Анж Питу, стр. 63

– Вы хотите покинуть меня? – гневно воскликнула королева. – Кто это сказал? Кто это придумал?

Потерянно взглянув на потупившуюся графиню Жюль, королева тихонько отстранила ее от себя.

– Не я, – отвечала графиня Жюль. – Я, напротив, хочу остаться рядом с вами.

Однако тон, каким были произнесены эти слова, говорил: «Прикажите мне уехать, и я уеду».

О священная дружба, священная цепь, способная связать королеву и служанку неразрывными узами! О священная дружба, которой приносится больше жертв, чем любви и честолюбию, этим благородным болезням сердца человеческого. Королева разом разбила алтарь, возведенный ею в собственном сердце; одного-единственного взгляда ей достало, чтобы увидеть то, чего она не могла разглядеть в течение десяти лет: холодности и расчетливости; пусть оба порока были простительны, объяснимы, быть может, даже законны, но разве может измена того, кто предал свою любовь, казаться простительной, объяснимой, законной тому, кто еще любит?

Мария-Антуанетта отомстила за причиненную ей муку лишь холодным взглядом, которым смерила свою подругу с ног до головы.

– Так вот каково ваше мнение, герцогиня Диана! – сказала она, прижимая руку к груди и дрожа, как в лихорадке.

– Увы, сударыня, – отвечала та, – я слушаюсь не своих желаний, но велений судьбы.

– Разумеется, герцогиня, – отвечала Мария-Антуанетта. – А вы, графиня? – обратилась она к графине Жюль.

У той по щеке скатилась слеза – знак раскаяния, сжигающего ее душу, – но это усилие отняло у нее последние силы.

– Прекрасно, – сказала королева, – прекрасно. Мне отрадно видеть, как сильно я любима. Благодарю вас, графиня; конечно, здесь вам грозят опасности; конечно, ярость черни не знает предела; конечно, вы обе правы, а я – сумасбродка. Вы хотите остаться, вы жертвуете собой – я этой жертвы не принимаю.

Графиня Жюль подняла на королеву свои прекрасные глаза. Но вместо того чтобы прочесть в них изъявление дружеской преданности, королева прочла в них смятение перепуганной женщины.

– Итак, вы, герцогиня, решились уехать? – спросила королева, подчеркнув голосом слово «вы».

– Да, ваше величество.

– Вы, разумеется, направитесь в какое-нибудь из ваших дальних поместий.., самых дальних?..

– Сударыня, для того, кто решился уехать, решился покинуть вас, пятьдесят миль такое же огромное расстояние, как и сто пятьдесят.

– Так, значит, вы едете за границу?

– Увы! Да, сударыня.

Сердце королевы разрывалось от боли, но она не выдала своей муки ни единым вздохом.

– Куда же вы направитесь?

– На берега Рейна, сударыня.

– Прекрасно. Вы говорите по-немецки, графиня, – произнесла королева с неизъяснимой печалью, – уроки вы брали у меня. Что ж, дружба королевы принесла вам хоть какую-нибудь пользу: я рада. Я не хочу разлучать вас с вашими родными, дорогая графиня. Вы хотите остаться, и я ценю это желание. Но я боюсь за вас и хочу, чтобы вы уехали; больше того, я этого требую.

Тут королева замолчала; волнение сдавило ей горло, и как ни мужественно она держалась, ей, возможно, недостало бы сил сохранить видимость спокойствия, если бы до ее слуха не донесся голос короля, не принимавшего никакого участия в только что описанной сцене.

Его величество как раз приступил к десерту.

– Сударыня, – обратился король к своей супруге, – вас кто-то спрашивает.

– И все же, ваше величество, – воскликнула королева, отбросив прочь все остальные тревоги и помышляя лишь о спасении короны, – вам следует отдать приказы. Взгляните, в моем кабинете ждут вашего слова именно те трое, кто вам нужен: господин де Ламбеск, господин де Безанваль и господин де Брой. Приказывайте, ваше величество, приказывайте!

Король поднял на нее отяжелевший, нерешительный взгляд.

– Как вы обо всем этом думаете, господин де Брой? – спросил он.

– Ваше величество, – отвечал старый маршал, – если вы удалите войска из Парижа, люди скажут, что парижане разбили вас. Но если вы их там оставите, им придется разбить парижан.

