Аметистовая корона, стр. 18

Констанция благодарила всемогущего Бога — ее духовник действительно знал жонглера. Имя Питера Абеларда также было ей знакомо. Она слышала о нем, еще, будучи совсем юной девушкой, когда жила в монастыре. «Интересно, — подумала она, — что скажет ее сестра Бертрада, когда узнает, что жонглер был учеником знаменитого философа?»

Руки Констанции дрожали — сказалось напряжение последних суток.

В заключение истории о жонглере отец Бертран сказал:

— Когда Сенрен оставил Париж, то это был уже совсем другой человек. Он перестал верить в Бога… Даже проклял его, после всего, что случилось с Питером Абелардом. Что же еще добавить? Сенрен был истинным поклонником Абеларда. Он готов был сгореть за него. Они были люди, так сказать, из одного теста — без слов понимающие мысли друг друга. Мы приходили в бешенство оттого, что Сенрен, который был младше нас, так хорошо понимал учителя. Мы и предположить не могли, что с ним могут произойти такие перемены.

— Вы не защищаете его? — спросил один из рыцарей отца Бертрана.

Святой отец удивленно посмотрел на него.

— Как можно проклинать Бога? Как можно так ненавидеть? Это непростительно даже для сумасшедшего. Но Бог прощает своим детям даже такие грехи, и я не сомневаюсь, что ангел все равно будет защищать душу Сенрена, где бы эта душа ни витала.

И присутствующие стали обсуждать, как можно искупить свои грехи… Потом их разговор опять вернулся к Питеру Абеларду, к его методу изучения философии.

— Вы знаете теорию Питера? — спросил отец Бертран. — Это довольно интересная теория. Его концепцию обсуждали не только в Нотр-Даме, но и в других монастырях. Она вызвала много споров, кто-то поддерживал ее, кто-то был ярым противником. Теория Абсларда многих поставила в тупик. Обучая своих студентов, он основывался не на фактах, не на различных понятиях, а на определенном восприятии вещей.

— Это интересно, — заинтересовался его молодой коллега.

— Интересно?! Это просто великолепно! Абелард создал новую школу, свою школу. Он излагал проблему, а студенты обсуждали ее и посредством вопросов и ответов приходили к определенному мнению. Это было их собственное мнение, и они могли аргументировать его. Студенты любили его занятия, на них никогда не было скучно, и даже его лекции заставляли думать. Они не были занудными, он часто обращался к слушателям…

Констанция немного расслабилась, поняв, что разговор перешел исключительно на научную тему. Они говорили о философии и совсем не вспоминали о жонглере. Но графиня была настороже, на тот случай, если они вдруг вернутся к старому разговору. Вступить в их научный разговор она не могла — было неприличным женщине вмешиваться в разговор о церковных делах. Она знала, что отец Бертран в таком случае просто перестанет рассказывать.

Голова леди Морлакс раскалывалась, а путь еще предстоял неблизкий. Прежде чем они достигнут имения, пройдет еще несколько дней. Но, по крайней мере, им больше не придется останавливаться на ночлег на краю дороги или в лесу. Констанция уже сказала Эверарду, что отныне они будут ночевать только в гостиных дворах и имениях.

Графиня говорила себе, что пора прекратить это глупое преследование, что она устала. Но, Господи, как она хотела быть своей в этой мужской компании!

Одна из ее девушек, Ума, подъехала к графине.

— Миледи! — Ума немного запыхалась. — Вы должны дать себе небольшой отдых, нельзя столько времени находиться в седле.

Констанция потерла глаза кончиком пальцев и вытерла предательскую слезу — уже давно никто не проявлял такую заботу о ней. Повернув свою лошадь, она поехала по направлению к карете, в которой ехали ее дочери с няньками.

А в это время несколько человек стояли в тени деревьев Кидскровского леса. Они были на лошадях и стояли полукругом. Всадники живо обсуждали волнующий всех их вопрос.

— Это значит, что они потеряли его? — сказал первый. — Говорили, что они будут искать до тех пор, пока не найдут… Что же в таком случае делать нам? Они ведь заплатили…

Другой всадник выглядел несколько взволнованным, перья на его шлеме обвисли. Он продолжал начищать свою саблю, которая и так уже сверкала на солнце.

