вы нарушаете обычай. Мотриль улыбнулся. Ему было хорошо известно, с каким пренебрежением, если он кого-либо ненавидел, король дон Педро относился к этому обычаю, на который теперь ссылался.

– Я не допущу, – сказал Мотриль, – чтобы мой король остался беззащитен перед угрожающей ему опасностью.

– За меня не беспокойтесь, Мотриль! – воскликнул дон Педро, топнув ногой. – Бойтесь за себя!

– Мне бояться нечего, ведь мне не в чем себя упрекнуть, – возразил мавр.

– Неужто вам не в чем себя упрекнуть, Мотриль? Поройтесь-ка хорошенько в своих воспоминаниях.

– На что вы намекаете, ваша светлость?

– Я хочу сказать, вы не очень жалуете послов, и тех, что приезжают с Запада, и тех, что прибывают с Востока.

Мотриля начала охватывать смутная тревога; постепенно этот допрос принимал угрожающий оборот, но поскольку Мотриль еще не понял, с какой стороны грянет гром, то он замолчал и выжидал.

– Мотриль, вы в первый раз арестовываете послов, которых посылают ко мне? – спросил король.

– Почему же в первый!? – ответил мавр, ставя все на карту. – Их приезжало, наверное, не меньше сотни, но ни один никогда меня не миновал.

Король в ярости вскочил.

– Если я нарушал свой долг, – оправдывался мавр, – не допуская к дворцу моего короля убийц, нанятых Энрике де Трастамаре или коннетаблем Бертраном Дюгекленом, если я из множества людей преступных принес в жертву несколько невинных, я готов оплатить своей головой вину собственного сердца.

Король спохватился и, снова сев, продолжал:

– Хорошо Мотриль, принимая во внимание ваши оправдания, которые, наверное, правдивы, я прощаю вас, и пусть подобное больше не повторится – понятно вам? – пусть любой гонец, которого посылают ко мне, встречается со мной, неважно, из Бургоса он или из Севильи. Что касается французов, то они, как мне известно, настоящие послы, а посему я желаю, чтобы с ними обращались как с послами. Поэтому пусть их немедленно освободят из башни и с почестями, положенными их званию, препроводят в самый красивый дом города; завтра я приму их на торжественной аудиенции в большом зале дворца. Ступайте!

Мотриль, опустив голову, ушел, подавленный изумлением и ужасом.

XX. Аудиенция

Аженор и его верный оруженосец по-разному сетовали на свою судьбу.

Мюзарон искусно ввернул в разговоре с хозяином, что он предсказывал все, что с ними случилось.

Аженор возразил; даже зная о том, что произойдет, он все-таки обязан был попытать счастья.

На это Мюзарон ответил, что некоторым послам приходилось болтаться в петле, и хотя их виселицы были выше обычных, но явно столь же неудобные.

Молеон не нашелся, что на это ответить.

Людям хорошо был известен скорый суд дона Педро: когда с полным пренебрежением относятся к человеческой жизни, расправа всегда коротка.

Оба узника предавались этим печальным раздумьям; Мюзарон уже внимательно осматривал кладку стены, чтобы выяснить, нельзя ли выломать хотя бы один камень, как на пороге кордегардии появился Мотриль; свиту офицеров он оставил у двери.