Позывной – «Кобра» (Записки разведчика специального назначения), стр. 10

Пришлось мне самому вооружиться фотокамерой. Не расставался с портфелем, в котором темный пиджак, пара белых рубашек с галстуком и белая простыня. Как завижу «объект» комсомольского возраста, сразу к стенке:

— Как фамилия?

Щелк, щелк! Затем проявка пленки, контактная печать. Актив колхозного ВЛКСМ на фотокарточках надписывает фамилии. Таким образом, где-то в течение двух месяцев я отснял всю молодежь и обменял их документы. Осталось примерно 30 человек, выбывших в неизвестном направлении, но числившихся у меня. В других комсомольских организациях района были аналогичные хвосты. Так что разыскать и сфотографировать их представлялось безнадежным делом. Тогда я прошелся по домам беглецов, порылся в их семейных альбомах и отобрал фотокарточки, где они запечатлены без головного убора. Аккуратно вырезал их головы, наложил на лист белой бумаги и, используя насадочные кольца, сфотографировал. Получились как живые! Через несколько дней принес в райком недостающие фотографии. Заведующий сектором учета Люба Щичко не поверила такой оперативности, заподозрив подтасовку. Поспорили на литр коньяка. Как член Бюро, она лично приехала в колхоз вручать билеты. Разумеется, в обусловленный день в клубе никто не собрался. Поехали по домам. Вызываем родителей:

— Где Ваш сын (дочь)?

— В городе на учебе (в командировке, на отгонных пастбищах и т. д.)

Люба выкладывает перед ними стопку комсомольских билетов:

— Найдите документы вашего сына (дочери).

Родители безошибочно отбирают комсомольский билет и удивляются:

— Где вы его сфотографировали? Он уже два года дома не появлялся!

Щичко была поражена. Пришлось сознаться и самому поставить литр коньяка.

Информационный голод

В колхозе я испытывал острый информационный голод. Поэтому каждую субботу в 6 часов утра на проходящем автобусе уезжал в райцентр. В 10 часов садился в читальном зале городской библиотеки и перечитывал всю периодику, вплоть до журнала мод. В 16 часов с гудящей головой, успевал на последний автобус и поздно ночью возвращался домой. Жена меня понимала. Кроме того часто по ночам ловил «вражьи голоса» по радиоприемнику. По утрам в приемной председателя колхоза среди ожидающих бригадиров и главных специалистов проводил импровизированную политинформацию. Признаюсь, что не всегда они были «просоветскими». Вообще следует отметить, что чабаны, круглосуточно слушая короткие волны своих допотопных «Спидол» и «ВЭФ-ов», гораздо лучше городских жителей информированы о событиях в мире. Уже работая в органах внешней разведки и приезжая в родное село в отпуск, в беседах с земляками на политическую тему, я иногда попадал в затруднительное положение.

Парашютные сборы 1976 года

Надюша преподавала в каракольской средней школе немецкий язык и получала 250 рублей. Я приносил домой лишь по 40–50 рублей. Она не роптала, но мне было стыдно и просвета впереди не было. Захотелось в армию. На офицерских сборах, устраиваемых военкоматом предлагали различные варианты: начфином в Алма-Ату, завклубом на БАМ. Но мне хотелось в десантные войска. Мне объяснили, что разнарядок в ВДВ нет, но если сумею договориться непосредственно с командиром какой-нибудь десантной части, и он пришлет запрос, меня отправят туда. Решил съездить на парашютные сборы и довести количество прыжков до ста. Заодно в аэроклубе навести справки, поскольку у инструкторов имеются неформальные связи во всех десантных частях.