— Они сказали, что потеряли его в бурю, когда он сбежал из своей колымаги, — вступил в разговор еще один всадник. — Но надеются все же поймать его…

— Если уж они упустили его и он сбежал, то вряд ли кто сумеет найти его и задержать. Он слишком умен для того, чтобы снова попасться.

Рыцарь, увенчанный шлемом с белыми перьями, продолжал молча слушать болтовню всадников. Он выглядел необыкновенно красивым в своей белой тунике, со сверкающей, переливающейся в лучах солнца саблей.

— Шпионы… — презрительно сказал он, и в гортанном нормандском говоре послышался французский акцент.

Он вынул из-за пазухи сумку и какое-то время осматривал собравшихся взглядом синих глаз, а потом бросил сумку к их ногам.

— Найдите его! — сказал он.

Один из всадников поднял сумку и достал кошелек. Он открыл его, и золотые монеты посыпались на ладонь.

— Достаточно ли этого?

— Да, вполне. Больше, чем достаточно. Рыцарь наблюдал, как всадники развернулись и двинулись в путь. Один из них повесил сумку с золотыми на бедро.

— Хорошо, — вздохнул он, — с чего же мы начнем?

ГЛАВА 9

Было холодно в сыром, непротопленном зале. В нем долгое время не топили совсем и теперь, когда приехала хозяйка, огонь разгорался с трудом. Постепенно становилось теплее. Констанция еще стояла в своей влажной накидке из овчины. Накидка тоже согревалась в тепле, и от нее шел тяжелый сырой запах.

Из-за тусклого освещения зал был погружен в полумрак. Бараний жир плавился в плошках, но света давал мало, только коптил и отвратительно пах.

Нескончаемый поток людей шел приветствовать Констанцию, возвратившуюся после столь продолжительного отсутствия. Наибольшее количество присутствующих говорило на местном диалекте Восточной Англии.

Констанция закончила принимать приветствия и выпила бокал вина. Это подкрепило ее силы. Графиня хотела переодеться с дороги. Обычно в своем поместье она носила шерстяную тунику и частенько накидку из кожи с подкладкой из теплого меха кролика. Такая же повязка из шерсти покрывала ее волосы. По одежде тех, кто только пришел, можно было понять, что еще идет снег. В комнате радом кто-то надсадно кашлял, этот частый сухой кашель напомнил ей, что переодеться нужно как можно скорее, чтобы не простудиться.

Окружающие слушали, что же скажет Констанция на просьбу о браке между дочерью кузнеца из ее деревни и молодым охотником из графства Рептона. Охотник нервно говорил, что англичане не могут распространить здесь крепостное право.

Констанция, выслушав его, потерла замерзшие руки. Уэланд, отрываясь от письма, отогревал руки между коленями, иначе он не смог бы писать вообще.

Вообще-то не существовало специального термина, чтобы назвать то явление, которое в Нормандии называли крепостным правом. В стране, в которой располагалось имение Баскборн, это явление было несколько другим, оно опиралось на иные законы. И охотник, имея это в виду, правильно говорил, что по их законам нельзя считать человека полностью крепостным. Хотя, с другой стороны, его нельзя считать и полностью свободным, в то время как в других графствах были законы, по которым можно было считать его совершенно независимым.

Крепостное право в Нормандии отличалось от крепостного права в Англии, но, тем не менее, это было рабство и крепостной мог обзавестись семьей только с благословения хозяина.

Констанция внимательно посмотрела на дочь кузнеца и нашла, что девушка очень хороша. На ней была длинная накидка, похожая на накидку Констанции. Затем взглянула на молодого охотника, нормандского крепостного. Это был высокий и широкоплечий человек. Интересно, где же они могли встретиться?

Судебный пристав между тем говорил, что шериф Рептон не дает его крепостному разрешения на свадьбу. Судебный пристав пригласил священника из деревни шерифа, чтобы засвидетельствовать, что охотник является членом семьи, которая полностью принадлежит шерифу.