– Прекрасно сказано! – вскричала королева, пожав маршалу руку.

Со своей стороны принц де Ламбеск только покачал головой.

– И что же вы мне предлагаете? – спросил король.

– Скомандовать: вперед! – отвечал старый маршал.

– Да… Вперед! – повторила королева.

– Ну что ж, раз вам так этого хочется: вперед!

В эту минуту королеве принесли записку, гласившую:

«Именем Неба! Сударыня, не принимайте поспешных решений! Я жду свидания с вашим величеством». «Это его почерк!» – прошептала королева. Обернувшись к камеристке, доставившей записку, она спросила: «Господин де Шарни ждет меня?»

– Он прискакал весь в пыли и, кажется, даже в крови.

– Минуточку, господа, – сказала королева г-ну де Безанвалю и г-ну де Брою, – подождите меня здесь, я скоро вернусь.

И она торопливо вышла из комнаты.

Король даже не повернул головы.

Глава 27.

ОЛИВЬЕ ДЕ ШАРНИ

Войдя в свой будуар, королева застала там автора записки, которую только что получила.

То был мужчина лет тридцати пяти, высокий, с лицом мужественным и решительным; серо-голубые глаза, живые и зоркие, как у орла, прямой нос, волевой подбородок сообщали его лицу воинственность, оттеняемую изяществом, с каким он носил мундир лейтенанта личной охраны короля.

Батистовые манжеты его были смяты и порваны, а руки слегка дрожали. Погнутая шпага плохо входила в ножны.

В ожидании королевы ее гость быстро мерял шагами будуар, что-то лихорадочно обдумывая.

Мария-Антуанетта направилась прямо к нему.

– Господин де Шарни! – воскликнула она. – Господин де Шарни, вас ли я вижу?

Тот, к кому она обращалась, низко поклонился, как требовал этикет; королева знаком приказала камеристке удалиться.

Лишь только за ней закрылась дверь, королева, с силой схватив г-на де Шарни за руку, спросила:

– Граф, зачем вы здесь?

– Я полагал, государыня, что быть здесь – мой долг, – отвечал граф.

– О нет, ваш долг – бежать из Версаля, поступать так, как полагается, повиноваться мне, одним словом, брать пример со всех моих друзей, тревожащихся за мою судьбу; ваш долг – ничем не жертвовать ради меня, ваш долг – расстаться со мной.

– Расстаться с вами? – переспросил он.

– Да, бежать подальше от меня.

– Бежать вас? Кто же бежит вас, государыня?

– Умные люди.

– Мне кажется, что я человек неглупый, государыня, – именно потому я и прибыл в Версаль.

– Откуда?

– Из Парижа.

– Из мятежного Парижа?

– Из Парижа кипящего, хмельного, окровавленного. Королева закрыла лицо руками.

– О, значит и от вас я не услышу ничего утешительного! – простонала она.

– Государыня, в нынешних обстоятельствах вам следует требовать от всех вестников только одного – правды.

– А вы скажете мне правду?

– Как всегда, государыня.

– У вас, сударь, честная душа и отважное сердце.

– Я всего-навсего ваш верный слуга, государыня.

– Тогда пощадите меня, друг мой, не говорите ни слова. Сердце мое разбито; сегодня эту правду, которую всегда говорили мне вы, я слышу от всех моих друзей, и это меня удручает. О граф! Невозможно было скрыть от меня эту правду; ею полно все: багровое небо, грозные слухи, бледные и серьезные лица придворных. Нет, нет, граф, прошу вас впервые в жизни: не говорите мне правду.

Теперь граф в свой черед вгляделся в лицо королевы.

– Вам странно это слышать, – сказала она, – вы почитали меня более храброй, не так ли? О, вам предстоит узнать еще много нового.

Господин де Шарни жестом выразил свое удивление.

– Очень скоро вы сами все увидите, – сказала королева с нервным смешком.

– Вашему величеству нездоровится? – спросил граф.

– Нет, нет! Сядьте подле меня, сударь, и ни слова больше об этой отвратительной политике. Помогите мне забыть о ней…

Граф с печальной улыбкой повиновался. Мария-Антуанетта положила руку ему на лоб.