Вскоре пришел вызов из аэроклуба, подписанный самим Председателем республиканского ДОСААФ Героем Советского Союза генерал-лейтенантом Усенбековым. Первый секретарь райкома комсомола на сборы не отпустил. Пришлось «заболеть». Оформив бюллетень, потихоньку сбежал в Кара Балту. Начал прыгать с Д-1-5у. Потом прыжок с расчековкой ранца на Т-4-4мп. Все нормально. И вот настала пора идти на ручное раскрытие на 10 секунд. Взял с собой фотоаппарат. В воздухе попросил одного из ребят щелкнуть в момент отделения от самолета. Фотограф немного замешкался, а я, вытягивая шею, чтобы выглядеть красивее, сорвался в плоский штопор. Центр вращения находился в районе затылка. Поглощенный попыткой выйти из штопора, я потерял счет времени, и вместо 10 секунд пропадал 18. Почему это произошло? Дело в том, что опасаясь преждевременного раскрытия парашюта, я стравил высотомер КАП-3 основного купола до 550 метров (положено 750 метров), а запасного до 350 метров (положено 550). Внезапно сверкнула вспышка, страшный удар! (В момент раскрытия запасного парашюта динамическая перегрузка достигает 20 G). Немного оклемавшись, посмотрел вверх — над головой белая запаска. Пощупал спину — ранец пуст. Глянул вниз — подо мной болтается основной, не успевший раскрыться Т-4-4мп. До земли рукой достать, на ней машет пропеллером ЯК-18, другой самолет заходит на посадку прямо на меня. Шарахнулись они в разные стороны. Стремительно набегает поверхность. Сгруппировался. Удар! Звон пошел, наверное, по всей планете.

Примчался Газ-66. Подобрали со взлетно-посадочной полосы. Начался разбор. Оказалось, я нарушил инструкции по семи пунктам. Досталось и инструкторам. Начальник аэроклуба, глотая валидол, вымолвил:

— Живи, парень, и нам не мешай.

Ребята переживали не меньше меня. Инструктор похлопал по плечу:

— Твое счастье, что вращался вокруг затылка. Был случай, когда одна спортсменка штопорила вокруг колен. От перегрузки у нее полопались кровеносные сосуды глаз.

Тоска! Видимо, никогда больше не придется прыгать с парашютом. Прощай мечты, прощай любовь! На память о лучших днях жизни осталась лишь фотография. Впрочем, я опять ошибся: довелось — таки попрыгать в «Вымпеле».

Схватка с парторгом

Побитый, вернулся в родной колхоз. Опять потянулись серые будни. 7 марта 1976 года председатель колхоза в присутствии парторга попросил организовать три сотни подарков для поощрения тружениц. Договорившись с завмагом сельпо «под честное слово», я набрал на 300 рублей дешевых духов, мыло, салфетки и прочую мелочь. Упаковали в пластик. Задание было выполнено. Поскольку в колхозной кассе наличных денег не было, председатель обещал рассчитаться с магазином в течение недели. И тут начались неприятности. Председатель на пару месяцев слег в больницу. Вскоре его вовсе сняли. Потом сменился главный бухгалтер. Новый председатель и главбух платить по старым счетам отказались. Единственный свидетель долгов парторг не захотел брать ответственность на себя. Бедный завмаг сперва умолял, потом начал хватать меня за грудки. Я оказался в дурацком положении. Триста рублей в ту пору были огромные деньги. Доведенный до отчаяния, в присутствии всего колхозного актива я пообещал парторгу свернуть шею, что не прибавило теплоты во взаимоотношениях. Однако немного поостыв, поехал в Талас и записался на прием к первому секретарю райкома партии. Он выслушал, не проронив ни слова. Но инцидент был разрешен.

Вскоре в наше хозяйство нагрянула очередная высокая комиссия из столицы. Теперь они копали под председателя Бечелова. Представитель ЦК КП Киргизии потребовал у меня письменный отчет о комсомольских делах: почему молодежь пьянствует и дебоширит, несколько месяцев не платятся комсомольские взносы и т. д.

Я написал, что полгода колхозники не получают зарплаты. Члены КПСС умудряются своевременно уплачивают партийные взносы потому, что им оформляют аванс, в то время как нам, комсомольцам, это запрещено. Что мы организовали неплохой вокально-инструментальный ансамбль на средства, собранные молодежью. Однако авансовую ведомость на закупку двух электрогитар, подписанную еще полгода назад прежним председателем, не пропускает парторг. Упомянул и о распроклятых подарках. Отметил и определенные успехи: начав последними, мы первыми в районе завершили обмен комсомольских документов, действуют комсомольско-молодежные бригады.

По завершении ревизии на бюро райкома партии комиссия зачитала и мой отчет.